Автор: Ёкай
Бета: **Анна Каренина**
Фендом: Наруто
Персонажи: Саске, Хиаши, Неджи, Хината
Пейринги: Саске|Хината, Неджи|Хината
Рейтинг: PG-13
Жанр: angst, drama, hurt|comfort
Статус: закончен
Дисклаймер: Отказываюсь от прав на оригинальных персонажей и сюжет
Размещение: Только с моего согласия
Предупреждение: Вынужденные расхождения с мангой, додумывания
От автора: Написано по заказу bemoan
продолжение в комментариях
читать дальше
Шел дождь. Вспухшие от влаги облака бугрились полусферами и походили на серые камни, которыми закидали небо. Вода почти отвесно лилась толстыми хлесткими струями, превращая землю в жидкое, непроходимое черное месиво. Круглые кроны разновысотных буков, росших по обе стороны широкой истекающей грязью дороги, раскачивались на ветру, издавая многоголосый гул.
Впрочем, был один человек, не обращавший внимания на окружающий хаос. Его спокойных, сосредоточенных движений не нарушал обрушивавшийся ливень, не пятил тугой, ледяной поток воздуха. Могло показаться, что стихия избегала дотрагиваться до этого человека, отступая в сантиметре от тела, точно натыкаясь на невидимую преграду. Но это было не так: при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что его черные волосы метались, точно вороньи крылья, а одежда пропиталась влагой и тесно льнула к коже, холодя. Однако озноб, вызванный погодой, был только приятен Учихе, так как унимал внутренний жар и заглушал с некоторых пор несмолкаемый металлический перезвон в ушах.
Взгляд Саске был бесцельно устремлен вперед, где грифельно-серой громадиной, обнесенной бледно-бордовой стеной, отбрасывая тени на низкие облака, топорщились остроугольные крыши и отрывистые грубые барельефы скал скрытой Деревни Листа.
Саске не мог точно сказать, когда в последний раз входил в главные ворота Конохи. Порой, накладывая повязку на глаза, чтобы остановить кровотечение и погружаясь во тьму, еще более черную, чем в мире Бога Луны, шиноби с обманчивой отчетливостью казалось, что он и не жил там никогда. Что отсчет его жизни начался во всегда затемненной комнате, со стенами, покрытыми кисловатыми на вкус каплями и ворохами ткани по углам, все как одна - с двумя неровно запекшимися багровыми корочками. Что черноволосый мальчик с жестокой мечтой, пестрые дома и солнце над головой – одна из цветных иллюзий, а настоящий – только он, мужчина, для которого реальность раскрашена в два цвета, а время идет по тонкой спирали вечного «сегодня», неизменно возвращаясь к одноликому, стершемуся от множества раз повторения утру.
Тем не менее, нельзя сказать, что в своем добровольном отшельничестве Саске был один. Даже с закрытыми глазами он всегда улавливал нематериальное присутствие Мадары – единственного существа, в котором Учиха нуждался. Нужда эта брала корни не из опасения оказаться без союзника – они таковыми не являлись – а страха лишиться присутствия шиноби, превосходящего его по возможностям, и захлебываться ощущением собственного могущества, которому так и не нашлось применения. К тому Саске с Мадарой находились в схожей ситуации – они ненавидели весь мир, а мир, в свою очередь, ненавидел их - и это сплачивало гораздо надежнее любой клятвы верности.
Однако было одно, с чем Саске не мог ничего поделать, даже со всеми своими способностями, превосходящими границы возможного для обычного шиноби. Со смертью. Впрочем, он боялся не ухода как такового, а незавершенности давно запланированных целей, единственной серьезной преградой на пути к которым могла стать крайняя изношенность тела, физически не приспособленного без генетических мутаций быть долговечным вместилищем такого огромного количества сил. Но Саске, всегда с отвращением и презрением относившийся к исследованиям Орочимару феномена вечной жизни, не собирался следовать стезей бывшего учителя. Потому намеревался в ближайшее время завершить поставленные еще в той далекой двухцветной ночи задачи.
Туман стелился рыхлыми пластами, делая все окружающее бесформенно-расплывчатым, и фигура Саске, скрытая темным плащом, казалась большой колышущейся тенью. Низко надвинув на голову капюшон и придерживая его рукой, Учиха ступил на мощеную площадь Конохи, миновав огромные ворота с символикой Листа. Здания тонули в густой сизой дымке, вода ритмично барабанила по крышам, с глухим шумом заливая водосток и выплескиваясь на улочки. Селение, попавшее в эпицентр буйства погоды, казалось вымершим. Дома безучастно глядели потухшими окнами, лавки и магазины не громыхали без конца распахиваемыми дверьми с оповестительными колокольчиками, а пребывали в безмолвии. Казалось, Коноха, точно зверь, замерла в ожидании, лишь где-то в отдалении то раздавался, то замолкал отрывистый беспокойный собачий лай.
«Псы Инудзуки»,- вскользь подумал Учиха и скривил губы. Он всегда считал нелепым их зависимость в бою от псов, ведь если животное издыхало, хозяин автоматически становился легкой добычей – все их клановые атаки основывались на объединении с питомцами и во многом зависели от способностей последних. Саске пришло в голову, что если бы он сражался с Кибой, то в первую очередь убил бы его пса Акамару; Абураме же в этом плане куда более опасные противники.
Впрочем, сейчас Саске мало интересовали и те, и другие, так как причиной его возвращения в Коноху была иная семья, многими почитаемая как сильнейшая в селении Скрытого Листа.
Белоглазые Хьюги – единственные, кто во все времена могли сравниться с Учихами по могуществу и знатности. Впрочем, номинально род Учих давно прекратил существование, с тех самых пор, как Саске был объявлен вне закона. В скрытом противостоянии семей безоговорочно верные традициям Хьюги одержали верх, что самого Саске, однако, совершенно не задевало. Наоборот, он испытывал уважение к их системе, в корне исключающей возможность кровавых событий, ставших причиной падения Учих.
Поместье Хьюг, расположенное в отдалении от обычно шумного центра, было отгорожено высокой гладкой дубовой стеной шириной в два пальца, с каменным основанием, над которой высились макушки крон густого орешника, и которая отбрасывала продолговатую ровную тень. У широких арочных ворот всегда находились постовые с неизменно отрешенным выражением лиц, облаченные в одинаковые формы. Впрочем, в особой охране не было нужды – многие жители Конохи единодушно сходились в том, что от этого дома стоило держаться подальше, и, проходя мимо, невольно отводили глаза. И причина крылась не в угрожающем фасаде – Хьюги были консервативны и не позволяли в декоре вычурных мотивов – а в том, что было в здание нечто зловещее, пугающее, не поддающееся осмыслению. Подобно древней пуще – вроде бы слышно пение птиц и приятный шелест листвы, но пасмурную, беспроглядную черноту между стволов не просеивали даже лучи яркого полуденного солнца. Сам воздух около поместья казался другим: давящий, леденящий, словно бы отравленный мрачной историей клана.
Когда Саске, перешагивая через струящиеся потоки дождевой воды, подошел к накрытому тенью от грузных антрацитовых туч поместью Хьюг, то обнаружил, что грунт у основания каменных плит вдоль кладки стены размыло. Увиденное навело его на мысль, что дождь в Конохе не прекращался уже в течение нескольких дней, и это объясняло подозрительное отсутствие стражи у главных ворот.
Саске слегка напрягся и внимательно осмотрелся кругом – несмотря на то, что проникнуть даже в столь хорошо охраняемое здание ему не представлялось труда, он никогда не пренебрегал осторожностью, твердо убежденный, что излишняя самонадеянность могла погубить и сильнейшего.
Беззвучно, в один прыжок преодолев скользкую стену, шиноби притаился возле кряжистого мощного ореха с продольными трещинами на коре и кренящейся в разные стороны низкой кроной. Жилые помещения представляли собой прямоугольно вытянутые дома, соединенные коридорами с квадратными столбами, подпиравшими плоскую, крытую темно-зеленой черепицей крышу. Из самого просторного помещения сквозь сёдзи лился свет, разлиновывая на золотые квадраты зернистую от влаги почву.
Сильнее надвинув на лицо капюшон, Учиха шагнул в коридор, припоминая рассказ отца, однажды посетившего дом главной ветви. Саске не мог сказать наверняка, но, кажется, Фугаку упоминал, что кабинет Хьюга Хиаши находился в правом крыле.
Саске сделал шаг и замер. На его лице проступила ухмылка – что ж, по крайней мере, не придется больше идти наугад; провожатый нашелся быстрее, чем он рассчитывал.
-Господин Хиаши, невежливо утаивать свое присутствие от гостя, - негромко заметил Саске, оборачиваясь.
Отбрасываемая противоположной стеной тень пришла в движение и обнаружила под своим покровом высокого мужчину в серо-оливковом кимоно и накидке из плотной ткани.
Саске отвесил главе клана насмешливый поклон и скинул с головы капюшон: - Не спится?
Хиаши смерил улыбающегося юношу ледяным взглядом и, скрестив руки на груди, процедил:
-Глупец. Неужели ты рассчитывал забраться на территорию клана Хьюга и остаться незамеченным?
Учиха пожал плечами: - Нет, разумеется. По правде говоря, Вы даже превзошли мои ожидания. Не ожидал, что меня обнаружат так быстро, - небрежно признался он.
-Учиха Саске…признанный одним из опаснейших нукенинов, предатель и убийца...И тем не менее сегодня ты поплатишься за свою самонадеянность, - Хиаши отвел одну руку назад, выставил вперед другую, одновременно слегка согнув колени. Вокруг его глаз с неприятным звуком вспухли вены.
Шиноби убрал с губ улыбку и понизил голос: - Брось, я тебе не по зубам. Ты знаешь это.
-Все так, но с целым кланом даже тебе не совладать,- бесстрастно возразил Хиаши.
-Хм, - у Саске было иное мнение на этот счет, но все это уводило его от причины прибытия в деревню. – Возможно…но я пришел не для того, чтобы вступать с Вами в сражение.
-Какое у беглого преступника может быть дело ко мне? С какой стати мне вообще тебя слушать?
-Я…хотел бы пояснить это в более приватной обстановке,- уклончиво сказал Саске. Казалось, глаза его еще больше потемнели, наполнились каким-то мрачным торжеством.
Хиаши ответил не сразу: - Тебе ведь известно, что по закону я обязан сообщить о твоем местонахождении Хокаге.
-Да,- кивнул Учиха. – Равно как и то, что Пятая может предъявить обвинение в предательстве деревни за один лишь разговор с дезертиром.
Хиаши, поколебавшись, наконец выпрямился и презрительно поджал губы: - Даже Гондайме не имеет права вмешиваться во внутренние дела семьи Хьюга. Ей, как и прочим до нее занимавшим этот пост, прекрасно известно, что во все времена интересы семьи мы ставили выше потребностей Конохи.
-Что весьма разумно,- сухо заключил Саске, вспоминая жертву брата. – Значит, Вы все же решили выслушать мое требование?
-Выслушаю, но не требование,- категорично отрезал Хьюга. Сцепив руки спереди, он прошел мимо Саске, шелестя кимоно, почти черным в сгустившейся темноте неосвещенного коридора, в котором при наступлении ночи гасились все навесные фонари. Учиха последовал за ним, не забывая однако прислушиваться к стоящей в доме тишине, где источником звуков был лишь шепоток дождя, без труда проникавший сквозь легкие стены.
Они преодолели несколько поворотов, почти не различимых в скоплениях теней, когда Хиаши остановился напротив неприметной перегородки, и, одним быстрым движением отведя ее в сторону, вошел, не оборачиваясь на Саске. Учиха зашел следом, аккуратно, но плотно задвинул сёдзе и замер возле алькова с картиной на неопределенную тематику.
-Я слушаю тебя,- сказал Хиаши, устроившись на плоской подушке за низким лакированным столом и соединив указательные пальцы. Окрашенный серыми отсветами луны прохладный воздух проникал через круглое решетчатое окно и косой линией упирался в пол из кипариса.
-С тех пор, как я…лишился семьи, - с усилием начал Саске,- в жизни у меня было лишь две мечты: отомстить за клан и вернуть ему былое могущество. Одну я осуществил, хоть и не в таком масштабе, как рассчитывал. Но, как бы то ни было, виновный понес наказание.
-Полагаю, теперь тебе не дает покоя вторая цель. И какая же роль отведена мне в этой…затее? – неторопливо поинтересовался Хьюга. Голос его поражал спокойствием, несмотря на сильное подозрение Саске, что глава уже сделал определенные выводы из короткого рассказа шиноби. Тем не менее, отчего-то Учиха не спешил переходить к сути дела.
-Несмотря на то, что я объявлен в розыск и ограничен в передвижениях, я не могу игнорировать угрозу вымирания рода Учих. Фактически, я – единственный, кто остался в живых.
-А как же Учиха Мадара?
Саске скривился: - Его давно не волнуют подобные вещи. Он отступился от семьи много лет назад.
Хиаши молчал, точно обдумывая что-то. Через несколько минут Саске не выдержал, заговорил торопливо и с легким раздражением:
-Естественно, чтобы дать наследника, мне нужна женщина. В сущности это просто, однако проблема заключается в том, что Учихи, равно как и Хьюга, заключают браки только со «своими». Иначе нельзя – слишком велик риск ослабления или вовсе непроявления генома, потому всякие смешения с представителями других родов исключены,- молодой мужчина умолк, ожидая реакции Хиаши. Тот, помедлив, кивнул, веля продолжать.
-Но в данном случае, мне придется отступиться от этого обычая. Однако я не могу допустить, чтобы матерью моих детей стала женщина из незнатного, слабого клана или, более того, не имеющая отношения к стезе шиноби. Мне нужно только лучшее.
Хьюга хмыкнул:
-Какой благородный клан выдаст свою дочь за нукенина?
-Вы,- невозмутимо заявил Саске.
Хиаши издевательски расхохотался. Учиха помрачнел: ему потребовалось немало сил, чтобы молча стерпеть подобный жест. Откровенно говоря, он предпочел бы не посвящать главу в свои намерения и взять его дочь силой. Однако его остановило нежелание делать Хьюг своими врагами таким оскорбительным способом, к тому же еще с учебы в Академии он слышал: Хиаши был не слишком доволен своей старшей дочерью, а потому, предположительно, обрадовался бы возможности избавиться от нее столь гуманным путем.
Хьюга резко оборвал смех и, прищурившись, с интересом посмотрел на окаменевшего шиноби. Саске показалось, что вместе со смехом ушло напряжение, блуждавшее между ними с первой секунды разговора.
-Как ты и сказал, мой клан не принимает чужаков – это такая же непреложная аксиома, как и для твоей семьи. И хоть ты находишься в тупиковом положении, мне нет ровным счетом никакого резона отдавать Хинату.
-Думаю, для Вас не станет откровением то, что мне вовсе не обязательно было спрашивать Ваше мнение. Просто я хотел избежать…бесполезных жертв, - снисходительно пояснил Саске. Хиаши опустил подбородок на сцепленные мостиком пальцы и безо всякого выражения посмотрел на Учиху.
Саске едва сдерживал ликующую улыбку: он прекрасно осознавал, что неоспоримый перевес в силах давал ему право говорить с надменным Хиаши в такой неуважительной манере.
-Хината – не самая способная куноичи. Харуно Сакура гораздо талантливее, - возразил Хиаши, хоть и без видимого энтузиазма.
-Возможно, - равнодушно бросил Учиха. Упоминание о бывшей подруге не всколыхнуло в нем абсолютным счетом никаких чувств. – Однако меня не волнует уровень ее мастерства, потому как единственное, что требуется от моей будущей жены – способность к вынашиванию, - и, видя, что Хьюга все еще колебался, добавил. – Если Вы волнуетесь о безопасности своей дочери, то уверяю, что лично расправлюсь с любым, кто вознамерится навредить ей.
Хиаши слегка удивленно воззрился на Саске:
-Ты не создаешь впечатление заботливого мужа и отца. Никогда бы не подумал, что тебя вообще мог заинтересовать такой предмет, как брак.
Саске пожал плечами:
- Не стану отрицать, я и по-прежнему отношусь к нему скептически, однако это тот случай, когда я должен пожертвовать своей склонности к уединению во благо клана. Но, признаюсь, я не чувствую никакого желания заводить семью, а лишь исполняю долг, не более.
Хьюга прошептал что-то одними губами, нахмурился, смотря куда-то в сторону. В итоге, он встал, подошел к окну, за которым медленно лишался силы ливень, и подставил лицо неосязаемым дорожкам лунного света. За мгновение до того, как шиноби повернулся к Саске спиной, соединив руки, тот увидел, что высокий лоб собеседника прорезали глубокие морщины, а рот сжался в тонкую бледную линию.
-Хината – послушная девушка. Если я прикажу ей, то она без возражений последует за тобой куда угодно, безропотно приняв клеймо преступницы. Но в каждую прожитую минуту, даже в самые радостные моменты, моя дочь будет глубоко несчастна. Хината слишком любит деревню и… многое другое, с ней неотрывно связанное. Какой отец решится на такой шаг? – негромко спросил он, и его слова, точно осязаемые, тяжело осели в пустоте, подобно беззвучно упавшим в трясину камешкам. Хиаши повернул к Саске лицо, вновь ставшее абсолютно отстраненным.
– Я согласен на твое предложение, – после этой фразы в комнате точно умерли все звуки; Учиха сделал глубокий вздох и молча поклонился.
-Я ценю Ваше благоразумие.
Хиаши не удостоил мужчину и взглядом.
-Но, вероятно, Хинате понадобится некоторое время, чтобы свыкнуться с мыслью о новой жизни…
-Я вернусь через месяц, - мягко перебил Саске, надевая капюшон и касаясь перегородки кончиками пальцев.
-Хорошо, - кивнул Хиаши. Казалось, несмотря на внешнее спокойствие, он пребывал в легкой растерянности и, возможно, про себя задавался вопросом: а правильно ли он поступил? В любом случае, Саске чувствовал некоторое облегчение от того, что все прошло так гладко и, попрощавшись с Хьюгой, торопливо направился прочь. В сгустившемся влажном воздухе, неожиданно холодном, просеиваемом блеклым светом новорожденного месяца, было так тихо, что он слышал колючий звон металлических палочек, неумолчно перестукивавшихся у него в голове. В один рывок шиноби преодолел стену и растворился в вязкой черноте наколотой на крыши домов ночи.
Хиаши отошел от окна и вновь опустился за стол, невидяще уставившись на то место, где минуту назад стоял Учиха. Его губы неожиданно прорезала улыбка.
***
-При всем моей уважении к Вам, господин Хиаши, то, что Вы говорите, просто немыслимо, - Неджи силился говорить спокойно, но негодование было слишком велико.
Они находились в том же кабинете, куда ночью глава клана привел Саске. Был полдень, и яркий рассеянный свет обволакивал помещение, придавая фольговый блеск всем предметам: низкий лакированный стол по краям отсвечивал трехцветной радугой, на светло-зеленую стену без рисунка падали отблики, повторявшие узлистый контур густой листвы за окном, где небо казалось почти белым, а деревянный пол, нагреваясь, источал приятный аромат. О прошедшем дожде напоминали лишь вспоротая мощными струями влажная земля и огромные лужи с прозрачной, чистой гладью.
Хиаши ответил племяннику недовольным взглядом. Очень немногое могло принудить Неджи отказаться от привычной невозмутимости и открыто высказать несогласие. И если это «немного» задевало его настолько, чтобы осмелиться возражать главе, то можно было уверенно сказать: легко он не отступится.
-Это решенный вопрос, потому уймись.
-Я против, - прямо заявил Неджи.
-Что? – приподняв брови, холодно переспросил шиноби.
-Позволить Учихе проникнуть в дом и, более того, заключить с ним столь безумное соглашение…
-Приказы главы клана не обсуждаются, - отрезал Хиаши, искоса глядя на сильно побледневшего племянника. – Не забывай – ты член побочной ветви и голоса не имеешь.
-Я этого так не оставлю, - отчеканил джоунин и, отрывисто поклонившись, хотел уйти. Но на самом пороге его настиг вопрос дяди.
-Почему?
Неджи замер, но не повернулся.
-Что именно вы хотели узнать? – подчеркнуто вежливо поинтересовался шиноби.
-Я вижу, тебя сильно задело известие о замужестве Хинаты…
-Не в этом дело, - поспешно и с досадой перебил Неджи. – Меня коробит тот факт, что клан Хьюга якшается с предателями. Это бросает тень на репутацию обоих семей.
-А я все же считаю, что причина твоей невоздержанности имеет другое основание, - со странной ухмылкой заметил Хиаши. – И если ты назовешь мне его, то я, возможно, подумаю над твоими словами.
-Вы ошибаетесь, - твердо ответил Неджи, смотря на белый свиток с сидящей богиней Каннон, что висел рядом с сёдзе.
-Тогда прочь, глупый мальчишка. И не надоедай мне больше по пустякам,- раздраженно повелел Хиаши.
Неджи, так не обернувшись и не согнув идеальную спину в поклоне, вышел и долго слепо брел, позволяя ногами вести себя. В те минуты он почти ненавидел дядю. И себя.
Впрочем, довольно быстро джоунин взял себя в руки, и, выйдя из поместья во внутренний двор, присел на грубо обтесанную каменную скамью. Рядом, почти перпендикулярно низкому бамбуковому забору, увитому лимонником и делившему сад на отдельные участки, шел ряд вейгелы с лиловыми вытянутыми цветками, чередующийся с белой дейцией. Неджи отвел в сторону несколько веток и увидел невдалеке сестру, с озабоченным видом опустившуюся на четвереньки рядом с поваленными миндальными деревьями. Ее темные волосы, забранные в высокий хвост, контрастировали с ярко-желтыми форзициями и керриями, имевшими весьма потрепанный вид.
Убрав руку, Хьюга оглядел сад, чьему великолепию был нанесен значительный урон. Многие деревья повалило сильным ветром; сорванные цветы и листья усеивали землю, прежде ухоженную, а теперь покрытую рытвинами; молодые посадки были безжалостно выкорчеваны. Практически все растения, заботливыми стараниями сестры придававшие поместью великолепный вид, теперь же требовали длительного ухода и восстановления.
Неджи, увидев в этом мрачное предзнаменование, запрокинул голову, невесело посмотрев на небо, такое безоблачное, что несколько дней непрерывных дождей казались скверной шуткой. Мужчина был уверен, что как и этот сад, вскоре жизнь самой Хинаты будет безвозвратно разрушена губительным влиянием Учихи. Кто знает, в кого превратится робкая девушка с низким самоуважением лишь через год совместного существования с ним? Ожесточит ли Хината свое сердце, когда узнает о предательстве отца? Станет ли она столь же безжалостной и равнодушной, как Саске, или сломается, точно сливовая ветка, на которую упало слишком много снега?
Хьюга потер виски, отгоняя тягостные мысли, и вновь посмотрел на сестру. Она стояла, выпрямившись, и прижимала к лицу руки в садовых перчатках. Около ее ботинок с налипшей к толстым подошвам грязью валялись ножницы. Неджи не сомневался, что она плакала. Не из-за того, что, как и раньше считал ее излишне чувствительной и слабой, а потому что знал, насколько важны для нее были погибшие растения. Джоунин вспомнил, как однажды, разыскивая сестру, чтобы сообщить ей о новой миссии, застал ту разговаривающей с кустом азалии. Девушка бережно пропалывала землю у основания ствола и пересказывала содержание недавно прочитанной книги. Неджи довольно терпимо относился к чужим причудам, поэтому, не сказав ни слова, беззвучно удалился. И, к счастью, сестра была слишком поглощена своим занятием, чтобы заметить брата, иначе, как подозревал последний, от стыда куноичи с неделю не смела бы показываться ему на глаза.
Вскоре Хината успокоилась и, собрав весь инвентарь в тележку, скрылась за домом, где, как знал Неджи, была оборудована тесная клеть, в которой хранилось все необходимое для ухода за садом. Прислушавшись, джоунин дождался, когда сестра закончила свои дела, и направился прямиком в ее покои.
Неджи не имел понятия, когда Хиаши намеревался сообщить дочери о своем решении насчет ее союза с Учихой, и не исключал вероятности того, что сама девушка узнает об этом в последнюю минуту. Впрочем, шиноби сомневался в том, что хоть скажи он ей все сейчас, сестра предпримет какие-нибудь радикальные действия. Конечно, она будет сильно огорчена, однако вероятнее всего смирится с волей отца. Возможно, кто-то посчитал бы это забавным, но правда состояла в том, что из их троих, включая Ханаби, Хината была наиболее преданной клану.
Тем не менее, Неджи все же вознамерился предотвратить этот абсурдный союз, независимо от того, что своими вольными действиями навлечет гнев дяди, и того, что в их споре Хината, вполне вероятно, встанет на сторону родителя. А все потому, что джоунину была неприятна даже мысль о том, что вскоре его сестра будет принадлежать Учихе.
Откровенно говоря, ему вообще претила мысль о замужестве сестры.
И хотя Нежди довольно долго отрицал концепцию не по-братски собственнического отношения к Хинате, мотивируя его естественным стремлением защитить сестру и госпожу от нежелательных для нее событий (а брак с Саске вполне подходил под это определение), все-таки он признавал, что за последние годы сблизился с наследницей. Возможно, даже непозволительно сильно. Хотя Неджи не покидало скверное ощущение, что эта привязанность носила односторонний характер. Нет, сама Хината была с братом неизменно мила и частенько без особого повода приглашала прогуляться вместе, искренне интересуясь всеми скудными происшествиями, что случались в его жизни. Тем не менее, все их разговоры были довольно поверхностными, будничными и не носили печать какой-то особой значительности, не имели по сути ничего такого, чего нельзя было бы обсудить с другими. Вспоминая эти совместные походы, Неджи порой не мог вспомнить ни ее, ни свои реплики – настолько однообразны те были.
А порой Неджи, обманутый их с Хинатой мнимым единством, забывал о своей недоверчивости и порывался рассказать сестре нечто действительно личное, что придало бы их отношениям особый привкус тайны, избранности, вывело их на новую ступень, которая не ограничивалась бы несущественными беседами. Однако вместе с предвкушением большего сближения Неджи ощущал и стыдливый страх, точно опасаясь, что сестра посмеется над его простодушием. И знание того, что Хината будет последним человеком, которому придет в голову так поступить, совсем не обнадеживало. Неджи казалось, наследница вовсе не нуждалась в подобных приватных откровениях, полностью удовлетворяясь их текущим около дружеским статусом.
Однако сегодня Неджи отчетливо понял, что дальнейшие сомнения могли навлечь более неприятные вещи, чем безответность доверенных чувств.
Джоунин чертыхнулся, осознав, что уже с минуту стоял перед дверью в комнату сестры. Он постучался – три удара костяшками о деревянную панель, их условный знак - и вошел, получив приглушенное разрешение.
Хината сидела на низкой плетеной кушетке, подобрав под себя босые ноги, и бездумно обводила пальцем плотный узор. Ее мешковатая белая рубашка с расстегнутым воротом обнажала белые ключицы с идущей поперек тонкой вязью серебряной цепочки. Услышав шаги, она подняла голову и пресно улыбнулась.
-Брат Неджи, у тебя что-то важное? Мне сейчас хочется побыть одной.
-Да, это важно, - твердо произнес джоунин. Он нарочито неторопливо затворил за собой сёдзе, однако заметил легкую досаду в глазах сестры. Она поджала губы:
-Тогда я слушаю, - казалось, даже ее голос непривычно посуровел.
Неджи откашлялся, скрывая легкую нервозность. Шиноби и вправду не был до конца уверен, что имеет право вмешиваться в ход происходящего.
-Не знаю, сообщил ли Вам уже господин Хиаши…- Неджи недоуменно замолчал, увидев, как Хината при этих словах резко вскинула руку.
-Прошу, не продолжай, - резко попросила она и, облизнув губы, добавила чуть тише, - не надо.
Воцарилось неловкое молчание. Хината упрямо смотрела на свои колени, обтянутые коричневой тканью свободных домашних штанов. Неджи сжал и разжал пальцы.
-Значит, Вы уже знаете…про Учиху? – джоунин хотел убедиться, что они имеют в виду одно и то же.
Хината низко опустила голову, позволяя распущенным волосам завесить лицо, точно бы желая спрятаться от испытующего взгляда брата.
-Отец был так любезен, что рассказал все с наступлением утра, - бесцветным голосом объяснила она.
-И что Вы думаете об этом? – осторожно спросил Неджи, пытаясь нащупать наиболее удобную для сестры форму диалога и подвести к причине своего прихода.
-Катастрофа, - выпалила Хината и вздрогнула, точно сама не ожидала от себя такой откровенности. – То есть…если отец так пожелал, то мне ничего другого не остается…- она осеклась, так и не закончив фразу.
-Вас ведь это совсем не устраивает. Так почему же Вы не скажете об этом прямо? Хотя бы мне? – воскликнул Неджи, хмурясь.
-По-моему, это очевидно, - устало возразила Хината, отнимая голову от колен и упираясь затылком в стену, но по-прежнему избегая смотреть кузену в лицо.
Неджи глубоко вздохнул. Он прекрасно осознавал, что Хинате неприятно говорить на эту тему, однако то было необходимо. Так же, как необходимо высасывать яд из раны – промедление только укоренит в Хинате мысль примириться со своей участью. А все потому, что долгие годы она считала себя обузой, и чувство вины вместе со стремлением быть полезной синтезировались в беспрекословное подчинение долгу, зачастую несправедливо навязанному.
-Зная Вас, я могу предположить, что Вы и не подумали возразить отцу, - насмешливо произнес Неджи, пытаясь пробудить в сестре естественное в подобной ситуации возмущение.
Хината исподлобья посмотрела на брата и быстро отвела глаза.
-Ты прав, как, впрочем, и всегда…- спокойно промолвила она.
-Поверьте, сегодня я бы очень хотел ошибиться, - негромко признался джоунин.
-Спасибо,- не к месту сказала Хината и тепло улыбнулась в ответ на удивленный взгляд брата. – Ты пытаешься помочь – я рада этому.
-Было бы еще лучше, если бы Вы сами захотели помочь себе, - не выдержал шиноби.
Вместо ответа Хината встала и подошла к противоположной стене, где стояла длинная расписная кадка с рассадой. Опустившись на колени, куноичи потрогала пальцем влажную землю рядом с едва проклюнувшимися ростками.
-А разве у меня есть выбор? – горько спросила она, не в силах больше сдерживать огорчение. – Или ты хочешь, чтобы я бежала из деревни? Глупо. Меня быстро поймают, не говоря о том, что я на всю жизнь буду покрыта позором.
-Мы можем вместе попытаться переубедить господина Хиаши или же…- Неджи замолчал, запоздало и с ужасом осознавая, что понятия не имел, какие еще предложить выходы.
Точно ожидая подобной осечки, Хината печально покачала головой:
-Маловероятно, что отец передумает. Тебе не хуже меня известно - он никогда не меняет своих решений, - куноичи выпрямилась, оборачиваясь к брату. Вопреки ожиданиям, ее лицо не омрачалось осознанием безнадежного положения, наоборот, легкой бледностью опустилась светлая грусть, которая неминуема для человека, примирившегося с судьбой.
Отчего-то ее смирение только больше разозлило Неджи.
-В конце концов, можно обратиться к Пятой…- начал он.
-Это исключено, - неожиданно резко отчеканила Хината. – Нельзя посвящать посторонних в наши семейные проблемы.
-Нельзя выдавать дочь за опаснейшего нукенина,- гнул свою линию Неджи.
-Неджи, - повысила голос Хината, так напоминавшая в это мгновение Хиаши, - брат, мы оба – Хьюга, а значит безраздельно принадлежим клану, - куноичи замолчала, смягчившись. - И твоя и моя судьбы в руках старейшин и отца, независимо от того, нравится нам это или нет.
Неджи почти не слушал сестру. Упрямство, обостренное отчаянием, порождало идеи, по своей откровенности совершенно непривычные для его рационального ума. Тем не менее, джоунин не отрицал, что во многом они были не лишены логики. И соблазна.
-…честно говоря, я и не думала, что приказ моего отца так встревожит тебя. Все-таки ты сильно изменился, брат. Это хорошо, хотя я предпочла бы, чтобы вся эта история тебя никак не затронула, - задумчиво продолжала Хината, не замечая ступора Неджи.
-Я знаю, как безболезненно принудить Вашего отца отказать Учихе, - громко перебил Неджи.
Хината замерла в изумлении:
-Безболезненно? – осторожно переспросила она.
Шиноби криво усмехнулся:
-Во всяком случае, я постараюсь…уменьшить неприятные ощущения.
Куноичи с сомнением посмотрела на брата, но любопытство пересилило скептицизм:
-Я внимательно слушаю, - кивнула она.
Вместо ответа Неджи с минуту изучал носки своей обуви, а затем порывисто обнял Хинату. Наследница зажмурилась, кровь мгновенно прильнула к щекам, точно она прислонилась к раскаленной печной дверце, а голова слегка закружилась, как всегда бывало при сильном волнении.
-Брат Неджи, что ты делаешь? – раздельно выговорила Хината, опасаясь, что начнет заикаться, как маленькая.
-Выполняю свой план, - невозмутимо пояснил шиноби. Одной рукой Неджи крепко обхватывал талию сестры, еще более узкую и тонкую, чем он себе представлял, а другой теребил подол ее просторной рубашки с цветочной прострочкой, так и не решаясь коснуться не знавшей загара кожи.
-Я не понимаю, - жалобно воскликнула куноичи, не находя в себе сил разорвать объятия.
-Все просто, - терпеливо пояснил Неджи, проводя подбородком по мягким волосам сестры. Он помнил, как в детстве сестре достаточно было немного постоять около цветущих кустов и деревьев, чтобы их аромат пропитал ее с ног до головы. Тогда Неджи порой думалось, что его младшая сестра обладала способностью перенимать запахи, учуяв которые, можно было легко предположить, чем та занималась. Если от нее пахло пряностями и специями – преимущественно имбирь и мицуба – значит, девочка опять утаскивала с кухни еду для кошек, порой пробиравшихся в поместье. Пахучие сандаловые благовония говорили о том, что Хината убиралась в родовом храме. Легкий горьковатый запах смолы, гвоздики и кедра витал только в тренировочном зале, где в летний зной специально раскуривались смеси против насекомых. Но почему-то особенно врезался в память случай, когда волосы и ладони Хинаты семь недель пахли штукатуркой, свежим слоем которой покрыли комнату ее матери, чтобы скрыть не оттиравшиеся пятна крови. Госпожа Хьюга покончила с собой за месяц до трехлетия дочери по причине, которую семья не пожелала разглашать. И ни травяные настои, в которых мыли девочку, ни буйные игры с перелазаньем через клумбы разноцветья, заросли бамбука и инжира, не могли избыть въевшийся запах. Впрочем, сам Неджи был только рад этому, так как находил странно приятным ее едва ощутимый, резковатый душок.
Сейчас же волосы сестры пахли цветочно-древесными духами.
Все просто, - повторил джоунин, прогоняя некстати нахлынувшие воспоминания. Единственные, что не были отягощены смрадом разлагавшейся от ненависти души. – Если я сделаю Вас моей, то господину Хиаши ничего не останется, как расторгнуть матримониальную договоренность с Учихой. Саске слишком тщеславен, чтобы взять в жены не невинную девушку, и слишком умен, чтобы это обстоятельство было возможно скрыть от него.
-А как же ты? – помолчав, тихо спросила Хината. – Отец хоть и любит тебя, но не простит такую измену.
-Кто знает, - безразлично пожал плечами Неджи, вспоминая разговор с главой клана и его странные намеки. – Возможно…он сам этого хочет.
Хината резко запрокинула голову, пораженно глядя на отрешенное лицо брата.
-Это слишком опасно,- быстро заговорила она. – А вдруг Саске захочет отомстить?
-Не знаю, госпожа Хината, - устало прервал сестру Неджи. – И по правде, это сейчас меня мало волнует. Джоунин слегка наклонился, мягко целуя кузину в уголок маленьких губ.
Наследница непроизвольно вздрогнула, но не оттолкнула. Не захотела отталкивать.
***
По стенам, точно густой терновник, вились тени. Воздух слегка вибрировал от жужжащей мошкары, вспрыснувшейся черными крошками сразу после протяжного ливня. На аккуратно сложенную в углу одежду был водружен протектор, похожий на венец отвергнутого короля. Из сада едва уловимо тянуло запахом рано расцветших яблок.
-Не думала, что ты можешь быть неловким, брат, - тихо засмеялась Хината, ласково накручивая прядь волос Неджи себе на пальчик.
Джоунин устремил на сестру укоризненный взгляд:
-Вы совершенно не хотели мне помогать, только краснели…ну вот, опять, - усмехнулся он.
Хината уткнулась лицом в подушку, при этом легонько пихнув кузена в бок.
-Я думала, ты опытный, - немного погодя смущенно протянула куноичи, так и не подняв головы.
-Вы разочарованы? – насмешливо спросил Неджи. – Прошу прощения, но меня всегда больше увлекали тренировки, чем взаимоотношения полов.
-Нет! – приглушенный тканью, возглас получился немного сдавленным. – Просто я всегда считала, что ты пользуешься популярностью…
-С чего Вы так решили? - намеренно поинтересовался Неджи, потому как из уст Хинаты этот очевидный ответ приобрел бы особый окрас.
-Неважно, - промямлила наследница, переворачиваясь на спину, чтобы тут же накрыться до растрепанной макушки одеялом. Но Хьюга успел заметить ее порозовевшие щеки.
Небо с солнечным, глянцевитым блеском оставалось удивительно чистым.
***
Чернота плотной ватой забила помещение и, казалось, воздух здесь был с горькими примесями, точно вода со дна затхлого колодца. Зев квадратного окна был заделан плотными скрипящими ставнями и не давал ни единого намека на время суток или погоду, фиксируя, сгущая специфичный запах соли и ржавчины. Саске дышал медленно, глубоко, сразу же резко выдыхая, точно исторгая нечистоты. Марлевая повязка, еще не успевшая пропитаться кровью, приятной сухостью теплила глаза; в мутном ослабевшем сознании рождались фантасмагоричные панорамы.
Стены и потолок узкой комнатушки рассыпались, не подтвердив свое существование. Вокруг расстилалось бесконечное маковое поле, а с заволоченного медленно вращающейся по кругу дымки неба свисало бесчисленное множество круглых стеклянных колокольчиков с прикрепленным листком бумаги. И в центре этого бурлящего красными цветами пространства танцевала обнаженная женщина. К ее черным, развевающимся волосам, тонким рукам, выгибающимся в ритме медленных пластичных движений и воздушным запястьям, щиколоткам, мелькающим между стеблей без листвы, были прикреплены металлические бубенчики. И они, вместе с бесчисленными фуринами, издавали ровные переливы, сливавшиеся в один протяжный звон, невидимой моросью опускавшийся на землю и истаивавший у самой поверхности.
Саске не знал, сколько времени смотрел на ее неторопливую пляску, на белые, точно утренняя изморозь, глаза. Зрелище умаляло боль, точно своим гипнотическим танцем женщина рассеивала бремя тлетворных мыслей о скорой слепоте.
Весь месяц Учиха покидал свой альков только чтобы поесть и справить нужду. Иногда Саске рвало. Обессилев, он терял координацию и валился ничком, едва находя силы отползти от вонючей лужи, пришпиленный к полу пульсирующей головной болью, точно бабочка иглой.
Порой его навещал Мадара и, не обращая внимания на характерный запах, клал ослабевшего мужчину обратно в кровать на несвежие засаленные простыни, вытирал пот и кормил какой-то безвкусной, жидкой кашей. В такие минуты Саске, глотая вязкую массу и ощущая, как она ползет по гортани, точно улитка, чувствовал особенно острое желание убить его, избавиться от этих ледяных прикосновений и расчерченной маски, даже в нависшем прелом сумраке яркой до рези в глазах.
Практически все визиты Мадары проходили в безмолвии. Их взаимовыгодный симбиоз не предполагал расспросов о самочувствии, да и старший Учиха понимал, что из этой передряги Саске не выкарабкаться. По сути, он давно должен был бросить мужчину в одиночестве доживать последние часы, увязая в своих хроматических галлюцинациях, однако посещения младшего Учихи, поначалу продиктованные практической надобностью, превратились в привычку – несложную, но необходимую. Комната с колыхающимися, словно от порывов невидимого ветра, лохмотьями занавески, чернота, заполнявшая каждый миллиметр, нечеткий силуэт в серой карандашной обводке распростертого человека с потаенными душевными и физическими страданиями, как по кальке вычерченными в мимике лица, мреющий пурпур на месте глаз – все это напоминало о прошлом, так и не утерянном в ворохе календарных листьев.
Мадара ничто не мог поделать с удивительным внешним сходством Саске и Изуне, одновременно пугающим и притягивающим. Ему доставляла извращенное удовольствие скупая забота о Саске-Изуне, и знание, что она ни на йоту не отстрочит его смерть.
«Природа лишена фантазии» - думал он, видя в мучнисто-белом лице Учихи-младшего черты брата и вечную обреченность младших приносить себя в жертву на алтарь амбиций старших.
Мадара лишь раз заговорил с Саске. Посетив его паучье жилище в предпоследний день месяца, бывший лидер Акацуки застал мужчину стоящим возле окна с распахнутыми ставнями и отчаянно жмурящимся на жидкий полуденный свет.
-Зачем?
-Не хочу, чтобы последним, что я увижу, прежде чем преставиться, было твое лицо, - спокойно ответил Саске и, отойдя от окна, прошел мимо стоящего в узком дверном проеме Мадары, чиркнув плечом о косяк.
Немного постояв на месте, Учиха-старший с удивлением осознал то, что не замечал раньше – а именно ужасающий запах разложения. Вскоре он исчез и никогда больше туда не возвращался. А через неделю дом развалило тремя схлестнувшимися молниями.
***
Саске обтер шею и лоб платком. За месяц ненастная весна сменилась сухим жарким летом, и раскаленные всепроникающие лучи солнца опаляли Коноху с ее омытыми песком извивами улочек, разноцветьем круглых крыш уютных домов с цветочными кадками и бельем на балконах, тонущих в зелени грабов и каштанов с уже расцветшими мохнатыми колчанообразными гроздьями цветов. Тонкие стяги с вензелями закусочных, бакалейных и прочих всевозможных лавок поникли, и лишь порой слабая волна пробегала по кромке. Ветер точно бы расщепился, поселившись на сгибах бумажных вееров и принося слабую прохладу. И непреодолимым заслоном возвышались над селением пологие желтые взгорья, изрезанные складками, с вытесанными циклопическими лицами, и врезанным в породу зигзагообразным спуском, маленькими, расположенными вдоль двуоконными домиками с темно-оранжевой крышей; угорье в рассыпчатой песчаной дымке колко отсвечивало.
В одной из расщелин, в тени, сгорбившись, сидел Учиха и, близоруко щурясь, разглядывал распростертое внизу селение. Свет по-прежнему доставлял ему дискомфорт, однако Саске уже привык к навязчивой тупой боли и не мог не заметить парных патрулей шиноби, прогуливавшихся по улицам. Изредка они спрашивали что-то у прохожих и хозяев разнокалиберных заведений, а затем подносили ко рту рации.
Учиха поджал губы, плотнее завернулся в плащ, и, игнорируя струящийся по спине и лицу пот, продолжил наблюдение.
Солнце, похожее на пригоршню горящих углей, медленно описывало дугу, увеличивая температуру. Находиться в теплом походном плаще было невыносимо, а легкое головокружение клонило в сон, но Саске продолжал терпеливо дожидаться заката, периодически смачивая кожу влажным платком.
Наконец, в воздухе заструились прохладные сумерки, смазывая разноцветную палитру селения в многооттеночный синий. На небосводе обозначилась рябиновая прослойка солнца, придавленная к горизонту пухлыми связками облаков.
Саске распрямился и тут же едва не упал от чувства, будто в оба колена вонзили ножи. Припав к успевшей похолодеть щербатой стене низкопотолочного ущелья, Учиха медленно сполз на корточки и, вытянув ноги, принялся растирать конечности кругообразными движениями, унимая боль и про себя проклиная ослабевшее тело.
Спустя несколько минут мужчина поднялся, подошел к кромке ущелья, пружинисто прыгнул вниз и, сгруппировавшись, бесшумно приземлился на крышу жилого здания, где в двух окнах из пяти горел свет. Саске на мгновение замер, прислушиваясь к окружающим звукам, а затем, пригнувшись, скользнул вперед, перепрыгивая с крыши на крышу и рассекая тугие воздушные потоки, точно змея траву. Темный плащ, теребимый легким ветром от быстрого бега, делал шиноби практически невидимым в сгущающейся темноте. Вдалеке медленно прорастал фасад поместья Хьюг, походивший на черный макет из бумаги, из тех, которые Саске еще ребенком изготавливал на занятиях по труду в Академии. Впрочем, ни одна поделка не внушала столько страха.
За три здания до поместья на четырехугольной крыше с узким возвышением шпиля посередине Саске замедлил шаг и несколько минут с напряженным лицом рассматривал его и территорию вблизи, а после неожиданно усмехнулся. Как он и предполагал, основная группа шиноби Конохи патрулировала местность за стеной: Хиаши не позволил чужим проникнуть на территорию клана, даже в минуту опасности не утрачивая гордыни, которая, как и «белый глаз», была отличительной чертой этой семьи.
Впрочем, Хьюга глубоко ошибался, если рассчитывал, что такие меры принудят Учиху отказаться от своих планов. Наоборот, шиноби ощутил, как просыпается азарт, трескается лед внутренней апатии. В конце концов, сейчас его абстрактные цели начали обретать реальные очертания и, более того, встретили препятствия - а ни что так не воспламеняло Саске, как трудности на пути к собственным желаниям.
Мужчина прислонился спиной к тонкому шпилю и быстро сложил печати. На одно короткое мгновение мир разъела колючая тьма, а затем он вновь оброс материей и красками. Это была особая пространственно-временная техника, которой Саске обучил Мадара; первое время для тренировки и собственного развлечения, нукенин воровал из казны даймё страны Огня драгоценности, а затем выбрасывал их в реку, где они, напоследок пустив по острым углам белые искры, уносились течением, безвозвратно рассеиваясь в кубовых глубинах.
Саске переместился в тот самый коридор, где встретил Хиаши. Он признавал, что это было довольно рискованно, так как наверняка по периметру дома совершали ежеминутный обход шиноби Хьюга, тем не менее, Саске был уверен, что сможет нейтрализовать любого из них за достаточно короткое время, не допустив поднятия тревоги. Однако он совершенно отчетливо ощутил, что проход до кабинета Хиаши чист: вероятнее всего, глава, будучи осведомленным о приходе Саске, намеренно предотвратил вероятность столкновения того с охраной.
Немного постояв на месте, Учиха уверенно двинулся вперед. Во всех его движениях скользило нетерпение, и помыслами он забегал далеко вперед. Туда, где среди озера диких вишен высился прямоугольный одноэтажный дом в традиционном стиле со множеством просторных светлых комнат и крытой верандой, откуда можно было наблюдать заволоченные облачными эскадрами сизые со снежными браслетами горные цепи, и где за ширмой с плодоносными садами и длинноногими журавлями, тающими в зефирном закате, женщина в воздушных нарядах из газа и шелка, забрав темные волосы в сложную прическу, кормила первенца, завернутого в многослойные пеленки. И по причине, самому Саске неизвестной, шиноби было приятно осознание того, что вскорости его жизнь изменит русло и, оставив позади череду головокружительных спусков, острокаменных порогов и окончательно отделившись от прочих потоков, войдет с тихие, незамутненные воды, где безмолвную гладь будут тревожить лишь опадающие листья.
Не сбавляя шага, Учиха отодвинул неплотно затворенную перегородку, прошел на середину комнаты, чьи стены, а так же пол были густо замазаны лежащими тенями, и остановился напротив Неджи. Хьюга расслабленно сидел за столом главы клана, соединив перед собой длинные указательные пальцы. Его лицо было на четверть укрыто маской темноты, и Саске видел лишь уголок приподнятых в легкой торжествующей улыбке тонких губ.
-Что ты здесь забыл, Хьюга? – сухо поинтересовался мужчина.
-Я хотел бы задать тебе тот же вопрос, – негромко парировал Неджи.
-У меня дело к Хиаши, – Саске насмешливо посмотрел на слегка напрягшегося джоунина. – И не думаю, что он стал бы сообщать о них члену побочной ветви.
Хьюга холодно посмотрел на нукенена, его пальцы непроизвольно сцепились в замок. Для Учихи, это, разумеется, не осталось незамеченным.
-До сих пор не можешь примириться со своим жалким статусом в семье, – утвердительно заметил он. Но вопреки ожиданиям, Неджи неожиданно сдержанно усмехнулся:
-Ты дважды ошибся. Во-первых, мне прекрасно известна причина, по которой ты пробрался в чужой дом, точно вор, а во-вторых, так как господин Хиаши назначил меня главой клана, – он сделал паузу, внимательно глядя на потемневшее, неверящее лицо Саске, – я аннулирую все его договоры, заключенные с тобой. Он умолк, ожидая реакции Учихи.
Саске чувствовал себя так, точно долго шел по кромке пологого обрыва, и когда уже перед глазами возникли гладко обточенные ступени лестницы, ведущей вверх, туда, где не нужно вымерять каждый шаг и беспрестанно оглядываться, чья-то крепкая, сильная рука толкнула в спину, прямо в разверзнутый зев пропасти, из которой ему стоило стольких сил выкарабкаться.
-Ты лжешь, – выдавил Учиха, усилием придавая голосу презрительный оттенок.
-Это правда, – хладнокровно возразил Неджи. – Мои способности были так высоко оценены главой и советом, что они решили сделать исключение и выдвинуть члена побочной ветви на пост главы рода.
-Тем самым игнорируя прямых наследников? – резко спросил Саске. Учиха чувствовал, что внутри точно все оледенело, как бывало в детстве, когда он из любопытства ел свежевыпавший снег с мохнатых лап садовых елей.
Неджи отвел взгляд в сторону, словно раздумывая, и уставился на изображение богини Каннон, что висела на стене, выхваченная овалом лунного света. Пыльное щербатое светило давно завиднелось на небе, мелькая между мятых, всклоченных пепельных облаков, и раскидывая рассеянные светящиеся снопы, похожие на переплавленные серебряные монеты.
-Нет, госпожа Хината по-прежнему остается главной наследницей, но…в уже несколько ином качестве, – уклончиво ответил Неджи после минутного молчания. В его глазах плескалась едва сдерживаемая насмешка.
Саске вопрошающе вскинул брови, Хьюга кивнул, подтверждая его догадку.
-Да, Хината станет моей женой. Это уже решенный вопрос, – твердо сказал он. Если у Саске были сомнения насчет реальности назначения бывшего одноклассника на пост главы, то последняя реплика Хьюги была произнесена слишком уверенно и серьезно, чтобы оказаться вымыслом. Учиха, прекрасно разбиравшийся в подобных эмоциональных нюансах, понял это. И повел себя совершенно не так, как предвидел Неджи - а именно оглушительно, неприятно рассмеялся. Вначале смех был громким, вызывающим, полным одобрительного веселья, как у человека, услышавшего отличную шутку, но вскоре он перешел в отрывистый лающий кашель, а затем – яростный, задыхающийся хрип. Саске согнулся и, не переставая сипеть так, точно по его горлу проводили наждачной бумагой, глухо застонал, выплевывая на пол плотные багровые сгустки.
-Что с тобой? – Неджи выпрямился, с легким волнением глядя на харкающего кровью Учиху.
-Не…твое…дело,– с усилием прошептал шиноби, справившись с приступом и вытирая рот тыльной стороной ладони.
Хьюга некоторое время не сводил с нукенина растерянного взгляда, а после опустился обратно.
Пользуясь заминкой Неджи, Саске глубоко и как можно беззвучнее переводил дыхание, пытаясь усмирить бешено колотящееся сердце.
Учиха поморщился: больше всего ему не хотелось показывать кому-либо из посторонних свою слабость. Для них он всегда должен оставаться сильнейшим беглецом, а неожиданный припадок мог дать бывшему однокласснику причину посчитать его неспособным отстаивать свои позиции.
Тем временем Неджи, потирая переносицу, напряженно размышлял о состоянии Учихи. С тех пор, как он видел его в последний раз, беглый шиноби сильно сдал, тем не менее, даже в ослабленном состоянии оставался опасен, и недооценивать его было бы верхом глупости. Но, возможно, джоунину удастся переубедить Саске, предотвратить сражение, которое наверняка повлечет за собой множество жертв.
-Оставь ее, – быстро заговорил Неджи, упершись руками о полированную поверхность стола и вновь приподнимаясь. – Хината – не выдержит жизни, которую ты ведешь, и быстро сломается.
-Я думаю, ты ее недооцениваешь,– сдержано возразил Саске.
-Я знаю сестру лучше, чем кто бы то ни было, – перебил Неджи, в упор глядя на шиноби.
-Брось, – Учиха высокомерно скривил губы. – Дело не в способностях Хинаты, а в том, что ты сам хочешь обладать ею, – Саске хмыкнул и, заметив, как окаменел Неджи, понизил голос до издевательской вкрадчивости. – Расскажи, какого это – любить того, кто всегда будет на ступень выше?
Даже в черничной мгле помещения было видно, как побагровело обычно бледное утонченно-красивое лицо Хьюги и затрепетали точеные ноздри. Казалось, еще мгновение – и он набросится на Учиху, несмотря на существенную разницу в силах. Саске, с интересом наблюдавший за борьбой Хьюги с самим собой, разочарованно заметил, что тот довольно быстро взял себя в руки, подавив внутренний мятеж.
-Тебя это не касается, – отрезал он. – В любом случае Хината не станет женой нукенина.
-Твой дядя говорил то же самое, – лениво отозвался Саске, – но благоразумно передумал.
Шиноби неторопливо приблизился к Неджи и, опустившись так низко, что Хьюга учуял исходящий от него резковато-свежий запах лечебных трав и кисловатый кровяной душок. – Иначе я убью тебя.
Лицо Хьюги оставалось бесстрастным. Без признаков страха он со спокойной уверенностью человека, находящегося в полной безопасности, смотрел в черные, точно кофейные зерна, безэмоциональные глаза Учихи, и мимолетная злорадная улыбка легла на его губы.
-Не думаю, – невозмутимо произнес он. – Видишь ли, я приготовился к твоему приходу…
-Большая ошибка считать, что кучка остолопов за воротами сможет как-то навредить мне, – пренебрежительно обронил Саске.
-Твое бахвальство не знает границ, – Неджи брезгливо поморщился. – Уходи, пока я не вызвал охрану.
Саске выпрямился и, отвернувшись, направился к выходу. Хьюга с недоумением уставился на черную спину нукенина, порывисто вскакивая с места:
-Куда ты? – крикнул он.
-Нет смысла разговаривать с тобой, когда я могу просто взять то, зачем пришел, – Саске неуловимо повел головой и по полу комнаты ажурной тесьмой пробежало черное пламя, огораживая Хьюге путь. Неджи в бессильном гневе вобрал в себя воздух, беззвучно наблюдая за фигурой врага, исчезающей в языческой пляске неугасимого пламени.
***
Учихе пришлось идти наугад, полностью полагаясь на свое чутье и здравый смысл. А они подсказывали, что девушки в доме нет. Он не слышал шума передвижений и голосов, но отлично осознавал, что все шиноби семьи Хьюга, покинув свои охранные посты, спешили задержать его.
Саске, чувствуя, как учащался пульс, стоял на трубчатой крыше с кружевной резьбой по кровле и видел плотные трафаретные тени людей, стремительно приближавшихся к нему и обменивающихся друг с другом безмолвными сообщениями о том, как следует напасть. Учиха нарочито медленно сомкнул руки и, дождавшись, пока первая группа ступит на крышу, где стоял он, сложил печати. Несколько шиноби, уже выставившие руки, чтобы атаковать нукенина по жизненно важным точкам, поразили пустоту. Саске исчез, точно дымчатый морок, проглоченный ночью.
***
Хината пригладила темные волосы, забранные в низкий хвост, закрыла и отодвинула книгу, лежащую перед ней на столе, когда поймала себя на том, что не понимала ни строчки из написанного, так как мыслями пребывала совсем в другом месте. А именно в родовом поместье, где, возможно, именно сейчас Неджи и другие сражались с Учихой. Нет, она верила в способности брата, однако слишком уж устрашающая репутация была у нукенина, чтобы пребывать в безмятежности. Хината ощущала, как внутри все крепче затягивался узел волнения и, чтобы хоть как-то отвлечься, она не раз порывалась заговорить с отцом. Но каждый раз осекалась, глядя на его суровое лицо с недовольно поджатыми губами.
Именно Неджи убедил Хиаши просить помощи у Хокаге, которая выслала отряд самых способных и на данный момент не занятых в миссиях джоунинов, чтобы поймать беглеца. А главных представителей семьи Хьюга – Хиаши и Хинату, ради их безопасности под охраной заперла в карцере, где обычно держали ожидающих суда вражеских шиноби. И хоть Хиаши счел подобное обстоятельство крайне оскорбительным, все же вынужден был повиноваться решению Гондайме. Хината, конечно, не произносила это вслух, но втайне разделяла убеждение Цунаде, что в этом месте они с отцом находились в полной безопасности.
В отличие от Неджи.
Наследница подавила вздох и уныло уставилась свои руки. От беспокойства она не заметила, как всего за несколько дней обгрызла ногти чуть ли не до основания. Впрочем, ожидание давалось ей не так тяжело, как брату: тот весь месяц не отходил от кузины, точно опасаясь, что Саске отступится от договоренности; был особенно неразговорчив и, казалось, стал еще мрачней и угрюмее, чем во времена своего генинства. Сама Хината хоть и пыталась развеселить его на свой лад, но все время выходило как-то натянуто и неуклюже. Однако видеть осунувшееся от бессонницы лицо кузена было невыносимо. Поэтому девушка старалась как можно чаще вытаскивать его из душных библиотечных покоев с высокими тянущимися на многие метры стеллажами, отведенными под ветхие желтые свитки и сотнестраничные книги с кожаными переплетами. Считалось, что давно, когда род Хьюга еще не поселился в Конохе, в назидание ее заживо сдирали с бунтовщиков из побочной ветви и натягивали на металлические обложки. Хината никогда не брала их в руки, с содроганием обходя стороной, поэтому непроизвольно вздрогнула, когда увидела, как Неджи спокойно листает один из таких фолиантов. Девушка тогда пришла в ужас от подобного кощунства и с несвойственной твердостью запретила кузену читать те книги. Но Неджи только мягко усмехнулся и потрепал милую в гневе сестру по волосам.
-Глупышка, это бычья кожа, – пояснил он.
Вспомнив сейчас об этом случае, Хината невольно улыбнулась и почувствовала, как каменные обручи тревоги, стягивавшие грудь, немного ослабли.
В конце концов, как бы силен не был Учиха, ему не одолеть с полсотни опытных шиноби...
-Кто здесь? - резко выкрикнул Хиаши, вдруг вскакивая со стула, так что он, покачнувшись, запрокинулся назад и упал, оглушительно громко стукнувшись обитой железом спинкой.
Хината судорожно выдохнула и принялась лихорадочно оглядываться, едва не теряя сознание от нахлынувшей паники и молясь, чтобы поступок главы клана был вызван лишь мнительностью.
Потому что проникнуть в строго охраняемую гауптвахту — невозможно. Разве только этот «некто» мог перемещаться в пространстве.
-Тот, кто обещал придти месяц назад, - ответил чей-то голос, и он был высоким, властным, но абсолютно неживым, ледяным, как талые весенние воды.
Хиаши и Хината одновременно обернулись в направлении правого угла напротив двери. И там, скрестив руки на груди, с темным весельем на заостренном лице стоял Учиха Саске, опершись худыми плечами на стену.
-Ты! - свистяще прошептал Хиаши, и Хината, машинально посмотрев на родителя, едва не вскрикнула — столько ненависти было в его глазах.
Саске осклабился:
-Я предупреждал — у меня длинные руки.
Хиаши молчал, прожигая нукенина яростным взглядом.
-Но...но как ты смог попасть сюда? - заикаясь, прошелестела Хината и поежилась, точно от дуновения промозглого ветра, когда Учиха с хищным вниманием уставился на нее.
Сколько себя помнила, Хинате никогда не нравился Саске. Она уважала его, как уважала любого человека, щедро одаренного тем, чего сама была лишена — талантом, однако вместе с тем неулыбчивый мальчик с черными, ничего не выражающими глазами палой вороны вызывал у нее какой-то мистический страх. Он был еще больше обращен в себя, чем Неджи, но если последний легко отпустил злобу, точившую нутро, то Саске казался девочке фантошем, наполненным враждой ко всему миру, как соломой, что придает марионетке форму и без которой она будет лишь пестрым куском тряпки.
Но Хината и подумать не могла, что Саске может так измениться, что его филигранная красота будет непреодолимо отвращать, что в своем сердце она не найдет ни крупицы былого негласного почтения, что весь его сумрачный образ бездушного преступника, во многом вылепленный из кривотолков и слухов, вызовет не столько страх, сколько омерзение.
-Какая разница как? - Саске пожал плечами. - Главное — я здесь, пришел взять то, что мне было обещано.
-Я ничего не обещал тебе, - высокомерно отозвался Хиаши. - То соглашение было не более чем попыткой подстегнуть к действиям Неджи и возможностью для деревни поймать и, наконец, вздернуть тебя как собаку.
Оба, Хината и Саске пристально посмотрели на хмурящегося главу; наследница - удивленно, а нукенин — иронично.
-Ну, как бы то ни было, я выжил, а значит, мне полагается компенсация, - невозмутимо сказал Саске.
Хиаши вышел вперед, загородив собой дочь и встав стойку.
-Пока я жив, Хинату ты не получишь, - отчеканил он.
После этих словах Учиха с энтузиазмом выступил навстречу Хьюге; его глаза заблестели, на миг приобнажая за фасадом хладнокровия сумасшедшую жажду убийства, присущую человеку, для которого не существует нравственных преград.
Хината зажмурилась, кровь разрывала виски, а во рту вдруг стало нестерпимо сухо. Как ни силилась, она не могла произнести ни звука, точно связки покрылись известняком и полная жгучего уныния фраза «хоть кто-нибудь...помогите!» так и осталась невысказанной. Тем не менее, на ватных негнущихся ногах куноичи встала рядом с родителем и выставила трясущиеся руки. И, кажется, совсем не к месту вспомнила про то, как несколько лет назад с безрассудной отвагой пыталась противостоять одному из тел Пейна. Как и сейчас, тогда у нее не было ни единого шанса вырвать победу, однако гораздо позорнее было бы сдаться без боя, чем демонстрировать врагу дрожащие губы.
Однако Саске отчего-то медлил, косясь на дверь. Да и сама Хината уже слышала чьи-то торопливые шаги и отрывистые переговоры. Через некоторое время на металлической двери посекундно стали появляться обширные выпуклости и уже на пятой она с пронзительным скрипом покачнулась и грохнулась об пол.