Милосердие выше справедливости (с)
Название: Девочки
Автор: Laora
Иллюстраторы: Laora, Dzin_
Бета: patlatanata
Пейринг/Персонажи: Ино/Сакура/Хината
Категория: фемслэш
Жанр: повседневность, мелодрама
Рейтинг: R
Размер: 10 200 слов
Саммари: Ино, экономист, и Сакура, будущий медик, снимают квартирку на двоих. Их привычная, практически семейная жизнь протекает без особых изменений — пока соседкой обеих не становится ушедшая из дому Хината.
Предупреждения: студенческая AU, ООС
Отказ от прав: все персонажи принадлежат Масаши Кишимото
От автора: Спасибо Ниле и Ксане Л., без которых я бы никогда не начала этот текст; большое спасибо Наталье, без которой никогда не закончила бы. Спасибище Dzin_ за неоценимую моральную поддержку и классную иллюстрацию.
Спасибо всем, кто прочтет этот фик.
читать дальше
Они пьют кофе, заваренный на воде из-под крана, и сушат волосы дешевым феном; от их белья вкусно пахнет яркими мечтами, а от запястий — каплями английских духов, купленных на распродаже; они заливисто смеются на дискотеках и поправляют тоненькие бретельки летних маечек.
А еще они иногда пишут сладко-душные, липко-карамельные рассказы о том, чего не происходит.
Но это — совсем другая история.
«Мы все приходим в середине фильма и уходим в середине фильма, — как-то писала Ино в дневнике. — Мы не знаем ни прошлого своего, ни будущего, не помним о предыдущих жизнях и не можем представить даже то, что ждет нас в жизни этой.
Но случаются исключения».
Под исключением она, ясное дело, имела в виду себя. Потому и возмущалась так, когда узнала, что Сакура добралась до ее дневника. Будто в нынешнее время кто-то еще ведет бумажный дневник! Надежнее было бы создать запароленный файл на личном ноутбуке…
В чем-то Ино, несмотря на свою наивность, была права.
Сейчас Сакура едва ли много могла вспомнить о своем прошлом. Особенно о вчерашнем вечере.
Теперь, похоже, тоже был вечер. Неимоверными усилиями оторвав голову от подушки, Сакура взглянула на часы и убедилась в этом.
Потом она взглянула на теплое тело рядом с собой. Тело, опознанное как Ино, шевельнулось, пробормотало что-то не шибко разборчивое и перевернулось на другой бок, обнимая еще одно тело — Хинату.
На обеих девушках не было ни нитки, покрывало сбилось к ногам, но, кажется, это их не заботило.
Сакура схватилась за голову. Нет, ее нисколько не удивляло, что они втроем уместились в одной кровати — кровать была всем кроватям кровать, настоящий сексодром, одни когтистые лапы чего стоят. Ино приобрела эту кровать по дешевке в каком-то антикварном магазинчике и смылась, свалив на Сакуру общение с грузчиками. Сама Ино общаться с кем-либо избегала.
Что удивляло Сакуру — это то, как необщительная Ино оказалась метафорической ветчиной в бутерброде, зажатая между Сакурой и Хинатой. И когда Ино с Хинатой успели раздеться?! Ино ладно, ей что угодно в голову взбрести может. Но стеснительная Хината…
Сакура помотала головой.
Вспомнить то, что творилось вчера, до сих пор не представлялось возможным, но резкие движения возымели эффект: воспоминания начали возвращаться.
Кажется, началось все с дорогого вина, которое притаранила Ино.
— Буржуйка, — заключила тогда Сакура. — Обязательно было всю зарплату на ветер пускать? Что жрать теперь будешь?
— У меня нет зарплаты, — искренне возмутилась Ино. — Я предсказываю будущее, потому что не могу иначе! И не беру деньги с тех, кто не может заплатить...
— Одним энтузиазмом сыт не будешь, — проворчала Сакура, — а благородные порывы в карман не засунешь. Тащи штопор.
Пока Ино искала штопор, который, как полагается, валялся где-то между антресолями и полками с нижним бельем, Сакура нашла стеклоочиститель и очень удивилась — вроде бы он был выпит Кибой и уже-бывшими-товарищами-по-общаге еще месяц назад. Именно после принятой на грудь микродозы очистителя Киба совершил судьбоносное для него решение накрутить косяков из «Унесенных ветром», любимой книги Сакуры... Хотя, скорее всего, ему просто не попалось другой бумаги.
В результате на косяки едва не пошел сам Киба. Ходить он после той попойки тоже какое-то время не мог, и вовсе не из-за выпитого стеклоочистителя.
А теперь оказалось, что очиститель самым позорным образом недопит.
Сакура сокрушенно покачала головой, твердо решив подлить его Ино в вино, чтобы не пыжилась и оставляла хоть что-то себе на жратву.
Потом пришла Хината. Эта носилась с идеей сварить глинтвейн и плевала с высокого кактуса на то, что сладкое тут никто, кроме нее, не любит, а сама она как бы непьющая.
Когда дошло до дела, Хината и впрямь принялась отнекиваться и предлагать заменить вино зеленым чаем.
«А стеклоочиститель чем заменять?!» — едва не возопила Сакура, но вовремя заткнулась. Иначе все ее коварство яйца бы выеденного не стоило.
Пришлось Ино вспоминать гороскоп Хинаты, согласно которому та должна была выпить именно сегодня и сейчас.
Против гороскопа не попрешь, ясное дело, поэтому Хината вынуждена была подчиниться.
Потом они все-таки выпили, после чего все воспоминания благополучно отключались.
И вот теперь — божественно голая Хината под простыней и в обнимку с такой же голой, но совсем не божественной Ино.
Сакура нагнулась над дрыхнущими без задних ног подругами, размышляя, будить их или нет, и если да, то каким образом. Ино можно и пнуть, а вот Хинату... интересно, если разбудить ее нежным поцелуем, она потом вспомнит?
Спящая Ино пошевелилась, якобы случайно лягнув Сакуру пяткой в колено, и притянула Хинату ближе.
— Ну ты и... — сдавленно прошипела Сакура, адресуя ругательство Ино.
— Это судьба, — невнятно пробормотала та, даже не думая просыпаться.
— О судьбе ты лучше с братцем Хинаты поговори, — не сдержалась Сакура. — Не зря все вокруг твердят, что вы были бы красивой парой.
Ино приоткрыла один глаз, бросила мутный неосмысленный взгляд на Сакуру и пожелала ей «грибов побольше».
— Спасибо, мне и без грибов неплохо, — Сакура протянула руку, намереваясь все же разбудить Хинату более-менее нормальным способом.
— Эй, я с братом Хинаты говорить не буду! — до Ино внезапно дошло, и она немедля отпихнула Сакуру. — А если и буду, то только для того, чтобы нагадать ему что-нибудь неприятное!
— Да уж, он этого заслуживает, — вздохнула Сакура. — Он и вся их сумасшедшая семейка. До чего Хинату довели! Но я не допущу, чтобы это повторилось.
— Кхм, — Ино красноречиво откашлялась. — Ты не допустишь?
Сакура в красках представила, что с ней случится после сглаза Ино. Саске от него, помнится, окосел и зарекся впредь таскать у Ино сушеных тибетских змей для создания нужного имиджа... впрочем, змей это не спасло — неделей позже Сакура съела их по причине депрессняка и катастрофического отсутствия закуски. Под пиво хорошо пошли.
— Мы не допустим, — поправилась Сакура торопливо.
Ино удовлетворенно кивнула.
Как у настоящих подруг, у них с Сакурой все было общее. От прокладок до парня, в которого можно влюбиться.
Обычно такой парень игнорировал и Ино, которая сладким-сладким голосом предлагала объекту своего интереса «выпить соку» с подмешанным приворотным зельем, и Сакуру, которая демонстрировала лучшие показатели в спорте и красноречиво поигрывала бицепсами и трицепсами.
Нельзя сказать, чтобы Ино или Сакуру это особенно расстраивало.
— Flamma, — Ино приподнялась, потянулась блаженно; белый мрамор ее кожи, розовый жемчуг сосков — и татуировка, берущая начало сзади на шее.
Ино любила цветы и в какой-то момент решила с ними не расставаться. Татуировка оплетала ее торс, будто вьющиеся побеги; большая часть этой татуировки обычно скрывалась под одеждой.
Не для всех.
— Что, прости? — Сакура приподняла брови. Иногда Ино, будто нарочно, начинала говорить на иностранных языках, которых, как студентка-экономист и вообще просвещенная девушка, знала аж несколько. Ино даже за границу ездила летом, подрабатывала.
Подработка по специальности дополнялась гаданиями, на которые Ино тратила львиную долю времени. Как при этом она еще успевала учиться лучше всех на своем потоке, Сакура понятия не имела.
Да и не особо ее это касалось, если честно. Личные успехи человека — всегда его личные успехи; кто-то достигает больше, кто-то меньше, но, пока люди уживаются вместе, им нечего стыдиться.
— Т-с-с, — Ино прижала палец к губам, мельком глянула на блаженно спящую Хинату. — Разбудишь.
Легко соскользнула с кровати, укрыла Хинату одеялом. Качнулась к Сакуре, привстав на цыпочки, едва уловимо коснулась ее губ своими.
— Я в душ, — шепнула и была такова.
Сакура смотрела, как будто живая двигается татуировка у Ино на спине в такт легким движениям — цветы под дуновением легкого летнего ветерка.
Жаль, до лета еще пять месяцев с лишним.
Сакура смотрела. Ей легко представлялись черные кожаные ремни, опутывающие тонкое тело, лаковые туфли на высоком каблуке, прорванные черные капроновые чулки — девушки знают, как развлекаться. Заниматься любовью с той, чье тело покрыто татуировками, — все равно что любиться с женщиной, одетой в костюм. Что может быть эстетичнее?
Не божественная, но такая совершенная, соблазнительная и соблазняющая; пришлось снова помотать головой.
Бросив беглый взгляд на спящую Хинату, Сакура потащилась на кухню. Некоторое время она тупо созерцала разгром, царящий на столе. Потом взгляд Сакуры переместился на пол, и она поняла, что смотреть на стол гораздо безопаснее для психического здоровья.
Стол являл собой картину как неприглядную, так и загадочную. Мисочка с семечками, которые Сакура вчера увлеченно лузгала, соседствовала с бокалами и чашками всевозможного вида. По количеству стеклотары можно было решить, что тут отмечали Рождество не три милые девушки, а орава студентов после успешно заваленной сессии. Как водится, тара была немытой и кое-где перемежалась с остатками вчерашней трапезы; Сакура узнала куриное крылышко, которое вчера пыталась догрызть, вспомнила, что под конец посиделок во все стороны плевалась рыбьими костями, жалуясь на поганую речную рыбу… и поняла, почему пол пребывает в таком плачевном состоянии.
Рядом с крылышком обнаружилась кучка, состоящая из кусочков разных фруктов, обильно смоченных красным вином. Кажется, это были отходы после глинтвейна, таки уваренного Хинатой.
Чуть дальше кучки Сакура увидела зеркало модельной формы и пару баночек крема. Эти выходцы из салона красоты, вне всяких сомнений, принадлежали Ино. Сакура призадумалась. Похоже, Ино действительно напилась в хлам, раз позабыла убрать свои драгоценные косметические средства.
Возле кремов чинно лежали два ножа разной конфигурации. Первый обладал длинным и широким лезвием, второй — коротким и узким, и оба были испачканы в какой-то зеленой пакости. Сакура честно попыталась вспомнить, что же они с девочками вчера ели, кроме речной рыбы, куриных крылышек и торта, который она тщетно пыталась впихнуть Хинате…
Тщетно. Воспоминания где-то на этом торте и обрывались, да и стол закончился тарелкой с вышеуказанным нетронутым лакомством. Многочисленные салфетки, испачканные помадой Ино и Сакуры, в расчет не принимались.
— Надеюсь, мы хоть на брудершафт с ней не пили, — скривившись как от кислого апельсина, пробормотала Сакура.
До появления Хинаты их с Ино дружба медленно, но верно шла к длительной совместной жизни. Почти семейной, если можно так сказать, ведь Ино, несмотря на любовные зелья и склонность приставать к обворожительным брюнетам, романтическими отношениями не интересовалась и заводить постоянный роман с кем-либо не планировала. У Сакуры имелось страшное подозрение, что подруга асексуальна в принципе. Иногда ей вообще казалось, будто Ино — инопланетянка. Уж слишком она была не от мира сего. Контачила с людьми мало и редко, и обычно ничем хорошим это не заканчивалось, потому что Ино неизменно говорила знакомым и незнакомым вещи, которые они не хотели слышать. Сама Ино утверждала, будто таков ее путь провидицы, а лгать тем, кого видит насквозь, она не может так же, как молчать об увиденном. Сакура хмыкала и советовала научиться, пока не поздно, но подруга не желала образумиться.
Замкнутость Ино делала ее отношения с Сакурой только крепче; Сакура давно с этим смирилась…
Появление Хинаты стало громом среди ясного неба, грозящим превратить Ино и Сакуру из злейше-закадычных подруг в самых настоящих соперниц.
Знать бы еще, что они вчера творили.
— И почему я тоже голая? — Сакура наступила на горку шелухи от семечек, которая оказалась на полу, поняла, что она еще и босая, и запоздало поежилась. Несмотря на отопление, в кухне было довольно прохладно. — Где моя пижама, интересно?
Пробормотав в пространство этот риторический вопрос, Сакура нагнулась, чтобы отделить от своих ступней приставшую шелуху и не разносить ее по всей квартире. Лущить семечки — дурная привычка, никак не совместимая с общепринятыми правилами красивой жизни. Ино всегда говорила, что данное порочное пристрастие обеспечит Сакуре верный путь в безгламурный Ад, а Хината хлопала ресницами и смущенно улыбалась.
— Я не прочь попасть в Ад, — пробурчала Сакура себе под нос, пошатываясь и раздумывая, что делать с похмельем и неуместными мыслями. Рассолу, что ли, хлебнуть… Так его Киба еще тогда выдул, на следующее утро после памятного стеклоочистителя. — Всегда любила готику!
Готика не оценила запоздалого признания, зато Ино из ванной объявила, что она уже все. Поэтому Сакура за неимением рассола пошлепала в ванную — принимать утренний (если можно так сказать) душ.
В конце концов, навести порядок можно будет и потом.
В общем-то, ей было не на что жаловаться. Одна из самых обеспеченных студенток университета, девочка из богатой семьи, «та самая» Хьюга Хината.
Девочка, потерявшая свое место в мире.
С детства она тянулась к недостижимому идеалу, каким хотели ее видеть родители, и не могла дотянуться. Она старалась, работала над собой, но стать той, кем не являлась, не могла. Не самые лучшие оценки в школе, не лучшие результаты вступительных, да и документы в итоге она подала тайком на одну из самых непрестижных профессий.
Хината решила заниматься литературой.
Только читая книги, проживая чужие жизни, она чувствовала себя завершенной. В ней был какой-то смысл: именно об этом пытались сказать ей книги, которые она читала.
Именно этому возражали родители и брат.
Брат с недавних пор возражал вообще всему — молчаливо. Он стал ее игнорировать. Хината не знала, что тому причиной. Возможно, дело было в его девушках, из которых Хината могла вспомнить только последнюю.
Она учительница музыки была — яркие губы, строгий взгляд.
А у него — что ни день, то новая красотка. Менял их с той же скоростью, с какой она книги читала, еще и другу говорил — ах, как мне та надоела, позитивная слишком. Познакомь меня с кем-то подепрессивней.
Хината слышала, и все это, вместе с упреками родителей, с неудачами в университете, за которые она принимала обычные мелочи, не стоящие даже упоминания, накапливалось. Каждое слово, каждый поступок; не так она хотела жить.
Хината находила спасение в книгах. У нее, во всяком случае, была своя комната, где она могла отгородиться от мира и читать. Книга за книгой говорила ей: ты достойна. Ты заслуживаешь того, чтобы жить. Чтобы быть счастливой.
Люди говорили другое.
Иногда Хинате казалось, что от людей, с которыми она общается, дышит холодом. Свои радости, и беды тоже — свои. Чужая. Иди в другую компанию... если, конечно, найдешь подходящую.
Брат сначала хмыкал и поглядывал свысока, а потом вообще стал избегать; что уж говорить о других.
Ино поняла бы.
Ино и поняла — она, улыбавшаяся с надломленной мечтательностью и уверенно стоявшая на высоченных каблуках, красивая журнальной, но при этом неприступной красотой — страшно подойти. Есть девушки проще и понятней...
И глаза у Ино были под стать — огромные, как у стрекозы, голубые, казалось, видевшие больше, чем доступно другим. Взгляд Ино всегда был устремлен куда-то вдаль и очень редко фокусировался непосредственно на собеседнике.
— Ты — Flamma, — как-то сказала Ино, подойдя к Хинате в университете. — Пламя. Но твой огонь погаснет, если вокруг не будет кислорода. — И добавила: — Переселяйся к нам.
Хината не поверила своим ушам. До этого они с Ино не общались. Хината вообще редко говорила с другими студентами, предпочитая витать в мечтах. Так было проще. Удавалось заглушить панический страх навеки остаться в мире, где слова «Я позвоню тебе» отдаются холодом в позвоночнике, а говорить с кем-то — все равно что мучиться, пытаясь провернуть ключ в заржавевшем замке, вместо того, чтобы дождаться, когда тебе откроют.
Ино пошла Хинате навстречу.
Ино предложила жить вместе.
— К вам?..
— Ко мне и Сакуре, — Ино кивнула в сторону ожидавшей ее девушки, чьи волосы были выкрашены в экзотический розовый цвет. В окружении Хинаты подобные эксперименты с собственной внешностью не поощрялись; хуже крашеных волос могла быть разве что какая-нибудь татуировка. — Мы с ней вместе живем. Лучшие подруги, — Ино улыбнулась самыми уголками губ; улыбка, обращенная к ней самой.
— Сакуре?..
Хината очень удивилась, когда узнала, что Ино — лучшая подруга Сакуры. Сакуру у них в университете побаивались — эта заводная девушка больше напоминала ураган, чем человека из плоти и крови. А становиться на пути урагана всегда опасно — вот Сакурой и предпочитали восхищаться издали. Так, как это делала Хината.
Они с Сакурой пересекались несколько раз на парах, и этого хватило, чтобы Хината запомнила исходящий от нее особый смешанный запах кофе и сигарет.
Еще пару раз она видела Сакуру на станциях метро и всякий раз узнавала — по цвету волос.
Грустная девушка с неизменной сигаретой и гитарой в руках; большие глаза, обветренные губы и — страсть. В каждом ее движении, в мельчайшем жесте, в длинных песнях, исполняемых хриплым, будто простуженным голосом.
Такой действительно следовало восхищаться; такую следовало опасаться. Слишком ярким был свет, исходящий от Сакуры. Тому, кто почти всю жизнь провел в темноте, в комнате с плотно задернутыми шторами, и ослепнуть недолго.
— Люблю цветы, — двусмысленно заметила Ино. — Подумай над моим предложением. Втроем квартиру легче снимать, чем вдвоем. Да и тебе не помешает… сменить обстановку.
Легко кивнула, скользящим шагом двинулась к заждавшейся Сакуре.
Хината проводила ее взглядом.
Ино и вправду любила цветы — об этом свидетельствовала хотя бы татуировка у нее сзади на шее.
Они могли ее разыгрывать. Издеваться над университетской тихоней. Узнай родители, точно бы не допустили опрометчивых поступков.
Поэтому Хината сделала все, чтобы они не узнали.
Она не стала брать с собой слишком много вещей. Работы у нее не было, родители строжайше запрещали отвлекаться от учебы. Денег не было тоже — если не считать немногочисленных сбережений.
Их должно было хватить на первое время.
Все ее пожитки вместились в сумку — смена одежды, несколько пар капроновых колготок, предметы личной гигиены, белье, планшет, нетбук, электронная книжка.
С этими пожитками Хината на следующий день и подошла к Ино и Сакуре.
— Можно, я... поживу у вас немного? — несмело спросила она.
Она ожидала, что Ино улыбнется в ответ — как в прошлый раз, скорее себе самой, чем Хинате.
Но не ожидала, что улыбнется и Сакура.
— Мы будем рады.
Как ни странно, проблем с квартплатой у девушек не было. Они вообще отказались брать с Хинаты деньги за первый месяц.
— Пока работу не найдешь — не мешайся, — рявкнула Сакура, когда Хината подошла к ней со своими нехитрыми сбережениями.
Работу Хината в скором времени нашла, устроившись ассистентом на кафедру. Деньги платили небольшие, но на еду и долю квартплаты хватало.
После этого пельмени Сакуры и зерна пророщенной пшеницы, которыми питалась Ино и которые Сакура у нее периодически таскала, когда пельмени заканчивались, ушли в далекое прошлое. Хината вполне сносно готовила и кормить соседок считала едва ли не своим священным долгом. Так у девушек появилась традиция общих завтраков.
Помимо этой, у них образовалась еще одна традиция: смотреть фильмы в воскресные вечера. Фильмы в основном были посвящены нетрадиционным сексуальным отношениям, но на порнографию не тянули категорически из-за заложенного в них высшего смысла, в основном провального. Случались, однако, исключения; после фильма «Фрида» с Сальмой Хайек Хината плакала навзрыд. Она всегда бурно реагировала на то, что цепляло ее в чужой жизни — в книгах или в фильмах, неважно.
Фильмов об отношениях женщин с женщинами и мужчин с мужчинами было куда больше, чем Хината могла предположить; помимо фильмов, существовали сериалы и даже аниме. Ино и Сакура смотрели все это взахлеб. Видео их пристрастия не ограничивались. Сакура в первый же день ввела Хинату в курс дела, показав ей накопленные при поддержке Ино материалы.
— Это манга жанра юри и седзе-ай, — просвещала Сакура, когда Хината впервые пришла к ним в квартиру, — это диски с фильмами. Классика жанра, очень рекомендую… Это — фемная литература, а здесь — аниме и додзинси. Фанфики читать не советую, в большинстве своем они забивают мозги. Ну как, ты еще не испугалась?
— Да нет, — Хината смущенно улыбнулась. — У вас тут здорово.
Ино и Сакура переглянулись как-то странно, будто соперничали.
Потом Ино опомнилась и торопливо опустила взгляд, словно не желая выражать им столь земные чувства.
Словом, при ближайшем рассмотрении и Ино, и Сакура оказались милейшими девушками, с которыми было очень легко общаться. Их даже не смущала привычка Хинаты носить дома капроновые колготки. У них самих странностей хватало, и пристрастие ко всему сапфическому было далеко не единственной из них. Просто общей для обеих.
Ино, например, частенько говорила на иностранных языках. Хината, по настоянию родителей пытавшаяся изучать хинди и санскрит, узнала как-то пару произнесенных Ино фраз. Еще раз ей показалось, будто Ино говорит на искаженном немецком. Но чаще всего Ино произносила что-нибудь замысловатое на латыни. И даже не сразу понимала, что перешла с родного языка на другой.
Кроме того, Ино порой говорила очень странные вещи. Про третий глаз, про родовые проклятия, про скрытое значение снов, про гороскопы. Ей было положено: блестящая студентка-экономист, Ино вдобавок работала в салоне предсказаний. Неизвестно, что приносило ей больше дохода, подработки, связанные с будущей профессией, или визиты в салон. Так или иначе, у Ино, единственной из них троих, было собственное авто. Обычно она подвозила подруг на нем до университета.
От родителей Ино ушла еще когда поступила в университет и общалась с ними крайне редко.
О родителях Сакуры Хината ничего не знала. Она и хотела бы, но Сакура была не из тех, кто много о себе рассказывает. Сакура даже об игре на гитаре рассказывать не захотела, когда Хинате взбрело в голову спросить, где она научилась.
Кроме игры на гитаре и вполне успешной учебы на медицинском факультете, за Сакурой числилось несколько побед на спортивных соревнованиях. По первому взгляду на нее можно было сказать: тренированная. На нее было приятно смотреть; она неудержимо притягивала взгляд и сама, наверное, не подозревала об этой своей особенности.
У них с Ино был разный тип красоты. Сакура была красива как энергия во плоти; Ино — как девушка с обложки, хрупкая, в чем-то нарочитая, но, в отличие от девушек с обложки, прозорливая.
Хината, большегрудая, далеко не такая ловкая и легкая, как они, рядом с ними могла бы показаться себе страшной. Но Ино и Сакура не воспринимали ее как таковую. Ни на мгновение они не считали ее хуже себя. Наоборот, смотрели с восхищением.
Они ее принимали.
Хината могла сказать это совершенно точно, потому что прекрасно помнила, как это — когда тебя не принимают.
Она жила у Ино и Сакуры полторы недели, когда в университет впервые пришел ее брат. Он явился аккурат к перемене; ему пришлось прокладывать себе путь сквозь толпу рвущихся на свободу студентов. Только поэтому Хинате удалось заметить его вовремя.
И — сбежать.
Ей удавалось сбегать от него еще несколько раз. Она была удивлена, что брат столько времени тратит на ее поиски. Ее и хватились-то не сразу — разве нужна она своей семье такая, не оправдавшая надежды, да еще и сбежавшая позорно, никого не предупредив? В конце концов, оставленную в комнате записку нельзя считать убедительным предупреждением…
Рождество они встретили втроем — Ино, Сакура и Хината. Было очень весело, хотя Хината и не могла потом вспомнить все в подробностях. Она редко пила и была неустойчива к алкоголю.
На послеследующий день Ино и Сакура потащили ее за покупками. Двадцать седьмого декабря у Хинаты был день рождения, и они откуда-то узнали об этом. С самого утра Ино и Сакура вручили смущенной Хинате горку подарков: флэш-карту, ее любимое миндальное печенье и добрые двадцать упаковок с капроновыми колготками. Бонусом пошли воздушные шарики, остро пахнущие резиной; ими девушки принялись украшать квартиру.
— Зачем? — спросила Хината почти беспомощно.
— Гости придут, — воодушевленно ответила Сакура, — из нашего универа. Это Рождество — праздник семейный, а день рождения положено отмечать в общей компании. Мы пригласили Сая, Саске, Кибу, Наруто… кого там еще, Ино? Ты их, случайно, не записывала?
— Стыдись, — Ино надулась. — Это же ты всех приглашала. Должна была запомнить!
— Я помню только общее число, — Сакура сосредоточенно нахмурилась. — Одиннадцать человек. Ладно, поехали за жратвой.
— До магазина недалеко, может, не следует ехать… — начала Хината. Ино улыбнулась и вышла за дверь, чтобы подождать подруг на улице. Она уже успела одеться.
— У меня сапоги протекают, — огрызнулась Сакура. — Так что поедем.
— Са… Сакура, — Хината покраснела. — Это из-за меня, да? Ты не купила новые сапоги, чтобы сделать мне подарок?
— Что за чушь ты городишь, — Сакура махнула рукой. — Просто моего размера нет в магазинах, тем более в такое время. А что есть — то все с каблуками.
— Разве это плохо?
— Ты про каблуки? — Сакура посмотрела скептически.
— Ага, — кивнула Хината. — Думаю... думаю, тебе бы пошла обувь на каблуках...
— С ростом метр семьдесят пять? — скепсис зашкаливал. — Каблук на три сантиметра — предел. О шпильках не может быть и речи. И потом, они натирают. Да и неудобно по городу бегать.
— Но ты такая красивая, — в голосе Хинаты не было ни слепого обожания, ни желания подольститься. Спокойное, сдержанное, немного смущенное восхищение. — Почему ты отказываешься от этого?..
Сакура недоверчиво хмыкнула.
— У меня рост метр шестьдесят восемь, — продолжала настаивать Хината. — Я тоже высокая, но на каблуках чувствую себя даже увереннее. Женственнее. А ты... ты будто не хочешь быть собой. Или наоборот... Я не знаю, как это сказать.
— Ну так не говори, — Сакура подошла к Хинате и по-дружески сгребла ее в охапку. — Спасибо.
— Н-н... — Хината вздрогнула, неосознанно пытаясь высвободиться. Сакура тут же отпустила ее. Отошла в сторону. Сказала:
— Тебе очень идут эти сапожки.
Перед тем, как заехать в магазин, они заглянули в пиццерию и скупились там.
Три средних пиццы на одиннадцать человек — самое то; а ведь были еще и хлебцы с корицей.
В магазине пунктуальная Ино придирчиво отмечала купленные продукты, а Сакура опасно размахивала руками, громко смеялась и лезла всюду, куда могла. Хината, напротив, поминутно краснела и топталась под стенкой супермаркета, неподалеку от аквариума с плавающими рыбами.
— Плавают — значит, живые! — постановила Сакура. Ино с сомнением фыркнула, прицениваясь к консервированным сардинам. Для салата — то, что нужно, как она сказала.
Когда тележка была заполнена по самое не могу, нагруженные девушки выползли из супермаркета и двинулись прямиком к серебристой иномарке Ино.
Сакуре иногда казалось, что подруга любит свое авто больше всего на свете; настоящее платоническое чувство. После ежегодных летних поездок за границу, где Ино зарабатывала неплохие деньги, машина воспринималась ею как нечто совершенно необходимое — и при этом обладающее собственным характером.
— Не хочешь на переднее сиденье, Хината? — между тем проворковала Ино.
— Э… ну… там же пристегиваться надо, наверное, — неуверенно сказала та. До этого Хината никогда не ездила на переднем сидении.
— Ага, мне тоже пристегиваться не хочется, — согласилась Сакура. — Давай разделим с тобой галерку, а, Хината?
— Ну уж нет! — взбунтовалась Ино. — А кто мне музыку менять будет?!
— Эти твои полурелигиозные завывания? — поморщилась Сакура. — А мы без них спокойнее не доедем?
— Я не могу вести, когда не слушаю музыку! — Ино настаивала.
— А еще говоришь, что деструктивная личность, — поддела Сакура. — Честное слово, более творческого человека в жизни не видела. Ну ни шагу без этого искусства, будь оно неладно!
— Я — всего лишь потребитель, — грустно улыбнулась Ино. — Я не умею создавать…
— Всякие графики там и расчеты ты составляешь очень даже, — проворчала Сакура, загружаясь-таки на переднее сиденье. — Экономист… ка.
— Пообещай, что больше не будешь держать в ванной изловленных для препарации лягушек, — парировала Ино.
Хината на заднем сиденье неслышно вздохнула. Ино и Сакура так уютно чувствовали себя друг с другом… Она явно была здесь лишней.
Брат Хинаты поджидал ее у подъезда. Видимо, не поймав ее несколько раз в университете, он расспросил других студентов.
Хината увидела его сразу. Захотелось позорно сбежать, как она поступала раньше; но Ино и Сакура не позволили.
Они тоже его узнали.
— Твой брат? — осведомилась Сакура с нехорошей задумчивостью. — Это ведь он за тобой в универе шпионил, так?
— О… откуда, — начала Хината.
— Мы давно уже в курсе, — Ино беспечно махнула рукой. — Вы с ним очень похожи, ты знаешь?
— Поговорить с ним? — перебила ее Сакура.
— Н… не нужно, — решилась Хината. — Я сама.
Брат Хинаты был недоволен — до того момента, как увидел Ино и Сакуру.
После этого он стал очень недоволен.
— Хината, мы уходим, — сказал брат, беря ее за руку чуть повыше локтя.
— Нет, я...
— Идем, я сказал!
Сказать еще что-либо брат Хинаты не успел — Сакура недаром была самой спортивной девушкой университета. В рукопашном бою она тоже преуспела, особенно если нападать неожиданно. Хината слышала от Ино, будто Сакура лучше всех закончила университетские курсы самообороны.
— Она тебе человеческим языком сказала, что не хочет, — процедила Сакура. — Оставь ее в покое!
— Она — Flamma, — поддержала Ино. — Она не принадлежит тебе. Только себе.
— Вы ничего не можете ей дать, — брат Хинаты поднялся, вытирая кровь со щеки — порезался о наст, должно быть. Его щегольской светлый плащ пострадал от встречи с обледенелым и далеко не чистым асфальтом. — Она прячется за вас, как за задвинутые шторы и свои дурацкие колготки. Пытается отгородиться от мира.
— Это ты себя полагаешь ее миром, а? — Сакура разминала пальцы. — Я бы тоже хотела от такого «мира» отгородиться, знаешь ли.
— Уходи, — Хината отодвинула Сакуру в сторону. — Не преследуй меня, пожалуйста. Нашим родителям нужна не я, а ты. Прошу, разреши мне жить так, как я считаю нужным.
— Они не наши родители, — отозвался брат почти устало, — только твои. Я — приемный сын семьи.
— А… Что? — Хината замолкла на полуслове.
— Ты — наследница семейного бизнеса. Поэтому к тебе предъявляли такие высокие требования. Я пообещал тебя вернуть. Тебе не место, — брат, стало быть, сводный, бросил на Ино и Сакуру недобрый взгляд, — рядом с этими извращенками.
— Извра…
— Они спят друг с другом. Об этом в твоем университете только ленивый не знает, — губы брата презрительно скривились. — А ты даже не подозревала? Проницательна, как всегда, Хината. Это отвратительно. Ты уже наигралась? Пора вернуться домой.
Хината растерянно посмотрела на Сакуру и Ино. В сознании всплыло воспоминание: вчера она проснулась без одежды… а до этого напилась впервые в жизни и совсем ничего не помнила. Могла ли она…
Могли ли Ино и Сакура пригласить ее жить с ними только ради этого?
Они ведь, в конце концов, не скрывали ничего с самого начала. Их интересы… странные увлечения…
Хината вспомнила еще один случай из университета.
…«Спать хочется», — жалуется Сакура.
«Ну, мы же с тобой не выспались», — говорит Ино, бросая мимолетный взгляд на ноги Сакуры, обтянутые стильными бархатистыми бриджами. А потом склоняет голову Сакуре на плечо.
Неужели…
Собственный голос показался ей далеким и незнакомым. Хината даже не сразу его узнала — он будто другому человеку принадлежал.
— То, где мое место, буду решать я одна. Это — моя жизнь. Я в ней — главная героиня. Если за меня будут решать другие, все напрасно. Я не знаю, что я умею, не знаю, на что способна. Может, от меня только и толку, что готовить да читать любую литературу. Но заниматься семейным бизнесом я не хочу. С меня хватит, — Хината почти кричала, — всего этого. Всех людей, которые нравились мне, которые пытались ко мне приблизиться… Вы отталкивали их. Оскорбляли, как вот сейчас. Задействовали семейные связи! Чтобы я не попала в неподходящее окружение. Чтобы у меня не было друзей, никогда! Никаких… Мне… да мне все равно! — выдохнула Хината, делая шаг вперед, и ее брат невольно попятился. — Все равно, кто с кем спит! Тебе ведь тоже все равно на самом деле. Тебе плевать на чувства других людей! Ты разбивал сердца всем своим девушкам… что с той учительницей музыки? Ты ее уже бросил? Это — то, что по-настоящему отвратительно. В твоих отношениях с людьми нет постоянства, тепла, понимания — ни у кого из нашей семьи нет. И у меня не было, — Хината развернулась к Сакуре и Ино. В глазах стояли слезы, поэтому она их почти не видела, — пока я не встретила Ино и Сакуру.
— Ты встретила их месяц назад, — процедил брат холодно, — и уже так им доверяешь. Они знают, кому достанется наследство. Они втираются к тебе в доверие. Втирались с самого начала! Послушай, Хината… По сравнению с тобой они обе — нищие. Для них твое наследство — огромные деньги.
— Не… не нужно мне никакого наследства, — Хинату трясло, — так и передай! Я не могу так, — слезы все же прорвались, покатились по щекам. Она больше не могла сдерживаться. — Они приютили меня, когда я в этом нуждалась. Они дали мне все, что было мне действительно нужно. Остальное… не имеет значения. То, чего я хочу… я добьюсь этого сама. А ты — уходи. Я… больше тебя не боюсь. Я отказываюсь бояться! — слова перешли в рыдания, которые Хината сдерживала уже несколько лет. Брат отшатнулся; кажется, он был изумлен. Точнее Хината не могла сказать — не видела выражения его лица.
Ино оказалась рядом, обняла Хинату за плечи; от нее вкусно пахло ладаном и еще какими-то благовониями.
— Ну-ну, тише, — голос Ино звучал очень мягко. — Пойдем.
Сакура последовала за ними.
Ни она, ни Ино больше не удостоили брата Хинаты и взглядом.
— Простите… за это… мой брат… — сказала Хината уже в прихожей. Она пыталась остановить рыдания, но не могла.
Ино провела тонкой рукой по ее лицу, стирая слезы, улыбнулась своей особенной, едва заметной улыбкой:
— Не переживай, Хината. Все хорошо, не переживай… Все хорошо.
Она легко коснулась губами щеки Хинаты, слизнула скатившуюся слезу и отстранилась все с той же улыбкой.
В жесте Ино не было ничего отвратительного. Наоборот, он показался Хинате спасением.
— Садись, — Ино подтолкнула Хинату к скамеечке, стоявшей в прихожей. — Я сниму с тебя сапоги… Ох, надо же.
Хината посмотрела на свою ногу: капроновый носок превратился в лохмотья, выпуская наружу половину ступни. А она даже не заметила, когда это произошло.
— Он был прав, — сказала, глотая слезы. — Мой брат. Эти колготки, даже дома… Я ведь и сплю в них, и ноги у меня наутро всегда как стеклянные. С этим нужно… как-то… что-то делать. Он прав…
— Брат, хм, — сказала Сакура сдавленным голосом и уронила что-то громоздкое. — Он — всего лишь человек, о плечо которого я хотела бы затушить сигарету… и то потому, что он похож на тебя.
Хината вздрогнула.
— Праздник отменяется, — тихо произнесла Ино. — Сакура, позвони всем… скажи, что ничего не будет. Хинате лучше отдохнуть сегодня.
— Но… вы же так старались…
— Отпразднуем завтра, — предложила Сакура, — когда ты немного придешь в себя. До завтра, думаю, с пиццей ничего не случится.
Ее слова прозвучали до того обыденно, что Хината невольно засмеялась сквозь слезы.
В конце концов, жизнь продолжалась.
Наступил вечер.
Хинату уже сморил сон; Ино и Сакура не спали.
Сидели рядом, сплетя пальцы, смотрели на спящую подругу. Сплетя руки, встретившись губами; у Ино — холодные, как лед, поцелуи для нее — нечто вроде способа обмена информацией, ни тени страсти.
Ино и Сакура не спали.
Смотрели на Хинату — пытались попасть в ее сны...
Они прожили в общежитии около года, прежде чем решили снимать квартиру вместе.
Дело было не в том, что Сакура в один прекрасный момент поняла, отчего татуировка оплетает руки Ино и что скрывается под цветами; и не в том, что узнала Ино о Сакуре. Ино всегда знала больше, чем Сакура хотела открыть, больше, чем любой человек хотел открыть, потому ей и было так тяжело общаться с другими.
В университете ее считали странной. Странной полагали и Сакуру: какой еще, в самом деле, можно назвать девушку, у которой все в порядке с общением, парни вокруг так и вьются, а она, вместо того, чтобы замутить с кем-то из них, перепивает их на спор.
Словом, они нашли друг друга.
Ино поняла, что пора говорить о совместном жилище, еще до того, как Сакура узнала о ней все. Ино хорошо помнила тот день: их блок разъехался на каникулы, они остались в комнате вдвоем, и Сакура стояла у открытой двери балкона. Смотрела на голубей — здесь, на седьмом этаже, их хватало.
Из одежды на ней были только джинсы.
Шрамы ведь нельзя назвать частью костюма.
Кофе был с карамелью; сидя на своей кровати, Ино пила его глоток за глотком, едва заметно морщась. Сегодня утром она порезала десны о зубную нить, и у каждого поцелуя был привкус крови; они любили это.
Обе.
Сакура никогда бы не призналась, но Ино знала и так.
Ино помнила, что на руках Сакуры в тот день были технические ожоги: что-то она там начудила во время медицинской практики и едва слышно шипела от боли, когда зарывалась в волосы Ино пальцами. Им обеим было больно сегодня; они любили это.
Иначе сквозь костюмы, покрывавшие их обнаженные тела, было не пробиться. Иногда Ино думала, что не только тело ее, но и душа облачена в татуировку поверх кожи — так просто не достучаться.
Иногда она думала, что не только тело Сакуры, но и душа покрыта шрамами. Сколько ни вылизывай шрамы — полностью они никогда не исчезнут. Только и остается, что обратить их в фетиш.
— Ты в последнее время очень рассеянная, — сказала тогда Ино, отпивая кофе с карамелью. От соприкосновения горячего-сладкого со свежим порезом десны ныли. Неповторимое, мучительное чувство.
Сакура молчала. Она не хотела рассказывать, как однажды забыла надеть юбку и все пары просидела в пальто; как легла спать в пятницу вечером и проснулась в воскресенье, с жуткой головной болью; как, однажды очнувшись в чужой квартире, долго не могла понять, где она, как сюда попала и что сейчас — день или ночь.
Ей не нужно было рассказывать. Ино знала без того. Слишком хорошо ее знала.
— Будем жить вместе, — постановила Ино.
Потом было лето. Душное, блаженное, мечтательное. Однажды они с Сакурой пошли к лесному озеру. Там было хорошо; они смеялись и любили друг друга, а потом Сакура лежала на траве, разбросав руки и ноги, похожая на человека Да Винчи — идеальные пропорции… Только тело — женское.
Ино не могла не нее насмотреться. Смотреть на Сакуру всегда было приятнее, чем мириться с ее недостатками, достаточно многочисленными. Помимо ослиного упрямства и склонности переть напролом у Сакуры была еще привычка тащить к себе в дом многочисленных «друзей».
На праздники их общая квартира заполнялась людьми, знакомыми и не очень. Иногда, просыпаясь от шумных разговоров, Ино не сразу понимала, где находится, и чудом подавляла желание выставить всех чужаков за дверь… или напророчить им что-нибудь особенно мерзкое.
Чужаки в основном были мужского пола — экономисты и медики, друзья и однокурсники. Не в меру пили — Сакуру перепить пока не мог никто, — смеялись. Смотрели на Ино так, что даже ей невольно становилось не по себе.
Сакура защищала. Отгораживала собой от всего мира; не боялась того, бытового, обыденного, от чего Ино чувствовала себя оторванной.
Сакура…
С появлением в их квартире Хинаты все изменилось.
Сакура перестала нуждаться в ком-то еще. Гулянки прекратились как по волшебству; быт стал радостью, каждый день казался подарком судьбы.
Ино знала, что так и будет.
Ино знала, что Хината — Flamma; пламя помогает соединить несоединяемое, сплавить крепко — на века. Так собирает вокруг себя души умерших последний костер в году; на исходе года родилась Хината, на исходе года пришла к ним — Ино знала, что так и будет.
Танец вокруг костра делает пламя сильнее. Пламя объединяет, пламя — часть великой Радости и сама жизнь. Рядом с пламенем легко зародиться новой жизни, и в этом нет ничего грязного или постыдного, это — подарок.
Только, познав пламя, Сакура больше не нуждалась в том, чтобы сплавляться с кем-то. Она и так чувствовала себя частью единого целого. Она теперь нуждалась только в пламени.
Ей была дана гармония, пускай временная и непрочная, как любая влюбленность; сама Хината от гармонии была далеко. Ее огонь колебался, готовый не то затухнуть, не то начать пожар. Ей нужна была помощь.
— Тебе нужно писать свое, — сказала Ино на следующий день после того, как Хината повстречала своего брата. На вечеринке в ее честь Хината держалась хорошо, но гулянка вышла очень скромной. Все рано разошлись, никто не пил на спор, к вящему разочарованию студентов-медиков, и даже курить все теперь бегали на балкон, многозначительно поглядывая на некурящую Хинату.
— Писать? — кажется, Хината ее не поняла.
— Когда ты читаешь что-то или смотришь, это — чужая жизнь. Когда пишешь что-то — твоя собственная.
— Откуда…
— Я пишу, — улыбнулась Ино. — Веду дневник. Давай обмениваться для начала бумажными письмами? Только условие: никому не давать их читать. Кроме друг друга.
— Хо… хорошо, — Хината кивнула, едва заметно розовея.
Сакуре идея не понравилась.
Ино знала, что так и будет. Сакура была сильной. Даже слишком.
«Они сильны, — писала Ино Хинате. — Они смеются и говорят, что ни во что не верят — ни в гадания, ни в настоящую любовь.
А потом они читают романы и смотрят фильмы о настоящей любви, и им становится очень грустно. Потому что в глубине души они верят, как бы ни пытались убедить себя в обратном... Верят в любовь.
Глядя в синее небо, украшенное пушистыми белыми облаками, они задумываются, погружаются в мечты... а потом с досадой отводят взгляд. Потому что верить в высшие силы, даже глядя на такое прекрасное небо — глупость из глупостей, как считают они... но ведь они все равно верят.
Их презрение к любви — это презрение прежде всего к самим себе. Они презирают себя за то, что верят в это.
Их неверие в любовь — это неверие в самих себя... в бунтующую частичку души, которая верит — и в высшие силы, и в высшее чувство.
Гадания... Предрассудки, говорят они. Глупости.
А потом приходят ко мне и просят гадать им, и возмущаются, что я гадаю «не по правилам». Откуда они могут знать правила, если никогда не интересовались такой, как они говорят, «чушью»? И зачем тогда приходят ко мне?
Я не знаю. Я не умею и не люблю гадать, я не умею рассуждать, но не могу жить без этого. Меня ведет интуиция и потребность в... самовыражении?.. Да, кажется, это называется именно так.
А когда мои предсказания сбываются, — они не могут не сбываться — я вздыхаю и в очередной раз корю себя за то, что не смолчала. Так было бы лучше для всех...
Потому что я предсказываю правду. Всегда. И не приукрашиваю ее — во всяком случае, ту ее часть, которую вижу.
Они не верят мне. Сначала. Потом — другое дело».
Сама Ино себе верила.
Она слышала от Сакуры непроизнесенное:
«Перерезанные провода, перерезанные вены — ты не выживешь без меня.
Я — твой смысл, знаешь?»
Она знала.
Иногда ей казалось, будто видит удавку, охватывающую ее шею; будто некоторые, такие же, как она, тоже видят, потому и смотрят с ужасом, встретив ее на улице, и потом сплевывают в сторону.
Иногда ей казалось, будто видит пуговки гнойников, усеивающие шею и плечи; они вот-вот прорвутся.
Один раз она уже перешагнула грань. Ей удалось вернуться, но часть того, через что она прошла, осталась в ней — навсегда.
Потому она и видела больше других.
«In Hora Mortis, — писала Ино Хинате, — в смертный час на многое открываются глаза. Иногда я чувствую себя небом, с которого содрали кожу; иногда думаю, что вся моя жизнь — гнойная рана, ведущая к болезненной смерти.
Но потом я смотрю вперед — и вижу пламя. Тогда я вспоминаю, что жизнь бесконечна и безгранична, а смерть придумали люди.
Мы все приходим в середине фильма и уходим в середине фильма. Мы не знаем ни прошлого своего, ни будущего, не помним о предыдущих жизнях и не можем представить даже то, что ждет нас в жизни этой».
Она отдавала Хинате тонкие страницы, иногда залитые кофе, и запрещала Сакуре читать их.
Хината писала ответы. Она, возможно, не понимала, но Ино и не стремилась к пониманию. Ее принимали, этого было достаточно.
«Если ты не можешь засмеяться, когда попал в беду, значит, ты либо умер, либо хотел бы умереть, — писала Хината. — Верный способ почистить чайник от накипи — позволить ей сгореть, а потом вычистить… Рис всегда нужно промывать, прежде чем сварить. Не забудь, пожалуйста».
Обычные бытовые советы, простые истины, но они расцветали под рукой Хинаты. От них хотелось жить.
А на улице была зима, и лед пах шоколадом.
В январе студенты-филологи решили ставить пьесу. Нашлись и актеры, и организаторы, и интерпретаторы, а вот режиссера, он же общий руководитель, не было как назло.
Ино знала, что на эту роль будут уламывать хоть кого-нибудь.
Ино знала, что Хината согласится.
Пьеса была постмодернистской, естественно. Ставили «Саломею» Уайльда. В процессе работы над постановкой Хинате в голову пришла мысль найти кого-то, знающего латынь, и поставить читать на латыни за кулисами. Ино знала, что «кем-то, знающим латынь», окажется она — и что ей придется согласиться.
Ради Хинаты.
Ради Сакуры.
«Если бы я отделила мясо от костей — смогла бы я тебе помочь?»
Ради Сакуры и Хинаты.
На пьесу пришло человек пятьдесят. Для любительской постановки — ого-го какое достижение.
Билеты стоили не так уж мало. Половина денег должна была пойти в благотворительный фонд.
— Зачем ты заплатила, — качала головой Хината, когда Сакура пришла посмотреть на ее первую пьесу и поддержать выступление Ино. — Могла и так пройти…
— Но это же твоя первая пьеса, — возразила Сакура резонно.
— Я не так уж много сделала…
Хината скромничала. Ино знала, что она, поначалу режиссер скорее для вида, проявила себя как превосходный и талантливый руководитель.
Они всегда так, люди, которые — Flamma. Они умеют объединять и создавать новое. Из Хинаты и управляющий семейным бизнесом вышел бы прекрасный, зря она отказалась.
А такие, как Ино, знают слишком много. Поэтому только разрушают.
— Ты молодец, — сказала и Сакура. Потом поправила ремень, выбившийся из джинсов Хинаты, бросила беглый взгляд на полную грудь, прикрытую футболкой с коротким рукавом: — Удачи.
Хината, волнующаяся из-за пьесы, ни на что не обратила внимания.
В отличие от Ино.
«Все красивое завораживает... и вызывает желание растоптать его. Уничтожить.
Потому что только тогда она обретает силу и смысл, красота. Если никто не хочет уничтожить ее — значит, в ней нет смысла».
Ино читала монотонную латынь, слово за словом, не понимая, борясь с соблазном подтолкнуть. Любую из них.
«У меня руки чешутся прикрепить нити к этим марионеткам».
Нет. Она зареклась ломать чужие жизни, тем более что речь шла о жизнях дорогих для нее людей.
Пьеса провалилась. Не то чтобы совсем, но особенного успеха не было. Следующие постановки не состоялись, зато человек, видоизменявший по заданию Хинаты сценарий, подбросил ей работу.
Хината начала писать сценарии для рекламных роликов.
Это занимало у нее не особенно много времени, зато обеспечило стабильный и очень неплохой доход. Не чета подработке на кафедре.
После памятной пьесы учеба начала раздражать Хинату. Мешать. Казаться чем-то чужеродным и ненужным; Ино, видя это, загадочно улыбалась, Сакура подбивала прогуливать пары и смотрела тепло, но странно.
Ино знала, что это значит.
«Мы сидим рядом, и я боюсь говорить с ней, не могу найти общей темы для разговора, и вижу, как она мучительно краснеет, коря себя за то, в чем не виновата. Она считает, что неинтересна мне, что теперь мы соперницы…
Но это не так.
Секунду мы смотрим друг другу в глаза, и мне кажется, что вот сейчас она меня поцелует, и, кажется, я не против.
Она говорит, чтобы я соблюдала технику безопасности. Она часто так говорит, и обычно я не против.
Все превозмочь может только любовь, которая штурмовала горы и побывала на дне…»
— Знаешь, — сказала однажды Ино Сакуре, — у меня и для тебя есть письмо. Но, — погрозила пальцем, — обещай мне, что откроешь его не раньше, чем после моей смерти.
Вместо ответа Сакура стукнула ее ложкой по лбу — они как раз помогали Хинате с ужином.
— Вообще охуела уже? — кричал мужик сверху.
— Гнида! — ответствовала его женушка, и наверху что-то громко бухало.
«Соседи выясняют отношения», — блаженно подумала Сакура. Она была пьяна и счастлива, и совсем не хотела завтрашнего… нет, постойте-ка, уже сегодняшнего… дня.
Для будильника ее желания не имели ровным счетом никакого значения: он сработал ровно в то время, на которое был заведен.
Сакура заглушила будильник единственным точным ударом — и тут же села в кровати. Следовало бежать на занятия.
Вообще-то, Сакура считала себя неплохим человеком. Но с утра в понедельник всегда все не так.
Еще поднимаясь, она ушиблась о шкаф, стоявший рядом с ее узкой кроватью, — сексодром Ино с когтистыми лапами занимал слишком много места, пришлось сдвинуть свою койку в угол. Хината так вообще спала на диване в прихожей.
На голове вздулась огромная выпуклая шишка. Шипя и еле сдерживая слезы обиды, Сакура потерла башку. Все вдруг показалось таким бессмысленным.
Потом она чуть не зарычала, увидев в себя в зеркало. Чуть выше верхней губы красовалась красноречивая царапина.
«Вот и целуйся с вампирами после этого», — уныло подумала Сакура.
Впрочем, Ино вампиром не была — всего лишь предсказательницей, а целоваться им, по-хорошему, следовало прекратить. Одно дело — зализать раны друг друга, но теперь их раны остались в прошлом. Шрамы Ино были скрыты под татуировкой, шрамы Сакуры ничуть ее не беспокоили. Нужно было подумать о Хинате. Рано или поздно ее подростковый бунт закончится, ей надоест писать рекламные ролики и учить свою головоломную литературу, она вернется в лоно семьи… Чем меньше она будет шокирована до того момента, тем лучше.
Что она подумает, если хоть раз увидит Ино и Сакуру вдвоем? С тех пор, как Хината поселилась у них, они редко прикасались друг к другу и ни разу не оставались вместе на всю ночь… если не считать Рождества. Сакура не помнила, что случилось на Рождество.
Одно она знала: тогда-то все и началось.
Сакура помнила, как тем вечером они с Ино начали все же наводить порядок на кухне, уронили сковородку и разбудили Хинату; как Хината, поднявшись, прошмыгнула в душ — от похмелья она не мучилась, потому что пила меньше, но о вчерашнем тоже ничего не помнила.
А потом Хината в ванной вскрикнула, и Сакура подхватилась с места.
— Она просто воду холодную сначала включила! — фраза Ино достигла сознания Сакуры с запозданием, когда она уже дернула на себя дверь ванной, державшуюся на ненадежном крючке.
— Э… Сакура? — с легким недоумением спросила Хината. Она стояла в душе, стыдливо прикрывая грудь руками, и пахло от нее магнолиями. Капельки воды скатывались по округлым плечам и подтянутому животу — к темному треугольнику волос на лобке; Сакура впервые видела так близко обнаженное тело девушки, которая не была Ино. Но Ино не в счет; она, холодная и совершенная, даже не слышавшая о слове «смущение», не воспринималась живой.
В отличие от Хинаты.
— Извини, — неловко пробормотала Сакура, прикрывая дверь на полотенце. — Я… за тебя испугалась.
Ино из кухни смотрела понимающе.
— Когда тебе будет казаться, что все вокруг — ложь, — сказала она затем монотонно, нараспев, — доверься бумаге.
Сакура не поняла, что она имеет в виду.
Сакура сосредоточенно шмыгнула носом. Да, вот тогда-то все и началось, и Ино поняла, не могла она не понять, а сегодня все не слава Богу, вон и вытертое место на рукаве плаща, отороченного искусственным мехом, виднеется. Довольно-таки неприятное открытие.
След от карандаша, которым Ино отбеливала ногти, остался на стареньком черном кошельке, который они по очереди использовали, когда покупали продукты; Сакура укоризненно вздохнула. Сегодня была ее очередь идти в магазин — она уходила раньше всех и раньше всех должна была вернуться.
После того, как сводный брат Хинаты предпринял напрасную попытку ее вернуть, Сакура поняла сама. С тех пор она начала провожать Хинату взглядом, как раньше провожала Ино, любовно прослеживая взглядом линию ее трусиков.
«Я могу удовольствоваться меньшим; Хината не такая. Она — боец, а я — скиталец. У меня нет ничего своего, поэтому я и тянусь к ней, заранее зная, что не решусь прикоснуться.
Умение любить что-либо — уникально.
Что уж говорить про кого-либо.
Бог — женщина, и Она любит всех…
Но это мало утешает».
С Ино Сакура часто чувствовала себя дуэньей при молодой красотке. Она и впрямь не обладала утонченной красотой подруги, зато глаза ее всегда горели ровным и сильным огнем; живой нефрит с невидимыми прожилками.
Женщины были слабее. Мужчины — тоже. Ухаживавший за Сакурой Наруто годился разве что для того, чтобы таскать его на спине и демонстрировать таким образом свою выдающуюся силу.
Сакура не боялась мужчин — они боялись ее; Сакура избегала близости с мужчинами и мечтала о близости с женщинами, прекрасно понимая, что ее мечты, скорее всего, таковыми и останутся.
Если не считать Ино, которая не женщина в полном смысле этого слова, не пламя жизни; которая не от мира сего.
…Вечером выяснилось, что Сакура еще и не все продукты купила. День выдался определенно неудачный; да и Ино в своем гадальческом салоне задерживалась. Впору было начать волноваться.
— Я сейчас еще раз в магазин сбегаю, — пообещала Сакура. Хината глядела на нее почти виновато. Сакура направилась в прихожую, и тогда Хината побежала за ней, на ходу снимая фартук:
— Подожди, я с тобой!
Взгляд Сакуры привычно упал на ноги Хинаты. Она до сих пор носила капроновые колготки. Как у нее ноги не чешутся?..
Сакура не стала отказываться от компании. И зря — потому что на обратном пути к ним пристала группа не особенно трезвых мужчин.
— Девчонки, поразвлечься не хотите? А, не хотите? — «кавалеры» проявляли излишнюю настойчивость; один из них уже потянулся, чтобы схватить Сакуру за рукав.
Сакура отпрянула, сжавшись от ужаса. В сознании промелькнули позабытые почти воспоминания.
…Больно.
Сакура прикусила губу, чтобы не показать этого. Ни жестом, ни единым движением. Нечего их радовать.
Больно.
То, что поначалу казалось терпимым, превращалось в клинок, шурующий в распотрошенных внутренностях. Боль стала настолько жгучей, что Сакура принялась задыхаться; на лбу и над верхней губой выступил лихорадочный пот.
Смех.
— А она втянулась.
Тусклый свет фонаря напротив. Оборванная ночная бабочка, вьющаяся вокруг; а соседний фонарь не работает. Наверное, разбит.
Боль растет. Отвлечься — не получается. Слишком больно.
«Еслибыямогларазорватьихуничтожитьонинеимеютправанажизнь»
Теперь все тело было — боль; Сакура тщетно сжимала кулаки.
Бабочка рядом с фонарем, темно-серое ночное небо, приглушенные смешки, отдаленные слова.
А потом — сгустки крови, почти черные; отсутствие цвета; разорванные мышцы, обескровленная плоть…
«Уничтожить»
— Щас я вам... — начала Сакура, но Хината неожиданно встала между ней и нежелательными ухажерами. Сакура не видела выражения лица подруги и потом очень жалела об этом.
Зато она прекрасно слышала ее слова.
— Нет, — тихо, но твердо сказала Хината. — Уйдите, пожалуйста.
И тогда Сакура поняла, что нашла силу, превосходящую ее собственную.
Она все еще дрожала, когда они вернулись домой, и Хината, вместо того, чтобы вернуться к приготовлению ужина, обнимала ее, утешая. Какое-то время они сидели рядом на кровати в абсолютной тишине, прислушиваясь к биению сердец друг друга, а, когда их сердца начали биться в едином ритме, Сакура повернулась к Хинате — и встретила губами ее теплые губы.
Продолжение в комментариях.
Автор: Laora
Иллюстраторы: Laora, Dzin_
Бета: patlatanata
Пейринг/Персонажи: Ино/Сакура/Хината
Категория: фемслэш
Жанр: повседневность, мелодрама
Рейтинг: R
Размер: 10 200 слов
Саммари: Ино, экономист, и Сакура, будущий медик, снимают квартирку на двоих. Их привычная, практически семейная жизнь протекает без особых изменений — пока соседкой обеих не становится ушедшая из дому Хината.
Предупреждения: студенческая AU, ООС
Отказ от прав: все персонажи принадлежат Масаши Кишимото
От автора: Спасибо Ниле и Ксане Л., без которых я бы никогда не начала этот текст; большое спасибо Наталье, без которой никогда не закончила бы. Спасибище Dzin_ за неоценимую моральную поддержку и классную иллюстрацию.
Спасибо всем, кто прочтет этот фик.
читать дальше
Они пьют кофе, заваренный на воде из-под крана, и сушат волосы дешевым феном; от их белья вкусно пахнет яркими мечтами, а от запястий — каплями английских духов, купленных на распродаже; они заливисто смеются на дискотеках и поправляют тоненькие бретельки летних маечек.
А еще они иногда пишут сладко-душные, липко-карамельные рассказы о том, чего не происходит.
Но это — совсем другая история.
Глава первая. Девчонки.
Сакура: «Мы прикольные. Мы можем плясать до утра и не возвращаться домой, наплевав на чужие запреты».
«Мы все приходим в середине фильма и уходим в середине фильма, — как-то писала Ино в дневнике. — Мы не знаем ни прошлого своего, ни будущего, не помним о предыдущих жизнях и не можем представить даже то, что ждет нас в жизни этой.
Но случаются исключения».
Под исключением она, ясное дело, имела в виду себя. Потому и возмущалась так, когда узнала, что Сакура добралась до ее дневника. Будто в нынешнее время кто-то еще ведет бумажный дневник! Надежнее было бы создать запароленный файл на личном ноутбуке…
В чем-то Ино, несмотря на свою наивность, была права.
Сейчас Сакура едва ли много могла вспомнить о своем прошлом. Особенно о вчерашнем вечере.
Теперь, похоже, тоже был вечер. Неимоверными усилиями оторвав голову от подушки, Сакура взглянула на часы и убедилась в этом.
Потом она взглянула на теплое тело рядом с собой. Тело, опознанное как Ино, шевельнулось, пробормотало что-то не шибко разборчивое и перевернулось на другой бок, обнимая еще одно тело — Хинату.
На обеих девушках не было ни нитки, покрывало сбилось к ногам, но, кажется, это их не заботило.
Сакура схватилась за голову. Нет, ее нисколько не удивляло, что они втроем уместились в одной кровати — кровать была всем кроватям кровать, настоящий сексодром, одни когтистые лапы чего стоят. Ино приобрела эту кровать по дешевке в каком-то антикварном магазинчике и смылась, свалив на Сакуру общение с грузчиками. Сама Ино общаться с кем-либо избегала.
Что удивляло Сакуру — это то, как необщительная Ино оказалась метафорической ветчиной в бутерброде, зажатая между Сакурой и Хинатой. И когда Ино с Хинатой успели раздеться?! Ино ладно, ей что угодно в голову взбрести может. Но стеснительная Хината…
Сакура помотала головой.
Вспомнить то, что творилось вчера, до сих пор не представлялось возможным, но резкие движения возымели эффект: воспоминания начали возвращаться.
Кажется, началось все с дорогого вина, которое притаранила Ино.
— Буржуйка, — заключила тогда Сакура. — Обязательно было всю зарплату на ветер пускать? Что жрать теперь будешь?
— У меня нет зарплаты, — искренне возмутилась Ино. — Я предсказываю будущее, потому что не могу иначе! И не беру деньги с тех, кто не может заплатить...
— Одним энтузиазмом сыт не будешь, — проворчала Сакура, — а благородные порывы в карман не засунешь. Тащи штопор.
Пока Ино искала штопор, который, как полагается, валялся где-то между антресолями и полками с нижним бельем, Сакура нашла стеклоочиститель и очень удивилась — вроде бы он был выпит Кибой и уже-бывшими-товарищами-по-общаге еще месяц назад. Именно после принятой на грудь микродозы очистителя Киба совершил судьбоносное для него решение накрутить косяков из «Унесенных ветром», любимой книги Сакуры... Хотя, скорее всего, ему просто не попалось другой бумаги.
В результате на косяки едва не пошел сам Киба. Ходить он после той попойки тоже какое-то время не мог, и вовсе не из-за выпитого стеклоочистителя.
А теперь оказалось, что очиститель самым позорным образом недопит.
Сакура сокрушенно покачала головой, твердо решив подлить его Ино в вино, чтобы не пыжилась и оставляла хоть что-то себе на жратву.
Потом пришла Хината. Эта носилась с идеей сварить глинтвейн и плевала с высокого кактуса на то, что сладкое тут никто, кроме нее, не любит, а сама она как бы непьющая.
Когда дошло до дела, Хината и впрямь принялась отнекиваться и предлагать заменить вино зеленым чаем.
«А стеклоочиститель чем заменять?!» — едва не возопила Сакура, но вовремя заткнулась. Иначе все ее коварство яйца бы выеденного не стоило.
Пришлось Ино вспоминать гороскоп Хинаты, согласно которому та должна была выпить именно сегодня и сейчас.
Против гороскопа не попрешь, ясное дело, поэтому Хината вынуждена была подчиниться.
Потом они все-таки выпили, после чего все воспоминания благополучно отключались.
И вот теперь — божественно голая Хината под простыней и в обнимку с такой же голой, но совсем не божественной Ино.
Сакура нагнулась над дрыхнущими без задних ног подругами, размышляя, будить их или нет, и если да, то каким образом. Ино можно и пнуть, а вот Хинату... интересно, если разбудить ее нежным поцелуем, она потом вспомнит?
Спящая Ино пошевелилась, якобы случайно лягнув Сакуру пяткой в колено, и притянула Хинату ближе.
— Ну ты и... — сдавленно прошипела Сакура, адресуя ругательство Ино.
— Это судьба, — невнятно пробормотала та, даже не думая просыпаться.
— О судьбе ты лучше с братцем Хинаты поговори, — не сдержалась Сакура. — Не зря все вокруг твердят, что вы были бы красивой парой.
Ино приоткрыла один глаз, бросила мутный неосмысленный взгляд на Сакуру и пожелала ей «грибов побольше».
— Спасибо, мне и без грибов неплохо, — Сакура протянула руку, намереваясь все же разбудить Хинату более-менее нормальным способом.
— Эй, я с братом Хинаты говорить не буду! — до Ино внезапно дошло, и она немедля отпихнула Сакуру. — А если и буду, то только для того, чтобы нагадать ему что-нибудь неприятное!
— Да уж, он этого заслуживает, — вздохнула Сакура. — Он и вся их сумасшедшая семейка. До чего Хинату довели! Но я не допущу, чтобы это повторилось.
— Кхм, — Ино красноречиво откашлялась. — Ты не допустишь?
Сакура в красках представила, что с ней случится после сглаза Ино. Саске от него, помнится, окосел и зарекся впредь таскать у Ино сушеных тибетских змей для создания нужного имиджа... впрочем, змей это не спасло — неделей позже Сакура съела их по причине депрессняка и катастрофического отсутствия закуски. Под пиво хорошо пошли.
— Мы не допустим, — поправилась Сакура торопливо.
Ино удовлетворенно кивнула.
Как у настоящих подруг, у них с Сакурой все было общее. От прокладок до парня, в которого можно влюбиться.
Обычно такой парень игнорировал и Ино, которая сладким-сладким голосом предлагала объекту своего интереса «выпить соку» с подмешанным приворотным зельем, и Сакуру, которая демонстрировала лучшие показатели в спорте и красноречиво поигрывала бицепсами и трицепсами.
Нельзя сказать, чтобы Ино или Сакуру это особенно расстраивало.
— Flamma, — Ино приподнялась, потянулась блаженно; белый мрамор ее кожи, розовый жемчуг сосков — и татуировка, берущая начало сзади на шее.
Ино любила цветы и в какой-то момент решила с ними не расставаться. Татуировка оплетала ее торс, будто вьющиеся побеги; большая часть этой татуировки обычно скрывалась под одеждой.
Не для всех.
— Что, прости? — Сакура приподняла брови. Иногда Ино, будто нарочно, начинала говорить на иностранных языках, которых, как студентка-экономист и вообще просвещенная девушка, знала аж несколько. Ино даже за границу ездила летом, подрабатывала.
Подработка по специальности дополнялась гаданиями, на которые Ино тратила львиную долю времени. Как при этом она еще успевала учиться лучше всех на своем потоке, Сакура понятия не имела.
Да и не особо ее это касалось, если честно. Личные успехи человека — всегда его личные успехи; кто-то достигает больше, кто-то меньше, но, пока люди уживаются вместе, им нечего стыдиться.
— Т-с-с, — Ино прижала палец к губам, мельком глянула на блаженно спящую Хинату. — Разбудишь.
Легко соскользнула с кровати, укрыла Хинату одеялом. Качнулась к Сакуре, привстав на цыпочки, едва уловимо коснулась ее губ своими.
— Я в душ, — шепнула и была такова.
Сакура смотрела, как будто живая двигается татуировка у Ино на спине в такт легким движениям — цветы под дуновением легкого летнего ветерка.
Жаль, до лета еще пять месяцев с лишним.
Сакура смотрела. Ей легко представлялись черные кожаные ремни, опутывающие тонкое тело, лаковые туфли на высоком каблуке, прорванные черные капроновые чулки — девушки знают, как развлекаться. Заниматься любовью с той, чье тело покрыто татуировками, — все равно что любиться с женщиной, одетой в костюм. Что может быть эстетичнее?
Не божественная, но такая совершенная, соблазнительная и соблазняющая; пришлось снова помотать головой.
Бросив беглый взгляд на спящую Хинату, Сакура потащилась на кухню. Некоторое время она тупо созерцала разгром, царящий на столе. Потом взгляд Сакуры переместился на пол, и она поняла, что смотреть на стол гораздо безопаснее для психического здоровья.
Стол являл собой картину как неприглядную, так и загадочную. Мисочка с семечками, которые Сакура вчера увлеченно лузгала, соседствовала с бокалами и чашками всевозможного вида. По количеству стеклотары можно было решить, что тут отмечали Рождество не три милые девушки, а орава студентов после успешно заваленной сессии. Как водится, тара была немытой и кое-где перемежалась с остатками вчерашней трапезы; Сакура узнала куриное крылышко, которое вчера пыталась догрызть, вспомнила, что под конец посиделок во все стороны плевалась рыбьими костями, жалуясь на поганую речную рыбу… и поняла, почему пол пребывает в таком плачевном состоянии.
Рядом с крылышком обнаружилась кучка, состоящая из кусочков разных фруктов, обильно смоченных красным вином. Кажется, это были отходы после глинтвейна, таки уваренного Хинатой.
Чуть дальше кучки Сакура увидела зеркало модельной формы и пару баночек крема. Эти выходцы из салона красоты, вне всяких сомнений, принадлежали Ино. Сакура призадумалась. Похоже, Ино действительно напилась в хлам, раз позабыла убрать свои драгоценные косметические средства.
Возле кремов чинно лежали два ножа разной конфигурации. Первый обладал длинным и широким лезвием, второй — коротким и узким, и оба были испачканы в какой-то зеленой пакости. Сакура честно попыталась вспомнить, что же они с девочками вчера ели, кроме речной рыбы, куриных крылышек и торта, который она тщетно пыталась впихнуть Хинате…
Тщетно. Воспоминания где-то на этом торте и обрывались, да и стол закончился тарелкой с вышеуказанным нетронутым лакомством. Многочисленные салфетки, испачканные помадой Ино и Сакуры, в расчет не принимались.
— Надеюсь, мы хоть на брудершафт с ней не пили, — скривившись как от кислого апельсина, пробормотала Сакура.
До появления Хинаты их с Ино дружба медленно, но верно шла к длительной совместной жизни. Почти семейной, если можно так сказать, ведь Ино, несмотря на любовные зелья и склонность приставать к обворожительным брюнетам, романтическими отношениями не интересовалась и заводить постоянный роман с кем-либо не планировала. У Сакуры имелось страшное подозрение, что подруга асексуальна в принципе. Иногда ей вообще казалось, будто Ино — инопланетянка. Уж слишком она была не от мира сего. Контачила с людьми мало и редко, и обычно ничем хорошим это не заканчивалось, потому что Ино неизменно говорила знакомым и незнакомым вещи, которые они не хотели слышать. Сама Ино утверждала, будто таков ее путь провидицы, а лгать тем, кого видит насквозь, она не может так же, как молчать об увиденном. Сакура хмыкала и советовала научиться, пока не поздно, но подруга не желала образумиться.
Замкнутость Ино делала ее отношения с Сакурой только крепче; Сакура давно с этим смирилась…
Появление Хинаты стало громом среди ясного неба, грозящим превратить Ино и Сакуру из злейше-закадычных подруг в самых настоящих соперниц.
Знать бы еще, что они вчера творили.
— И почему я тоже голая? — Сакура наступила на горку шелухи от семечек, которая оказалась на полу, поняла, что она еще и босая, и запоздало поежилась. Несмотря на отопление, в кухне было довольно прохладно. — Где моя пижама, интересно?
Пробормотав в пространство этот риторический вопрос, Сакура нагнулась, чтобы отделить от своих ступней приставшую шелуху и не разносить ее по всей квартире. Лущить семечки — дурная привычка, никак не совместимая с общепринятыми правилами красивой жизни. Ино всегда говорила, что данное порочное пристрастие обеспечит Сакуре верный путь в безгламурный Ад, а Хината хлопала ресницами и смущенно улыбалась.
— Я не прочь попасть в Ад, — пробурчала Сакура себе под нос, пошатываясь и раздумывая, что делать с похмельем и неуместными мыслями. Рассолу, что ли, хлебнуть… Так его Киба еще тогда выдул, на следующее утро после памятного стеклоочистителя. — Всегда любила готику!
Готика не оценила запоздалого признания, зато Ино из ванной объявила, что она уже все. Поэтому Сакура за неимением рассола пошлепала в ванную — принимать утренний (если можно так сказать) душ.
В конце концов, навести порядок можно будет и потом.
Хината: «Мы читаем мир как роман; мы — главные его героини»
В общем-то, ей было не на что жаловаться. Одна из самых обеспеченных студенток университета, девочка из богатой семьи, «та самая» Хьюга Хината.
Девочка, потерявшая свое место в мире.
С детства она тянулась к недостижимому идеалу, каким хотели ее видеть родители, и не могла дотянуться. Она старалась, работала над собой, но стать той, кем не являлась, не могла. Не самые лучшие оценки в школе, не лучшие результаты вступительных, да и документы в итоге она подала тайком на одну из самых непрестижных профессий.
Хината решила заниматься литературой.
Только читая книги, проживая чужие жизни, она чувствовала себя завершенной. В ней был какой-то смысл: именно об этом пытались сказать ей книги, которые она читала.
Именно этому возражали родители и брат.
Брат с недавних пор возражал вообще всему — молчаливо. Он стал ее игнорировать. Хината не знала, что тому причиной. Возможно, дело было в его девушках, из которых Хината могла вспомнить только последнюю.
Она учительница музыки была — яркие губы, строгий взгляд.
А у него — что ни день, то новая красотка. Менял их с той же скоростью, с какой она книги читала, еще и другу говорил — ах, как мне та надоела, позитивная слишком. Познакомь меня с кем-то подепрессивней.
Хината слышала, и все это, вместе с упреками родителей, с неудачами в университете, за которые она принимала обычные мелочи, не стоящие даже упоминания, накапливалось. Каждое слово, каждый поступок; не так она хотела жить.
Хината находила спасение в книгах. У нее, во всяком случае, была своя комната, где она могла отгородиться от мира и читать. Книга за книгой говорила ей: ты достойна. Ты заслуживаешь того, чтобы жить. Чтобы быть счастливой.
Люди говорили другое.
Иногда Хинате казалось, что от людей, с которыми она общается, дышит холодом. Свои радости, и беды тоже — свои. Чужая. Иди в другую компанию... если, конечно, найдешь подходящую.
Брат сначала хмыкал и поглядывал свысока, а потом вообще стал избегать; что уж говорить о других.
Ино поняла бы.
Ино и поняла — она, улыбавшаяся с надломленной мечтательностью и уверенно стоявшая на высоченных каблуках, красивая журнальной, но при этом неприступной красотой — страшно подойти. Есть девушки проще и понятней...
И глаза у Ино были под стать — огромные, как у стрекозы, голубые, казалось, видевшие больше, чем доступно другим. Взгляд Ино всегда был устремлен куда-то вдаль и очень редко фокусировался непосредственно на собеседнике.
— Ты — Flamma, — как-то сказала Ино, подойдя к Хинате в университете. — Пламя. Но твой огонь погаснет, если вокруг не будет кислорода. — И добавила: — Переселяйся к нам.
Хината не поверила своим ушам. До этого они с Ино не общались. Хината вообще редко говорила с другими студентами, предпочитая витать в мечтах. Так было проще. Удавалось заглушить панический страх навеки остаться в мире, где слова «Я позвоню тебе» отдаются холодом в позвоночнике, а говорить с кем-то — все равно что мучиться, пытаясь провернуть ключ в заржавевшем замке, вместо того, чтобы дождаться, когда тебе откроют.
Ино пошла Хинате навстречу.
Ино предложила жить вместе.
— К вам?..
— Ко мне и Сакуре, — Ино кивнула в сторону ожидавшей ее девушки, чьи волосы были выкрашены в экзотический розовый цвет. В окружении Хинаты подобные эксперименты с собственной внешностью не поощрялись; хуже крашеных волос могла быть разве что какая-нибудь татуировка. — Мы с ней вместе живем. Лучшие подруги, — Ино улыбнулась самыми уголками губ; улыбка, обращенная к ней самой.
— Сакуре?..
Хината очень удивилась, когда узнала, что Ино — лучшая подруга Сакуры. Сакуру у них в университете побаивались — эта заводная девушка больше напоминала ураган, чем человека из плоти и крови. А становиться на пути урагана всегда опасно — вот Сакурой и предпочитали восхищаться издали. Так, как это делала Хината.
Они с Сакурой пересекались несколько раз на парах, и этого хватило, чтобы Хината запомнила исходящий от нее особый смешанный запах кофе и сигарет.
Еще пару раз она видела Сакуру на станциях метро и всякий раз узнавала — по цвету волос.
Грустная девушка с неизменной сигаретой и гитарой в руках; большие глаза, обветренные губы и — страсть. В каждом ее движении, в мельчайшем жесте, в длинных песнях, исполняемых хриплым, будто простуженным голосом.
Такой действительно следовало восхищаться; такую следовало опасаться. Слишком ярким был свет, исходящий от Сакуры. Тому, кто почти всю жизнь провел в темноте, в комнате с плотно задернутыми шторами, и ослепнуть недолго.
— Люблю цветы, — двусмысленно заметила Ино. — Подумай над моим предложением. Втроем квартиру легче снимать, чем вдвоем. Да и тебе не помешает… сменить обстановку.
Легко кивнула, скользящим шагом двинулась к заждавшейся Сакуре.
Хината проводила ее взглядом.
Ино и вправду любила цветы — об этом свидетельствовала хотя бы татуировка у нее сзади на шее.
Они могли ее разыгрывать. Издеваться над университетской тихоней. Узнай родители, точно бы не допустили опрометчивых поступков.
Поэтому Хината сделала все, чтобы они не узнали.
Она не стала брать с собой слишком много вещей. Работы у нее не было, родители строжайше запрещали отвлекаться от учебы. Денег не было тоже — если не считать немногочисленных сбережений.
Их должно было хватить на первое время.
Все ее пожитки вместились в сумку — смена одежды, несколько пар капроновых колготок, предметы личной гигиены, белье, планшет, нетбук, электронная книжка.
С этими пожитками Хината на следующий день и подошла к Ино и Сакуре.
— Можно, я... поживу у вас немного? — несмело спросила она.
Она ожидала, что Ино улыбнется в ответ — как в прошлый раз, скорее себе самой, чем Хинате.
Но не ожидала, что улыбнется и Сакура.
— Мы будем рады.
Как ни странно, проблем с квартплатой у девушек не было. Они вообще отказались брать с Хинаты деньги за первый месяц.
— Пока работу не найдешь — не мешайся, — рявкнула Сакура, когда Хината подошла к ней со своими нехитрыми сбережениями.
Работу Хината в скором времени нашла, устроившись ассистентом на кафедру. Деньги платили небольшие, но на еду и долю квартплаты хватало.
После этого пельмени Сакуры и зерна пророщенной пшеницы, которыми питалась Ино и которые Сакура у нее периодически таскала, когда пельмени заканчивались, ушли в далекое прошлое. Хината вполне сносно готовила и кормить соседок считала едва ли не своим священным долгом. Так у девушек появилась традиция общих завтраков.
Помимо этой, у них образовалась еще одна традиция: смотреть фильмы в воскресные вечера. Фильмы в основном были посвящены нетрадиционным сексуальным отношениям, но на порнографию не тянули категорически из-за заложенного в них высшего смысла, в основном провального. Случались, однако, исключения; после фильма «Фрида» с Сальмой Хайек Хината плакала навзрыд. Она всегда бурно реагировала на то, что цепляло ее в чужой жизни — в книгах или в фильмах, неважно.
Фильмов об отношениях женщин с женщинами и мужчин с мужчинами было куда больше, чем Хината могла предположить; помимо фильмов, существовали сериалы и даже аниме. Ино и Сакура смотрели все это взахлеб. Видео их пристрастия не ограничивались. Сакура в первый же день ввела Хинату в курс дела, показав ей накопленные при поддержке Ино материалы.
— Это манга жанра юри и седзе-ай, — просвещала Сакура, когда Хината впервые пришла к ним в квартиру, — это диски с фильмами. Классика жанра, очень рекомендую… Это — фемная литература, а здесь — аниме и додзинси. Фанфики читать не советую, в большинстве своем они забивают мозги. Ну как, ты еще не испугалась?
— Да нет, — Хината смущенно улыбнулась. — У вас тут здорово.
Ино и Сакура переглянулись как-то странно, будто соперничали.
Потом Ино опомнилась и торопливо опустила взгляд, словно не желая выражать им столь земные чувства.
Словом, при ближайшем рассмотрении и Ино, и Сакура оказались милейшими девушками, с которыми было очень легко общаться. Их даже не смущала привычка Хинаты носить дома капроновые колготки. У них самих странностей хватало, и пристрастие ко всему сапфическому было далеко не единственной из них. Просто общей для обеих.
Ино, например, частенько говорила на иностранных языках. Хината, по настоянию родителей пытавшаяся изучать хинди и санскрит, узнала как-то пару произнесенных Ино фраз. Еще раз ей показалось, будто Ино говорит на искаженном немецком. Но чаще всего Ино произносила что-нибудь замысловатое на латыни. И даже не сразу понимала, что перешла с родного языка на другой.
Кроме того, Ино порой говорила очень странные вещи. Про третий глаз, про родовые проклятия, про скрытое значение снов, про гороскопы. Ей было положено: блестящая студентка-экономист, Ино вдобавок работала в салоне предсказаний. Неизвестно, что приносило ей больше дохода, подработки, связанные с будущей профессией, или визиты в салон. Так или иначе, у Ино, единственной из них троих, было собственное авто. Обычно она подвозила подруг на нем до университета.
От родителей Ино ушла еще когда поступила в университет и общалась с ними крайне редко.
О родителях Сакуры Хината ничего не знала. Она и хотела бы, но Сакура была не из тех, кто много о себе рассказывает. Сакура даже об игре на гитаре рассказывать не захотела, когда Хинате взбрело в голову спросить, где она научилась.
Кроме игры на гитаре и вполне успешной учебы на медицинском факультете, за Сакурой числилось несколько побед на спортивных соревнованиях. По первому взгляду на нее можно было сказать: тренированная. На нее было приятно смотреть; она неудержимо притягивала взгляд и сама, наверное, не подозревала об этой своей особенности.
У них с Ино был разный тип красоты. Сакура была красива как энергия во плоти; Ино — как девушка с обложки, хрупкая, в чем-то нарочитая, но, в отличие от девушек с обложки, прозорливая.
Хината, большегрудая, далеко не такая ловкая и легкая, как они, рядом с ними могла бы показаться себе страшной. Но Ино и Сакура не воспринимали ее как таковую. Ни на мгновение они не считали ее хуже себя. Наоборот, смотрели с восхищением.
Они ее принимали.
Хината могла сказать это совершенно точно, потому что прекрасно помнила, как это — когда тебя не принимают.
Она жила у Ино и Сакуры полторы недели, когда в университет впервые пришел ее брат. Он явился аккурат к перемене; ему пришлось прокладывать себе путь сквозь толпу рвущихся на свободу студентов. Только поэтому Хинате удалось заметить его вовремя.
И — сбежать.
Ей удавалось сбегать от него еще несколько раз. Она была удивлена, что брат столько времени тратит на ее поиски. Ее и хватились-то не сразу — разве нужна она своей семье такая, не оправдавшая надежды, да еще и сбежавшая позорно, никого не предупредив? В конце концов, оставленную в комнате записку нельзя считать убедительным предупреждением…
Рождество они встретили втроем — Ино, Сакура и Хината. Было очень весело, хотя Хината и не могла потом вспомнить все в подробностях. Она редко пила и была неустойчива к алкоголю.
На послеследующий день Ино и Сакура потащили ее за покупками. Двадцать седьмого декабря у Хинаты был день рождения, и они откуда-то узнали об этом. С самого утра Ино и Сакура вручили смущенной Хинате горку подарков: флэш-карту, ее любимое миндальное печенье и добрые двадцать упаковок с капроновыми колготками. Бонусом пошли воздушные шарики, остро пахнущие резиной; ими девушки принялись украшать квартиру.
— Зачем? — спросила Хината почти беспомощно.
— Гости придут, — воодушевленно ответила Сакура, — из нашего универа. Это Рождество — праздник семейный, а день рождения положено отмечать в общей компании. Мы пригласили Сая, Саске, Кибу, Наруто… кого там еще, Ино? Ты их, случайно, не записывала?
— Стыдись, — Ино надулась. — Это же ты всех приглашала. Должна была запомнить!
— Я помню только общее число, — Сакура сосредоточенно нахмурилась. — Одиннадцать человек. Ладно, поехали за жратвой.
— До магазина недалеко, может, не следует ехать… — начала Хината. Ино улыбнулась и вышла за дверь, чтобы подождать подруг на улице. Она уже успела одеться.
— У меня сапоги протекают, — огрызнулась Сакура. — Так что поедем.
— Са… Сакура, — Хината покраснела. — Это из-за меня, да? Ты не купила новые сапоги, чтобы сделать мне подарок?
— Что за чушь ты городишь, — Сакура махнула рукой. — Просто моего размера нет в магазинах, тем более в такое время. А что есть — то все с каблуками.
— Разве это плохо?
— Ты про каблуки? — Сакура посмотрела скептически.
— Ага, — кивнула Хината. — Думаю... думаю, тебе бы пошла обувь на каблуках...
— С ростом метр семьдесят пять? — скепсис зашкаливал. — Каблук на три сантиметра — предел. О шпильках не может быть и речи. И потом, они натирают. Да и неудобно по городу бегать.
— Но ты такая красивая, — в голосе Хинаты не было ни слепого обожания, ни желания подольститься. Спокойное, сдержанное, немного смущенное восхищение. — Почему ты отказываешься от этого?..
Сакура недоверчиво хмыкнула.
— У меня рост метр шестьдесят восемь, — продолжала настаивать Хината. — Я тоже высокая, но на каблуках чувствую себя даже увереннее. Женственнее. А ты... ты будто не хочешь быть собой. Или наоборот... Я не знаю, как это сказать.
— Ну так не говори, — Сакура подошла к Хинате и по-дружески сгребла ее в охапку. — Спасибо.
— Н-н... — Хината вздрогнула, неосознанно пытаясь высвободиться. Сакура тут же отпустила ее. Отошла в сторону. Сказала:
— Тебе очень идут эти сапожки.
Перед тем, как заехать в магазин, они заглянули в пиццерию и скупились там.
Три средних пиццы на одиннадцать человек — самое то; а ведь были еще и хлебцы с корицей.
В магазине пунктуальная Ино придирчиво отмечала купленные продукты, а Сакура опасно размахивала руками, громко смеялась и лезла всюду, куда могла. Хината, напротив, поминутно краснела и топталась под стенкой супермаркета, неподалеку от аквариума с плавающими рыбами.
— Плавают — значит, живые! — постановила Сакура. Ино с сомнением фыркнула, прицениваясь к консервированным сардинам. Для салата — то, что нужно, как она сказала.
Когда тележка была заполнена по самое не могу, нагруженные девушки выползли из супермаркета и двинулись прямиком к серебристой иномарке Ино.
Сакуре иногда казалось, что подруга любит свое авто больше всего на свете; настоящее платоническое чувство. После ежегодных летних поездок за границу, где Ино зарабатывала неплохие деньги, машина воспринималась ею как нечто совершенно необходимое — и при этом обладающее собственным характером.
— Не хочешь на переднее сиденье, Хината? — между тем проворковала Ино.
— Э… ну… там же пристегиваться надо, наверное, — неуверенно сказала та. До этого Хината никогда не ездила на переднем сидении.
— Ага, мне тоже пристегиваться не хочется, — согласилась Сакура. — Давай разделим с тобой галерку, а, Хината?
— Ну уж нет! — взбунтовалась Ино. — А кто мне музыку менять будет?!
— Эти твои полурелигиозные завывания? — поморщилась Сакура. — А мы без них спокойнее не доедем?
— Я не могу вести, когда не слушаю музыку! — Ино настаивала.
— А еще говоришь, что деструктивная личность, — поддела Сакура. — Честное слово, более творческого человека в жизни не видела. Ну ни шагу без этого искусства, будь оно неладно!
— Я — всего лишь потребитель, — грустно улыбнулась Ино. — Я не умею создавать…
— Всякие графики там и расчеты ты составляешь очень даже, — проворчала Сакура, загружаясь-таки на переднее сиденье. — Экономист… ка.
— Пообещай, что больше не будешь держать в ванной изловленных для препарации лягушек, — парировала Ино.
Хината на заднем сиденье неслышно вздохнула. Ино и Сакура так уютно чувствовали себя друг с другом… Она явно была здесь лишней.
Брат Хинаты поджидал ее у подъезда. Видимо, не поймав ее несколько раз в университете, он расспросил других студентов.
Хината увидела его сразу. Захотелось позорно сбежать, как она поступала раньше; но Ино и Сакура не позволили.
Они тоже его узнали.
— Твой брат? — осведомилась Сакура с нехорошей задумчивостью. — Это ведь он за тобой в универе шпионил, так?
— О… откуда, — начала Хината.
— Мы давно уже в курсе, — Ино беспечно махнула рукой. — Вы с ним очень похожи, ты знаешь?
— Поговорить с ним? — перебила ее Сакура.
— Н… не нужно, — решилась Хината. — Я сама.
Брат Хинаты был недоволен — до того момента, как увидел Ино и Сакуру.
После этого он стал очень недоволен.
— Хината, мы уходим, — сказал брат, беря ее за руку чуть повыше локтя.
— Нет, я...
— Идем, я сказал!
Сказать еще что-либо брат Хинаты не успел — Сакура недаром была самой спортивной девушкой университета. В рукопашном бою она тоже преуспела, особенно если нападать неожиданно. Хината слышала от Ино, будто Сакура лучше всех закончила университетские курсы самообороны.
— Она тебе человеческим языком сказала, что не хочет, — процедила Сакура. — Оставь ее в покое!
— Она — Flamma, — поддержала Ино. — Она не принадлежит тебе. Только себе.
— Вы ничего не можете ей дать, — брат Хинаты поднялся, вытирая кровь со щеки — порезался о наст, должно быть. Его щегольской светлый плащ пострадал от встречи с обледенелым и далеко не чистым асфальтом. — Она прячется за вас, как за задвинутые шторы и свои дурацкие колготки. Пытается отгородиться от мира.
— Это ты себя полагаешь ее миром, а? — Сакура разминала пальцы. — Я бы тоже хотела от такого «мира» отгородиться, знаешь ли.
— Уходи, — Хината отодвинула Сакуру в сторону. — Не преследуй меня, пожалуйста. Нашим родителям нужна не я, а ты. Прошу, разреши мне жить так, как я считаю нужным.
— Они не наши родители, — отозвался брат почти устало, — только твои. Я — приемный сын семьи.
— А… Что? — Хината замолкла на полуслове.
— Ты — наследница семейного бизнеса. Поэтому к тебе предъявляли такие высокие требования. Я пообещал тебя вернуть. Тебе не место, — брат, стало быть, сводный, бросил на Ино и Сакуру недобрый взгляд, — рядом с этими извращенками.
— Извра…
— Они спят друг с другом. Об этом в твоем университете только ленивый не знает, — губы брата презрительно скривились. — А ты даже не подозревала? Проницательна, как всегда, Хината. Это отвратительно. Ты уже наигралась? Пора вернуться домой.
Хината растерянно посмотрела на Сакуру и Ино. В сознании всплыло воспоминание: вчера она проснулась без одежды… а до этого напилась впервые в жизни и совсем ничего не помнила. Могла ли она…
Могли ли Ино и Сакура пригласить ее жить с ними только ради этого?
Они ведь, в конце концов, не скрывали ничего с самого начала. Их интересы… странные увлечения…
Хината вспомнила еще один случай из университета.
…«Спать хочется», — жалуется Сакура.
«Ну, мы же с тобой не выспались», — говорит Ино, бросая мимолетный взгляд на ноги Сакуры, обтянутые стильными бархатистыми бриджами. А потом склоняет голову Сакуре на плечо.
Неужели…
Собственный голос показался ей далеким и незнакомым. Хината даже не сразу его узнала — он будто другому человеку принадлежал.
— То, где мое место, буду решать я одна. Это — моя жизнь. Я в ней — главная героиня. Если за меня будут решать другие, все напрасно. Я не знаю, что я умею, не знаю, на что способна. Может, от меня только и толку, что готовить да читать любую литературу. Но заниматься семейным бизнесом я не хочу. С меня хватит, — Хината почти кричала, — всего этого. Всех людей, которые нравились мне, которые пытались ко мне приблизиться… Вы отталкивали их. Оскорбляли, как вот сейчас. Задействовали семейные связи! Чтобы я не попала в неподходящее окружение. Чтобы у меня не было друзей, никогда! Никаких… Мне… да мне все равно! — выдохнула Хината, делая шаг вперед, и ее брат невольно попятился. — Все равно, кто с кем спит! Тебе ведь тоже все равно на самом деле. Тебе плевать на чувства других людей! Ты разбивал сердца всем своим девушкам… что с той учительницей музыки? Ты ее уже бросил? Это — то, что по-настоящему отвратительно. В твоих отношениях с людьми нет постоянства, тепла, понимания — ни у кого из нашей семьи нет. И у меня не было, — Хината развернулась к Сакуре и Ино. В глазах стояли слезы, поэтому она их почти не видела, — пока я не встретила Ино и Сакуру.
— Ты встретила их месяц назад, — процедил брат холодно, — и уже так им доверяешь. Они знают, кому достанется наследство. Они втираются к тебе в доверие. Втирались с самого начала! Послушай, Хината… По сравнению с тобой они обе — нищие. Для них твое наследство — огромные деньги.
— Не… не нужно мне никакого наследства, — Хинату трясло, — так и передай! Я не могу так, — слезы все же прорвались, покатились по щекам. Она больше не могла сдерживаться. — Они приютили меня, когда я в этом нуждалась. Они дали мне все, что было мне действительно нужно. Остальное… не имеет значения. То, чего я хочу… я добьюсь этого сама. А ты — уходи. Я… больше тебя не боюсь. Я отказываюсь бояться! — слова перешли в рыдания, которые Хината сдерживала уже несколько лет. Брат отшатнулся; кажется, он был изумлен. Точнее Хината не могла сказать — не видела выражения его лица.
Ино оказалась рядом, обняла Хинату за плечи; от нее вкусно пахло ладаном и еще какими-то благовониями.
— Ну-ну, тише, — голос Ино звучал очень мягко. — Пойдем.
Сакура последовала за ними.
Ни она, ни Ино больше не удостоили брата Хинаты и взглядом.
— Простите… за это… мой брат… — сказала Хината уже в прихожей. Она пыталась остановить рыдания, но не могла.
Ино провела тонкой рукой по ее лицу, стирая слезы, улыбнулась своей особенной, едва заметной улыбкой:
— Не переживай, Хината. Все хорошо, не переживай… Все хорошо.
Она легко коснулась губами щеки Хинаты, слизнула скатившуюся слезу и отстранилась все с той же улыбкой.
В жесте Ино не было ничего отвратительного. Наоборот, он показался Хинате спасением.
— Садись, — Ино подтолкнула Хинату к скамеечке, стоявшей в прихожей. — Я сниму с тебя сапоги… Ох, надо же.
Хината посмотрела на свою ногу: капроновый носок превратился в лохмотья, выпуская наружу половину ступни. А она даже не заметила, когда это произошло.
— Он был прав, — сказала, глотая слезы. — Мой брат. Эти колготки, даже дома… Я ведь и сплю в них, и ноги у меня наутро всегда как стеклянные. С этим нужно… как-то… что-то делать. Он прав…
— Брат, хм, — сказала Сакура сдавленным голосом и уронила что-то громоздкое. — Он — всего лишь человек, о плечо которого я хотела бы затушить сигарету… и то потому, что он похож на тебя.
Хината вздрогнула.
— Праздник отменяется, — тихо произнесла Ино. — Сакура, позвони всем… скажи, что ничего не будет. Хинате лучше отдохнуть сегодня.
— Но… вы же так старались…
— Отпразднуем завтра, — предложила Сакура, — когда ты немного придешь в себя. До завтра, думаю, с пиццей ничего не случится.
Ее слова прозвучали до того обыденно, что Хината невольно засмеялась сквозь слезы.
В конце концов, жизнь продолжалась.
Наступил вечер.
Хинату уже сморил сон; Ино и Сакура не спали.
Сидели рядом, сплетя пальцы, смотрели на спящую подругу. Сплетя руки, встретившись губами; у Ино — холодные, как лед, поцелуи для нее — нечто вроде способа обмена информацией, ни тени страсти.
Ино и Сакура не спали.
Смотрели на Хинату — пытались попасть в ее сны...
Глава вторая. Барышни.
Ино: «У нас кожа тонкая, будто кисея. Сквозь нее можно увидеть воду, когда мы пьем».
Они прожили в общежитии около года, прежде чем решили снимать квартиру вместе.
Дело было не в том, что Сакура в один прекрасный момент поняла, отчего татуировка оплетает руки Ино и что скрывается под цветами; и не в том, что узнала Ино о Сакуре. Ино всегда знала больше, чем Сакура хотела открыть, больше, чем любой человек хотел открыть, потому ей и было так тяжело общаться с другими.
В университете ее считали странной. Странной полагали и Сакуру: какой еще, в самом деле, можно назвать девушку, у которой все в порядке с общением, парни вокруг так и вьются, а она, вместо того, чтобы замутить с кем-то из них, перепивает их на спор.
Словом, они нашли друг друга.
Ино поняла, что пора говорить о совместном жилище, еще до того, как Сакура узнала о ней все. Ино хорошо помнила тот день: их блок разъехался на каникулы, они остались в комнате вдвоем, и Сакура стояла у открытой двери балкона. Смотрела на голубей — здесь, на седьмом этаже, их хватало.
Из одежды на ней были только джинсы.
Шрамы ведь нельзя назвать частью костюма.
Кофе был с карамелью; сидя на своей кровати, Ино пила его глоток за глотком, едва заметно морщась. Сегодня утром она порезала десны о зубную нить, и у каждого поцелуя был привкус крови; они любили это.
Обе.
Сакура никогда бы не призналась, но Ино знала и так.
Ино помнила, что на руках Сакуры в тот день были технические ожоги: что-то она там начудила во время медицинской практики и едва слышно шипела от боли, когда зарывалась в волосы Ино пальцами. Им обеим было больно сегодня; они любили это.
Иначе сквозь костюмы, покрывавшие их обнаженные тела, было не пробиться. Иногда Ино думала, что не только тело ее, но и душа облачена в татуировку поверх кожи — так просто не достучаться.
Иногда она думала, что не только тело Сакуры, но и душа покрыта шрамами. Сколько ни вылизывай шрамы — полностью они никогда не исчезнут. Только и остается, что обратить их в фетиш.
— Ты в последнее время очень рассеянная, — сказала тогда Ино, отпивая кофе с карамелью. От соприкосновения горячего-сладкого со свежим порезом десны ныли. Неповторимое, мучительное чувство.
Сакура молчала. Она не хотела рассказывать, как однажды забыла надеть юбку и все пары просидела в пальто; как легла спать в пятницу вечером и проснулась в воскресенье, с жуткой головной болью; как, однажды очнувшись в чужой квартире, долго не могла понять, где она, как сюда попала и что сейчас — день или ночь.
Ей не нужно было рассказывать. Ино знала без того. Слишком хорошо ее знала.
— Будем жить вместе, — постановила Ино.
Потом было лето. Душное, блаженное, мечтательное. Однажды они с Сакурой пошли к лесному озеру. Там было хорошо; они смеялись и любили друг друга, а потом Сакура лежала на траве, разбросав руки и ноги, похожая на человека Да Винчи — идеальные пропорции… Только тело — женское.
Ино не могла не нее насмотреться. Смотреть на Сакуру всегда было приятнее, чем мириться с ее недостатками, достаточно многочисленными. Помимо ослиного упрямства и склонности переть напролом у Сакуры была еще привычка тащить к себе в дом многочисленных «друзей».
На праздники их общая квартира заполнялась людьми, знакомыми и не очень. Иногда, просыпаясь от шумных разговоров, Ино не сразу понимала, где находится, и чудом подавляла желание выставить всех чужаков за дверь… или напророчить им что-нибудь особенно мерзкое.
Чужаки в основном были мужского пола — экономисты и медики, друзья и однокурсники. Не в меру пили — Сакуру перепить пока не мог никто, — смеялись. Смотрели на Ино так, что даже ей невольно становилось не по себе.
Сакура защищала. Отгораживала собой от всего мира; не боялась того, бытового, обыденного, от чего Ино чувствовала себя оторванной.
Сакура…
С появлением в их квартире Хинаты все изменилось.
Сакура перестала нуждаться в ком-то еще. Гулянки прекратились как по волшебству; быт стал радостью, каждый день казался подарком судьбы.
Ино знала, что так и будет.
Ино знала, что Хината — Flamma; пламя помогает соединить несоединяемое, сплавить крепко — на века. Так собирает вокруг себя души умерших последний костер в году; на исходе года родилась Хината, на исходе года пришла к ним — Ино знала, что так и будет.
Танец вокруг костра делает пламя сильнее. Пламя объединяет, пламя — часть великой Радости и сама жизнь. Рядом с пламенем легко зародиться новой жизни, и в этом нет ничего грязного или постыдного, это — подарок.
Только, познав пламя, Сакура больше не нуждалась в том, чтобы сплавляться с кем-то. Она и так чувствовала себя частью единого целого. Она теперь нуждалась только в пламени.
Ей была дана гармония, пускай временная и непрочная, как любая влюбленность; сама Хината от гармонии была далеко. Ее огонь колебался, готовый не то затухнуть, не то начать пожар. Ей нужна была помощь.
— Тебе нужно писать свое, — сказала Ино на следующий день после того, как Хината повстречала своего брата. На вечеринке в ее честь Хината держалась хорошо, но гулянка вышла очень скромной. Все рано разошлись, никто не пил на спор, к вящему разочарованию студентов-медиков, и даже курить все теперь бегали на балкон, многозначительно поглядывая на некурящую Хинату.
— Писать? — кажется, Хината ее не поняла.
— Когда ты читаешь что-то или смотришь, это — чужая жизнь. Когда пишешь что-то — твоя собственная.
— Откуда…
— Я пишу, — улыбнулась Ино. — Веду дневник. Давай обмениваться для начала бумажными письмами? Только условие: никому не давать их читать. Кроме друг друга.
— Хо… хорошо, — Хината кивнула, едва заметно розовея.
Сакуре идея не понравилась.
Ино знала, что так и будет. Сакура была сильной. Даже слишком.
«Они сильны, — писала Ино Хинате. — Они смеются и говорят, что ни во что не верят — ни в гадания, ни в настоящую любовь.
А потом они читают романы и смотрят фильмы о настоящей любви, и им становится очень грустно. Потому что в глубине души они верят, как бы ни пытались убедить себя в обратном... Верят в любовь.
Глядя в синее небо, украшенное пушистыми белыми облаками, они задумываются, погружаются в мечты... а потом с досадой отводят взгляд. Потому что верить в высшие силы, даже глядя на такое прекрасное небо — глупость из глупостей, как считают они... но ведь они все равно верят.
Их презрение к любви — это презрение прежде всего к самим себе. Они презирают себя за то, что верят в это.
Их неверие в любовь — это неверие в самих себя... в бунтующую частичку души, которая верит — и в высшие силы, и в высшее чувство.
Гадания... Предрассудки, говорят они. Глупости.
А потом приходят ко мне и просят гадать им, и возмущаются, что я гадаю «не по правилам». Откуда они могут знать правила, если никогда не интересовались такой, как они говорят, «чушью»? И зачем тогда приходят ко мне?
Я не знаю. Я не умею и не люблю гадать, я не умею рассуждать, но не могу жить без этого. Меня ведет интуиция и потребность в... самовыражении?.. Да, кажется, это называется именно так.
А когда мои предсказания сбываются, — они не могут не сбываться — я вздыхаю и в очередной раз корю себя за то, что не смолчала. Так было бы лучше для всех...
Потому что я предсказываю правду. Всегда. И не приукрашиваю ее — во всяком случае, ту ее часть, которую вижу.
Они не верят мне. Сначала. Потом — другое дело».
Сама Ино себе верила.
Она слышала от Сакуры непроизнесенное:
«Перерезанные провода, перерезанные вены — ты не выживешь без меня.
Я — твой смысл, знаешь?»
Она знала.
Иногда ей казалось, будто видит удавку, охватывающую ее шею; будто некоторые, такие же, как она, тоже видят, потому и смотрят с ужасом, встретив ее на улице, и потом сплевывают в сторону.
Иногда ей казалось, будто видит пуговки гнойников, усеивающие шею и плечи; они вот-вот прорвутся.
Один раз она уже перешагнула грань. Ей удалось вернуться, но часть того, через что она прошла, осталась в ней — навсегда.
Потому она и видела больше других.
«In Hora Mortis, — писала Ино Хинате, — в смертный час на многое открываются глаза. Иногда я чувствую себя небом, с которого содрали кожу; иногда думаю, что вся моя жизнь — гнойная рана, ведущая к болезненной смерти.
Но потом я смотрю вперед — и вижу пламя. Тогда я вспоминаю, что жизнь бесконечна и безгранична, а смерть придумали люди.
Мы все приходим в середине фильма и уходим в середине фильма. Мы не знаем ни прошлого своего, ни будущего, не помним о предыдущих жизнях и не можем представить даже то, что ждет нас в жизни этой».
Она отдавала Хинате тонкие страницы, иногда залитые кофе, и запрещала Сакуре читать их.
Хината писала ответы. Она, возможно, не понимала, но Ино и не стремилась к пониманию. Ее принимали, этого было достаточно.
«Если ты не можешь засмеяться, когда попал в беду, значит, ты либо умер, либо хотел бы умереть, — писала Хината. — Верный способ почистить чайник от накипи — позволить ей сгореть, а потом вычистить… Рис всегда нужно промывать, прежде чем сварить. Не забудь, пожалуйста».
Обычные бытовые советы, простые истины, но они расцветали под рукой Хинаты. От них хотелось жить.
А на улице была зима, и лед пах шоколадом.
В январе студенты-филологи решили ставить пьесу. Нашлись и актеры, и организаторы, и интерпретаторы, а вот режиссера, он же общий руководитель, не было как назло.
Ино знала, что на эту роль будут уламывать хоть кого-нибудь.
Ино знала, что Хината согласится.
Пьеса была постмодернистской, естественно. Ставили «Саломею» Уайльда. В процессе работы над постановкой Хинате в голову пришла мысль найти кого-то, знающего латынь, и поставить читать на латыни за кулисами. Ино знала, что «кем-то, знающим латынь», окажется она — и что ей придется согласиться.
Ради Хинаты.
Ради Сакуры.
«Если бы я отделила мясо от костей — смогла бы я тебе помочь?»
Ради Сакуры и Хинаты.
На пьесу пришло человек пятьдесят. Для любительской постановки — ого-го какое достижение.
Билеты стоили не так уж мало. Половина денег должна была пойти в благотворительный фонд.
— Зачем ты заплатила, — качала головой Хината, когда Сакура пришла посмотреть на ее первую пьесу и поддержать выступление Ино. — Могла и так пройти…
— Но это же твоя первая пьеса, — возразила Сакура резонно.
— Я не так уж много сделала…
Хината скромничала. Ино знала, что она, поначалу режиссер скорее для вида, проявила себя как превосходный и талантливый руководитель.
Они всегда так, люди, которые — Flamma. Они умеют объединять и создавать новое. Из Хинаты и управляющий семейным бизнесом вышел бы прекрасный, зря она отказалась.
А такие, как Ино, знают слишком много. Поэтому только разрушают.
— Ты молодец, — сказала и Сакура. Потом поправила ремень, выбившийся из джинсов Хинаты, бросила беглый взгляд на полную грудь, прикрытую футболкой с коротким рукавом: — Удачи.
Хината, волнующаяся из-за пьесы, ни на что не обратила внимания.
В отличие от Ино.
«Все красивое завораживает... и вызывает желание растоптать его. Уничтожить.
Потому что только тогда она обретает силу и смысл, красота. Если никто не хочет уничтожить ее — значит, в ней нет смысла».
Ино читала монотонную латынь, слово за словом, не понимая, борясь с соблазном подтолкнуть. Любую из них.
«У меня руки чешутся прикрепить нити к этим марионеткам».
Нет. Она зареклась ломать чужие жизни, тем более что речь шла о жизнях дорогих для нее людей.
Пьеса провалилась. Не то чтобы совсем, но особенного успеха не было. Следующие постановки не состоялись, зато человек, видоизменявший по заданию Хинаты сценарий, подбросил ей работу.
Хината начала писать сценарии для рекламных роликов.
Это занимало у нее не особенно много времени, зато обеспечило стабильный и очень неплохой доход. Не чета подработке на кафедре.
После памятной пьесы учеба начала раздражать Хинату. Мешать. Казаться чем-то чужеродным и ненужным; Ино, видя это, загадочно улыбалась, Сакура подбивала прогуливать пары и смотрела тепло, но странно.
Ино знала, что это значит.
«Мы сидим рядом, и я боюсь говорить с ней, не могу найти общей темы для разговора, и вижу, как она мучительно краснеет, коря себя за то, в чем не виновата. Она считает, что неинтересна мне, что теперь мы соперницы…
Но это не так.
Секунду мы смотрим друг другу в глаза, и мне кажется, что вот сейчас она меня поцелует, и, кажется, я не против.
Она говорит, чтобы я соблюдала технику безопасности. Она часто так говорит, и обычно я не против.
Все превозмочь может только любовь, которая штурмовала горы и побывала на дне…»
— Знаешь, — сказала однажды Ино Сакуре, — у меня и для тебя есть письмо. Но, — погрозила пальцем, — обещай мне, что откроешь его не раньше, чем после моей смерти.
Вместо ответа Сакура стукнула ее ложкой по лбу — они как раз помогали Хинате с ужином.
Сакура: «Мы — девочки с острыми зубками»
— Вообще охуела уже? — кричал мужик сверху.
— Гнида! — ответствовала его женушка, и наверху что-то громко бухало.
«Соседи выясняют отношения», — блаженно подумала Сакура. Она была пьяна и счастлива, и совсем не хотела завтрашнего… нет, постойте-ка, уже сегодняшнего… дня.
Для будильника ее желания не имели ровным счетом никакого значения: он сработал ровно в то время, на которое был заведен.
Сакура заглушила будильник единственным точным ударом — и тут же села в кровати. Следовало бежать на занятия.
Вообще-то, Сакура считала себя неплохим человеком. Но с утра в понедельник всегда все не так.
Еще поднимаясь, она ушиблась о шкаф, стоявший рядом с ее узкой кроватью, — сексодром Ино с когтистыми лапами занимал слишком много места, пришлось сдвинуть свою койку в угол. Хината так вообще спала на диване в прихожей.
На голове вздулась огромная выпуклая шишка. Шипя и еле сдерживая слезы обиды, Сакура потерла башку. Все вдруг показалось таким бессмысленным.
Потом она чуть не зарычала, увидев в себя в зеркало. Чуть выше верхней губы красовалась красноречивая царапина.
«Вот и целуйся с вампирами после этого», — уныло подумала Сакура.
Впрочем, Ино вампиром не была — всего лишь предсказательницей, а целоваться им, по-хорошему, следовало прекратить. Одно дело — зализать раны друг друга, но теперь их раны остались в прошлом. Шрамы Ино были скрыты под татуировкой, шрамы Сакуры ничуть ее не беспокоили. Нужно было подумать о Хинате. Рано или поздно ее подростковый бунт закончится, ей надоест писать рекламные ролики и учить свою головоломную литературу, она вернется в лоно семьи… Чем меньше она будет шокирована до того момента, тем лучше.
Что она подумает, если хоть раз увидит Ино и Сакуру вдвоем? С тех пор, как Хината поселилась у них, они редко прикасались друг к другу и ни разу не оставались вместе на всю ночь… если не считать Рождества. Сакура не помнила, что случилось на Рождество.
Одно она знала: тогда-то все и началось.
Сакура помнила, как тем вечером они с Ино начали все же наводить порядок на кухне, уронили сковородку и разбудили Хинату; как Хината, поднявшись, прошмыгнула в душ — от похмелья она не мучилась, потому что пила меньше, но о вчерашнем тоже ничего не помнила.
А потом Хината в ванной вскрикнула, и Сакура подхватилась с места.
— Она просто воду холодную сначала включила! — фраза Ино достигла сознания Сакуры с запозданием, когда она уже дернула на себя дверь ванной, державшуюся на ненадежном крючке.
— Э… Сакура? — с легким недоумением спросила Хината. Она стояла в душе, стыдливо прикрывая грудь руками, и пахло от нее магнолиями. Капельки воды скатывались по округлым плечам и подтянутому животу — к темному треугольнику волос на лобке; Сакура впервые видела так близко обнаженное тело девушки, которая не была Ино. Но Ино не в счет; она, холодная и совершенная, даже не слышавшая о слове «смущение», не воспринималась живой.
В отличие от Хинаты.
— Извини, — неловко пробормотала Сакура, прикрывая дверь на полотенце. — Я… за тебя испугалась.
Ино из кухни смотрела понимающе.
— Когда тебе будет казаться, что все вокруг — ложь, — сказала она затем монотонно, нараспев, — доверься бумаге.
Сакура не поняла, что она имеет в виду.
Сакура сосредоточенно шмыгнула носом. Да, вот тогда-то все и началось, и Ино поняла, не могла она не понять, а сегодня все не слава Богу, вон и вытертое место на рукаве плаща, отороченного искусственным мехом, виднеется. Довольно-таки неприятное открытие.
След от карандаша, которым Ино отбеливала ногти, остался на стареньком черном кошельке, который они по очереди использовали, когда покупали продукты; Сакура укоризненно вздохнула. Сегодня была ее очередь идти в магазин — она уходила раньше всех и раньше всех должна была вернуться.
После того, как сводный брат Хинаты предпринял напрасную попытку ее вернуть, Сакура поняла сама. С тех пор она начала провожать Хинату взглядом, как раньше провожала Ино, любовно прослеживая взглядом линию ее трусиков.
«Я могу удовольствоваться меньшим; Хината не такая. Она — боец, а я — скиталец. У меня нет ничего своего, поэтому я и тянусь к ней, заранее зная, что не решусь прикоснуться.
Умение любить что-либо — уникально.
Что уж говорить про кого-либо.
Бог — женщина, и Она любит всех…
Но это мало утешает».
С Ино Сакура часто чувствовала себя дуэньей при молодой красотке. Она и впрямь не обладала утонченной красотой подруги, зато глаза ее всегда горели ровным и сильным огнем; живой нефрит с невидимыми прожилками.
Женщины были слабее. Мужчины — тоже. Ухаживавший за Сакурой Наруто годился разве что для того, чтобы таскать его на спине и демонстрировать таким образом свою выдающуюся силу.
Сакура не боялась мужчин — они боялись ее; Сакура избегала близости с мужчинами и мечтала о близости с женщинами, прекрасно понимая, что ее мечты, скорее всего, таковыми и останутся.
Если не считать Ино, которая не женщина в полном смысле этого слова, не пламя жизни; которая не от мира сего.
…Вечером выяснилось, что Сакура еще и не все продукты купила. День выдался определенно неудачный; да и Ино в своем гадальческом салоне задерживалась. Впору было начать волноваться.
— Я сейчас еще раз в магазин сбегаю, — пообещала Сакура. Хината глядела на нее почти виновато. Сакура направилась в прихожую, и тогда Хината побежала за ней, на ходу снимая фартук:
— Подожди, я с тобой!
Взгляд Сакуры привычно упал на ноги Хинаты. Она до сих пор носила капроновые колготки. Как у нее ноги не чешутся?..
Сакура не стала отказываться от компании. И зря — потому что на обратном пути к ним пристала группа не особенно трезвых мужчин.
— Девчонки, поразвлечься не хотите? А, не хотите? — «кавалеры» проявляли излишнюю настойчивость; один из них уже потянулся, чтобы схватить Сакуру за рукав.
Сакура отпрянула, сжавшись от ужаса. В сознании промелькнули позабытые почти воспоминания.
…Больно.
Сакура прикусила губу, чтобы не показать этого. Ни жестом, ни единым движением. Нечего их радовать.
Больно.
То, что поначалу казалось терпимым, превращалось в клинок, шурующий в распотрошенных внутренностях. Боль стала настолько жгучей, что Сакура принялась задыхаться; на лбу и над верхней губой выступил лихорадочный пот.
Смех.
— А она втянулась.
Тусклый свет фонаря напротив. Оборванная ночная бабочка, вьющаяся вокруг; а соседний фонарь не работает. Наверное, разбит.
Боль растет. Отвлечься — не получается. Слишком больно.
«Еслибыямогларазорватьихуничтожитьонинеимеютправанажизнь»
Теперь все тело было — боль; Сакура тщетно сжимала кулаки.
Бабочка рядом с фонарем, темно-серое ночное небо, приглушенные смешки, отдаленные слова.
А потом — сгустки крови, почти черные; отсутствие цвета; разорванные мышцы, обескровленная плоть…
«Уничтожить»
— Щас я вам... — начала Сакура, но Хината неожиданно встала между ней и нежелательными ухажерами. Сакура не видела выражения лица подруги и потом очень жалела об этом.
Зато она прекрасно слышала ее слова.
— Нет, — тихо, но твердо сказала Хината. — Уйдите, пожалуйста.
И тогда Сакура поняла, что нашла силу, превосходящую ее собственную.
Она все еще дрожала, когда они вернулись домой, и Хината, вместо того, чтобы вернуться к приготовлению ужина, обнимала ее, утешая. Какое-то время они сидели рядом на кровати в абсолютной тишине, прислушиваясь к биению сердец друг друга, а, когда их сердца начали биться в едином ритме, Сакура повернулась к Хинате — и встретила губами ее теплые губы.
Продолжение в комментариях.
@темы: Хината, Неджи, Фемслэш, Клип, Хината/Сакура, Арт, Фанфикшн, Хината/Ино, Laora, Миди
-
-
09.10.2015 в 06:04-
-
09.10.2015 в 06:04