Per aspera ad astra
Название: Нефритовая Принцесса
Автор: Ёкай
Бета: **Анна Каренина**
Жанр: Romance, angst, hurt|comfort
Персонажи: Хината, Ханаби, Неджи
Пейринг: Хината|Неджи
Рейтинг: PG
Размер: мини
Саммари: Ханаби рассказывает сказку
Статус: закончен
От автора: Сказка, за исключением одного эпизода, полностью выдумана, и любые повторения являются не более чем совпадением.
Дисклеймер: Отказываюсь от прав на оригинальных персонажей и сюжет
Размещение: Только с уведомлением и ссылкой на ресурс
читать дальше
Миниатюрные деревянные башмачки негромко стучали по каменной дорожке, испещренной узкими трещинами, когда Хината покинула дом. Маленькими шажками девушка приближалась к высоким задним воротам поместья, запорошенным у каменного основания неровными волнами рдяных листьев, походивших на многоконечные выгоревшие звезды. Скорбные изваяния кленов с поредевшими от предзимних хлестких ветров кронами, большая часть листвы которых устлала погребальной дорожкой землю вблизи, высились над гладкой стеной подобно немым всевидящим стражам.
По мере приближения к массивным арочным створкам из кедра, на внутренней стороне которых был выточен знак Конохи, Хината торопливо осмотрела свой наряд: льняная юката цвета сосновой хвои с мотивом серебряных кольцеобразных волн на подоле и рукавах, гладкий широкий пояс в тон вышивке и наброшенное на плечи для тепла хаори из темного полотна. Затем девушка пробежалась тонкими пальчиками по контуру деревянной шпильки, выложенной белой яшмой и украшенной подвеской в виде декоративной гирлянды хризантем, которая скрепляла собранные в пучок волосы – Хината проверяла прочность зажима, чтобы в пути ни одной пряди из прически ненароком не выбилось.
Несмотря на то, что одежда и волосы пребывали в порядке, Хината не чувствовала ни малейшего ослабления легкой нервозности, которая охватила ее сразу после того, как ноги пересекли порог родового поместья. Щеки грел слабый румянец, и все труднее было не опускать глаза перед теми, кто поджидал ее за намеренно приоткрытыми створками ворот.
Это было странно и неестественно, однако в обществе близких родственников - брата и сестры - Хинату неизменно одолевала робость, болезненно-обостренное чувство вины, углубленное временем ощущение собственной неполноценности, отсталости по сравнению с ними обоими, уже в детстве добившимися признания Хиаши и уважения всего клана. Поэтому, случайно оказавшись рядом, Хината стремилась быстрее исчезнуть из их поля зрения, спрятаться под занавес самой дальней тени, точно боясь замарать более одаренную родню своей никчемностью.
Хината любила Неджи и Ханаби тихой, безропотной, незаметной любовью. Она никогда не позволяла себе объятий, целомудренных поцелуев и беззаботной болтовни ни о чем. Хината выражала свои теплые чувства в беззвучных пожеланиях удачи на миссии, горячей грелке в зимние холодно-протяжные ночи, подоткнутом одеяле, вычищенной от крови и грязи, подлатанной одежде и холодном чае - ей фруктовый с двумя ложками солодового сахара, ему - зеленый и несладкий - после изнурительной двухчасовой тренировки. Эти жесты были под стать характеру девушки: боязливые и робкие, полные безответной заботы.
Теперь же Хинате предстояло провести с братом и сестрой несколько часов, каждая минута которых будет наполнена воспоминаниями об их пренебрежительном отношении и собственными неуклюжими попытками завязать и поддерживать диалог.
Чувствуя, как в горле застрял удушающий горький ком из невыплаканных слез, Хината сделала глубокий успокаивающий вздох и растянула дрожащие губы в приветливой улыбке.
-Извините, я немного задержалась,- девушка будто со стороны слышала свой голос - слабый, испуганный.
-Ничего,- бросила Ханаби; вспыхнувший в ее глазах интерес спустя мгновение уступил место привычному отрешенному холодку. Девочка не пожелала сменить привычного тренировочного облачения, а отросшие до пояса волосы цвета корицы свободно падали вдоль спины - Ханаби не любила украшений. - Хотя ждать было довольно скучно. Неджи ведь не особо разговорчивый,- девочка покосилась на брата. Тот никак не отреагировал на претензию младшей сестры, с безразличным видом держа в руках бумажный вагаса карминного цвета.
Хината не знала, как реагировать на слова Ханаби и растерянно смотрела на обоих, лихорадочно теребя похожий на змею серебристый шнурок, стягивавший пояс.
Куноичи никогда не задумывалась о том, какие отношения связывали Ханаби и Неджи, однако не трудно было догадаться, что особой близости между ними не было. Как ни странно, но основанием этому была даже не разница в возрасте, уровне таланта или статусе, а схожесть их натур, большей частью в том, что касалось привычек и интересов. А точнее, отсутствие подобного во всех сферах жизни, не затрагивавших непосредственно долга, обязанностей шиноби и собственных амбиций в плане боевого роста. Единственное серьезное отличие состояло в том, что Ханаби была более дерзкой, несдержанной, а Неджи эти качества покинули давно, вместе с ребяческим фатализмом и пессимистическим взглядом на жизнь. Поэтому, несмотря на кровное родство, они были и оставались чужими друг другу, а если та пропасть мрачных обстоятельств, пролегавшая между Хинатой и Неджи, потаенными стараниями обоих сторон истаяла, то веские причины налаживать дружеские отношения с младшей сестрой у джоунина отсутствовали. Если когда-нибудь возникла бы такая необходимость, то Неджи, не колеблясь и не раздумывая, умер за Ханаби, с той только разницей, что за этим поступком стояла бы воля печати, а не сердца.
-Идемте? - нерешительно предложила Хината, разгоняя напряжение, повисшее невидимым призраком.
Ханаби отвернулась и первая зашагала по мощеной дорожке, держась на расстоянии в несколько метров. Следом неторопливо ступала Хината, с вынужденным увлечением разглядывая лиственный настил, отражавший всю палитру красного цвета, начиная от пылающими медно-рыжим, точно бездымные костерки, осиновыми, до насыщенно бордового с почерневшей проеденной насекомыми и влагой сердцевиной кленовых - те листья походили на оброненные шелковые перчатки, еще сохранившие былую роскошь. Замыкал ход Неджи, придерживавший над головой наследницы маленький зонтик. Хьюга вдумчиво оглядывал кружевной купол широких расцвеченных крон могучих деревьев, окаймлявших тропу подобно живым колоннам и образовывавшим живописные прохладные галереи, полные тематический пейзажей: побледневший холст небосвода с тонкими ребристыми облаками, напоминавшими пуховые перья, оброненные гигантской птицей. Высокое солнце, в близости зимы потерявшее жар, шафранной окружностью обозначилось в небе, подсвечивая его изнутри холодными, как песок пустыни по ночам, прощальными яркими лучами. Статуя Будды из серого камня, установленная меж черных стволов, благословляла путников, подняв правую руку. По подолу его монашеской робы дорожкой бежал зеленоватый мох, а тело божества, покрытое серебристой паутиной росы, казалось, излучало тускловатое сияние. Дугообразно изогнутый перекидной мостик, увитый никлой пожелтевшей хедерой, похожей на сухие старческие жилы, высился над каналом со стоячей водой, на дне которой клубился чернопесочный мутный туман. Толщу пронизывали нитчатые водоросли, покачивавшиеся в едином медленном темпе. А чашеобразные нимфеи в паре с опавшими листьями принимались кружить по стеклянной глади от легчайшего колебания ветерка. Впереди, где ряд деревьев конусообразно сужался, бездвижно висело кудлатое марево, точно с намерением скрыть то молчаливое, что притаилось в глубине леса.
Ханаби поднялась на мостик, оперлась на низкие решетчатые перила с грубо обтесанными фонарями, установленными на обоих концах, и устремила взгляд на низко стелящиеся приземистые ивы с раскидистыми лиственными покровами, точно застывшие в почтительном поклоне. Подошедшие вскоре Хината и Неджи встали рядом. Юноша по-прежнему держал над сестрой зонт - наследница так и не нашла в себе смелости попросить убрать его.
На праздник Момидзи, когда пламенели шарлаховым огнем клены, обе ветви клана Хьюга на день забывали о вражде и устраивали совместную трапезу, преподнося друг другу вино и саке с лепестками хризантемы в пожелании здоровья и долголетия. Потому было решено устроить младшим отпрыскам семьи совместную прогулку, чтобы те не мешали взрослым.
Хината тихо вздохнула и печально посмотрела на свое отражение на поверхности воды. Отчего-то было так страшно нарушить священную тишину леса, словно любое произнесенное слово могло навлечь гнев местных богов, однако всякая минута молчания была еще более мучительна, будто своей нерешительностью девушка рисковала безвозвратно утерять нечто очень важное. А именно - шанс придать своим отношениям с братом и особенно сестрой дружественный окрас, истлевающий с каждым мгновением промедления, словно брошенная в теплину бумажная вертушка.
Хината сжала в ладони висевшую на шее бирюзовую подвеску в форме лисицы, и почувствовала, как уверенность возвращается к ней с каждым вздохом. Она открыла рот, чтобы произнести заготовленную фразу.
-Хотите, я расскажу сказку о Нефритовой принцессе?
Хината вздрогнула и перевела недоумевающий взгляд на Ханаби, точно не веря, что она произнесла это. Девочка стояла, выпрямившись, держа скрещенные руки за спиной. Глаза ее неотрывно смотрели вдаль, где стройным рядом летели птицы, и их силуэты походили на тонкие мазки охагуро. Неджи с легким оттенком интереса посмотрел на младшую сестру.
-Ну, так как? - повторила девочка, закладывая за ухо прядь волос, и по-прежнему не глядя на стоящих рядом родственников.
-Да, расскажи. Нам с братом не терпится послушать, - улыбаясь, ответила Хината. Неджи промолчал, не сводя, однако, глаз с профиля Ханаби, чьи черты еще не лишились детских мягких очертаний.
Ханаби прикрыла глаза, голос ее был непривычно тихим, неторопливым, точно та история давно обратилась полузабытым воспоминанием, подобно ракушке, долго пролежавшей в иле и утратившей перламутровый блеск.
-Это случилось много лет назад, так много, что нельзя сказать наверняка, правдивы ли те события или же вымышлены. Говорят, на заре эпохи, когда мир имел иной облик, нежели сейчас, и ничего привычного ныне живущим не существовало, царствовал один правитель. Власть и могущество его были огромны, государство - красиво и богато. Кажется, сами Боги нарекли тот край благословенным. Но главной жемчужиной в венце государя были не священные многоугольные пагоды с пронзающими небеса шпилями, не величественные ожерелья гор, заволоченные белой, точно рис, длиннобородой дымкой, не прозрачные, подобно росе на лепестках сливы, озера - такие, что видно, как под зеркальной, отражающей небосвод гладью плещутся золотые рыбы, и устилавшую дно серебряную гальку. Не сундуки с драгоценными каменьями, не тончайшие, будто предрассветный мираж, надушенные шелка, не полупрозрачная слоновая кость, не красные, черные и серебристо-перламутровые, как лунный свет, кораллы, не ручная керамика с рунами на диковинных языках и не древние, точно убеленные сединами старцы, фолианты, содержащие знания бессмертия и вечной молодости. Всех прекраснее была дочка императора, и тот дорожил ей превыше собственной жизни, чести и гордости. Росла она на радость давно овдовевшему отцу, с младых лет восхищая наставников и сановников своей добродетельностью, скромностью и живым, любознательным умом. Правитель старался оградить химэ от всех напастей, так что к семнадцати годам принцесса ни разу не бывала за пределами высоких дворцовых стен. Чтобы юная девушка не печалилась и не мечтала о жизни вне чертогов, был выращен великолепнейший сад, подобно которому не существовало на земле. Во время прогулок принцессу неизменно сопровождали няньки, готовые исполнить любую прихоть любимой воспитанницы, и дворцовая стража, давшая клятву отдать за госпожу жизнь в случае опасности.
Однако, как не старался император спрятать от всего мира главную ценность и слабость своего сердца, молва о таинственной дворцовой красавице, чья прелесть была так велика, что ни одному смертному не дозволенно ее лицезреть, просочилась далеко за пределы монарших покоев и не только повлекла за собой людские толки, но и привлекла интерес божества, известного под именем Нефритовый Дракон. То существо было знаменито тем, что каждые семь лет избирало себе в невесту самую хорошенькую земную девушку, а после пышной церемонии бракосочетания пожирало юную новобрачную, чтобы дать жизнь новому дракону. И люди, зная о страшном обычае, молили Богов о том, чтобы они не посылали им слишком милых детей, дабы не испытать в будущем великого горя.
Разумеется, государь был прекрасно осведомлен о такой традиции, так же как и о том, что близился конец срока, и Нефритовый Дракон, отправившись на поиски невесты, не отыщет девушки, очаровательнее и ласковее его дочери. Горечь появлялась на душе отца при взгляде на химэ, которая, подобно медленно восходящему в зенит солнцу, становилась все краше - только теперь ее красота, подобная радужным переливам света на снегу, вызывала боль в глазах.
В последний год до роковой даты правитель лишился сна, потерял интерес к государственным делам и напоминал ожившую алебастровую статую. Тонкие, едва приметные морщины, бороздившие его лоб, углубились и походили на трещины в израненной засухой земле; впервые в его темных, как листва в тени, волосах мелькнула седина - тягостные думы состарили его раньше срока.
За день до того, как постовые на границах страны сообщили о том, что видели Нефритового Дракона, мелькнувшего в небе, подобно тугой извивающейся зеленой ленте, привязанной к стреле, император с тяжелым сердцем принял решение, которое в иных обстоятельствах счел бы неприемлемым. Однако это был единственный способ отвратить скорое несчастье.
Правитель велел снарядить гонцов за племянником, проходившим обучение у почтенного отшельника в горах. Тот юноша приходился сыном погибшему в междоусобных распрях за престол брату государя, но политического веса не имел, так как являлся незаконнорожденным. Однако, чтобы не провоцировать нового переворота, еще в отрочестве мальчик был отослан из дворца и отдан на воспитание горному затворнику, славившемуся своей мудростью, но не имевшему наследников и оттого охотно согласившемуся передать царскому отроку свои умения и знания.
Ночью, когда на небе властвовал Цукуёми, дворцовая стража, молчаливо поклонившись, отворила главные ворота некоему человеку, ведшему усталого, загнанного коня. Это был кровный родственник императора и брат молодой принцессы, который, получив тревожное письмо от дяди, поспешил в путь и без продыху проскакал весь день.
Тэнно был приятно удивлен, когда в покои зашел прекрасно сложенный, красивый юноша и представился его племянником. После недолгой беседы, из которой правитель понял, что сын брата был не только хорош собой, но и держался учтиво, вежливо, и, несмотря на то, как несправедливо с ним обошлись, выказывал крайнюю обеспокоенность содержанием послания, хоть пока неясным для него. После этого правитель твердо решил отдать судьбу своей дочери на милость родственника и поведал о безотрадном положении, в котором оказалась юная принцесса, пока не ведающая о нем, потому как отец не смог сообщить о ее печальной участи.
-Я знал сестру лишь мальчишкой, а после мы были разлучены на десять долгих лет, но я готов сделать все, что от меня требуется, - спокойно ответил юноша, кладя ладонь на рукоять меча.
Император проследил за его движением и покачал головой:
-Испытание, что я приготовил для тебя, не требует владения мечом. Наоборот, это самый лучший дар, которым бы я, могущественнейший и богатейший человек этой страны, мог тебя одарить. Я желаю, чтобы завтра ты взял мою дочь в жены, ибо Нефритовому Дракону нужна невинная девушка. Таким образом, она будет спасена; ты же станешь моим преемником, и не будет на этой земле мужчины счастливее тебя.
-Я отказываюсь, - коротко ответил молодой мужчина.
Правитель с изумлением и гневом посмотрел на него:
-Разве не ты обещал выполнить мое поручение? Или ты находишь мою дочь и мой трон недостойной платой за свою помощь? Отвечай, братов ублюдок, ученик нищего бродяги!
И он ответил все тем же сдержанным голосом, сохраняя на лице невозмутимое, равнодушное выражение, подобно безбурному горному потоку, что с немым напором обтачивает вековые камни:
-Видят Боги, причиной моего отказа послужило не высокомерие или бессердечие, но желание заслужить сестру и престол своим клинком. Лучше я сам убью Нефритового Дракона, избавив таким образом людей от его жестокой воли и получив столь высокие привилегии честным путем, а не обманом.
Император помолчал, обдумывая неожиданный ответ:
-Я ошибался, считая, что не существует воина, достойного взять мою дочь в жены. Я рад, что именно ты станешь ее супругом, сын мой.
-Исход сражения еще неизвестен,- возразил юноша. - Но мой наставник рассказывал, как одолеть этих тварей, потому впусти в свое сердце надежду, владыка.
Они проговорили еще немного, обсуждая, как совладать с Нефритовым Драконом, а затем император повелел приготовить племяннику лучшие покои, чтобы тот мог набраться сил перед предстоящим нелегким боем, а сам всю ночь провел в молитвах, прося Богов смилостивиться и даровать благополучный исход.
На следующее утро в час Зайца люди проснулись от страшного громоподобного рыка, расколовшего предрассветную тишину, что войлочным платком накрывала каменную громаду спящего города. Небо с прослойкой низких бугристых облаков, покрытых бледными отсветами разлитой на линии горизонта стеной светло-желтого цвета, на миг заволокло тенью, и земля погрузилась во мрак. То был Нефритовый Дракон, возжелавший увидеть принцессу, о красоте которой был так наслышан.
Племянник императора тоже услышал тот властный рев, упругим эхом прошивший дворец от основания до шпиля сужающейся кверху четырехугольной крыши. Зная, что трудно будет побороть такого противника, он не почувствовал страха и, одевшись, вышел во внутренний двор, где и остался поджидать зверя. Вскоре к нему присоединился император в сопровождении слуг, принесших бочки с самым ценным вином, что нашлось во дворце. От бессонной ночи правитель был бледен, однако, казалось, помолодел, вновь расцвел величавой красотой.
А принцесса, вопреки воле отца месяц назад узнавшая об ожидающей ее участи (взволнованная ухудшающимся самочувствием императора, подслушала его разговор с советниками), вслед за виноделами незаметно пробралась в сад и спряталась за раскидистым персиковым деревом. Однако молодой племянник тэнно увидел, как девушка в акомэ цвета весенней листвы и небрежно собранными волосами без признаков масла притаилась за деревцем, и, незаметно приблизившись к ней, положил руку на плечо. Химэ сильно вздрогнула, однако не вскрикнула, резко обернулась и испуганно посмотрела на брата.
-Вам нельзя здесь находиться - это небезопасно,- мягко произнес юноша, любуясь легким румянцем сестры, похожим на приставшие лепестки цветов шиповника.
Принцесса покачала головой:
-Мне известно про Нефритового Дракона и его намерения, но я спокойней чувствую себя здесь, вблизи отца, чем томясь от неизвестности в своих покоях. Прошу, не выдавайте меня.
Молодой мужчина чуть нахмурился: как же поступить? Находясь здесь, принцесса подвергалась опасности, однако при мысли об отказе сестре в ее первой за десять лет просьбе становилось неприятно.
-Что ж, придется нам обмануть тэнно, - невесело улыбнулся он.
Химэ низко опустила голову и, сорвав оранжево-золотистый персик с боком, ярко-красным, точно помада придворных дам, подала его брату.
-Благодарю Вас, любезная сестра,- низко поклонился он и, покинув изумленную принцессу, вернулся к императору, нетерпеливо расхаживавшему вдоль берега озерца, окольцованного свистящим тростником.
Неожиданно правитель замер, взгляд его был устремлен в небо, где меж громадин облаков, точно ручеек в скале, извивался Нефритовый Дракон, его глянцевая чешуя отливала на солнце ярче, чем самые драгоценные камни, а малахитовая грива вдоль спины походила на всполохи колдовского огня. Вскоре существо снизилось и с шипением приземлилось на светло-серый песок с прочерченными волнами, оттого напоминавший окаменевшую реку. Личная стража тэнно с трепетом и страхом взирала на Дракона, гибкого, как ветвь ивы, и стремительного, будто вспышка молнии. Лишь безграничная любовь к государю не позволила им с криками броситься прочь.
-Здравствуй, Земной царь, - сказал Нефритовый Дракон, и от его мощного гулкого голоса затрепетали колючие верхушки у кряжистых сосен.
-И ты здравствуй, небожитель, - не дрогнув, ответил правитель. - Позволь узнать, чем вызвано твое явление в мой дворец?
-Неразумно спрашивать то, что и так известно, или молва не дошла до тебя? - в словах Нефритового Дракона послышалась усмешка.
-Доверять слухам еще более неразумно,- возразил тэнно. - К тому же нам, смертным, не дано знать намерения Богов.
-Это верно,- согласился зверь. - Что ж, вот мой замысел: я желаю взять твою дочь в супруги, так как нет на свете прекраснее ее.
-Кто говорит о том?
-Аматерасу, от сияния которой каждый день просыпаются люди.
Император долго молчал, словно раздумывая над словами Нефритового Дракона. Наконец он хлопнул в ладоши, велев виноделам поставить перед Божеством бочки с прозрачным рисовым вином.
-Твое сватовство - это честь для меня и моей дочери. Позволь мне отблагодарить тебя, предложив испить это прекрасное саке, - государь низко поклонился.
-Недурная идея, но прежде я хотел бы увидеть невесту.
Племянник тэнно внимательно посмотрел на Нефритового Дракона, незаметно кладя ладонь на оплетенную шелковым шнурком рукоять катаны.
-Разумеется, вот только химэ ничего не знает о твоем предложении, потому едва ли покажется перед будущим супругом в повседневном наряде.
Дракон, как показалось юноше, был недоволен этими словами, но возражать не стал.
-Тогда вели слугам поскорее одеть принцессу в подобающее платье. Бракосочетание должно случиться до восхода луны - иначе придется ждать еще семь лет. Но в таком случае я, разумеется, убью твою дочь и тебя, правитель.
На лице тэнно не отразилось и тени страха, однако руки, сведенные за спиной, судорожно сцепились, точно шишковатые ветви больного каштана. Он обратился к стоящему рядом юноше.
-Делай, как пожелало Божество.
Племянник императора, провожаемый пристальным взором Нефритового Дракона, шагнул под черепичный навес крыши, подпираемый гладкими зелеными колоннами, зашел за резную дверь с каменными изваяниями щерящихся львов по обе стороны и притаился за ней, прислушиваясь к звукам, доносящимся из сада, в ожидании знака от тэнно.
А Нефритовый Дракон тем временем бочка за бочкой поглощал вино, по приказу императора услужливо подносимое слугами*. Наконец, когда седьмая порожняя бочка покатилась по земле, Дракон велел, чтобы химэ спустилась к нему.
Молодой мужчина услышал три негромких хлопка и вышел из своего укрытия:
-Много зла и горя ты принес людям, но погубить сестру я не позволю, - с этими словами он обнажил клинок и шагнул к Нефритовому Дракону.
Яростный рев зверя прозвучал громче раскатов грома в сезон дождей. Дракон попытался взвинтиться в небо, чтобы свиться в клубок и обрушиться на дерзкого юнца, словно каменный обвал, а затем напустить на город грозовой вихрь, что сметет его, точно былинку. Однако легкое тело, отяжелевшее после крепкого вина, будто утратило способность к полету; также Дракон почувствовал, что от хмеля веки смежались, а могучая сила таяла, точно пена. От бессильной злобы он набросился на юношу, как змея, намереваясь тесно обвить кольцами и сломать позвоночник в одном мощном рывке. Однако племянник тэнно, словно предугадав намерения Нефритового Дракона, выставил катану перед собой и вспорол брюхо зверя, незащищенное костяными пластинами. Чудовище взревело от боли и, взмахнув гибким хвостом, хлестнуло молодого мужчину по лицу. Тот отшатнулся и припал на одно колено, пытаясь очистить глаза от заливавшей их крови. Неожиданно он ощутил, что его словно накрыло ароматом засахаренных персиков, и чьи-то прохладные и невесомые, как утренний воздух в горах, пальцы осторожными движениями мягкого платка стирали кровь с рассеченного лба.
К юноше возвращалось зрение, и он увидел перед собой лицо сестры с дрожащими искусанными губами и ободряюще улыбнулся.
-Не тревожитесь, химэ. Эта рана - самое малое, чем я мог заплатить за победу в поединке. Прошу, ступайте к отцу.
Принцесса медленно, не отрывая взгляда от лица брата, выпрямилась, не замечая нависшего над ней Нефритового Дракона с оскаленной пастью, извергающей клочковатые ярко-зеленые испарения. Впервые за утро племянник тэнно почувствовал испуг, вспрыснувшийся в кровь, точно яд плодов жимолости; он резко дернул сестру за широкий рукав, привлекая к себе, однако было уже поздно. Словно рой насекомых, искрящийся травянистый туман обволок химэ, и когда он развеялся, молодой воин увидел, что на его руках покоится нефритовая статуя принцессы с лицом, похожим на лик бодхисатвы. Юноша закричал и вонзил меч все еще разверзнутый зев зверя, пронзая нёбо.
Тело Нефритового Дракона прошила предсмертная судорога. Несколько минут он, извиваясь, елозил по земле, вспарывая глину, словно дождевой червяк, и прочерчивая полосы трехпалыми когтистыми лапами, а после затих, уронив морду в цветущие заросли хаги.
Юноша обессилено упал ничком, опустив голову на каменные колени принцессы. Ощущая щекой холод ее бездыханного тела, он чувствовал, как отчаяние и тоска стремительно накрывают его чернотой, столь беспросветной, что только смерть смогла бы послужить избавлением. Племянник тэнно нащупал катану и, с усилием приподнявшись, прижал ее острием к животу, намереваясь его вспороть. Но подбежавший император с белым, как журавлиные перья, лицом выбил из трясущихся рук юноши меч.
Когда началось сражение, он поспешил в покои дочери, чтобы, наконец, рассказать правду, но, не обнаружив ее там, похолодел от страшных предчувствий и бросился обратно в сад, где увидел издохшего Дракона, а подле нефритового изваяния - сошедшего с ума племянника.
-Глупец! Что ты творишь? - он осекся, к своему ужасу узнавая в неподвижной фигуре, распростертой на земле, химэ.
Прикрыв глаза, государь, подобно подбитой из пращи птице, издал протяжный стон и упал без чувств.
Голос Ханаби умолк, растворяя последние свои отзвуки в воздухе, едва уловимо отдающем липой. Пришедшая на смену тишина, казалось, делала впечатление от истории еще более глубоким, сакральным. Хината впервые за весь рассказ поняла, как сильно колотилось сердце, как широко распахнулись глаза, и как жадно слух внимал произносимым словам. Она чувствовала себя так, точно не сдвигаясь с места, была подброшенная неведомой силой, и потому смогла воспарить в такие потаенные дали, которые недоступны ни для чьих глаз. А затем, достигнув, казалось, того, что и вовсе не могло и не должно существовать, долго падала - тепло и мягко, раскинув руки, - в спиральную многоцветную глубину, напоминавшую узор на складном веере. И знакомый голос, вызывавший в памяти шорох страниц любимых книг и шум посеребренного луной дождя шептал то, что она всегда желала услышать, а яркие видения, пахнущие поздними медовыми яблоками, калейдоскопом проносившиеся перед взором, являли собой самые неприкосновенные и сокровенные мечты.
-Неужели это конец? - наследница точно издалека услышала негромкий вопрос Неджи и, затаив дыхание, ждала ответа Ханаби.
-Нет, иначе в истории было много нераскрытых моментов,- объяснила девочка. - Я продолжаю? - она вопросительно посмотрела на Хинату. Та кивнула.
-Узнав о случившемся, безутешный правитель слег и часами не спускал глаз с изваяния дочери, точно боясь пропустить мгновение, когда химэ оживет по воле милосердных Богов. Тэнно велел установить скульптуру возле окна, ведущего в преждевременно отцветший сад. Когда солнце озаряло зал потоками света, превращая холодный мраморный пол в устье растопленного янтаря, ярче водной глади мерцала фигура принцессы, напоминающая в те минуты речного духа - прозрачного и хрупкого с узорчато переливающимися одеждами и глазами, на которые больно смотреть.
Дворец увядал медленно и необратимо, как увядают картины, чьи краски утратили яркость и приставшие к холсту тени не разгоняет даже солнечный свет. И воздух точно отяжелел от витавшего в нем смрада уныния, похожего на запах засохших цветов. Будто погребенный Дракон продолжал источать губительные испарения, из-за которых люди разучились улыбаться.
Что же касается молодого племянника императора, то он удалился в горы, чтобы узнать у мудрого наставника, существует ли способ вернуть сестре прежний облик. Старец долго не давал ответа, но тронутый искренним горем ученика, поведал о том, как излечить химэ.
-Если ты действительно хочешь этого, то должен быть готов преодолеть тяжелейшее испытание. Единственное, что может спасти твою возлюбленную принцессу - это отвар из особых трав, которые растут лишь на самой неприступной и крутой вершине этих гор. Но она так высока, что, согласно легенде, взобравшийся на нее сможет увидеть жилища Богов. Человеку этот путь не преодолеть.
-Простому человеку возможно, но такому проклятому, как мне, удастся.
-Что значит "проклятому"?
-То, что не будет мне прощения, если сестра навсегда останется статуей из нефрита.
Отшельник покачал головой, но видя, как серьезно настроен воспитанник, препятствовать его решению не стал. Однако впервые за то время, что молодой мужчина пробыл у него в учениках, на душе было неспокойно.
Ровно полгода понадобилось юноше, чтобы вскарабкаться на заснеженный пик, который раньше представлялся неприступной далью. В пути он питался земляными кореньями, отыскивать которые его научил аскет, дикими ягодами и мхом, а пил из ручьев, что узкой, как уж, прозрачной струей петляли среди черных острых камней.
Иногда, лежа на грубой земле, обветренной и уродливой, точно всю жизнь проработавший крестьянин, и подставляя исхудавшее тело с выпирающими ключицами бесцветному, скупому на тепло солнцу, походившему на грязный комок несвежей ткани, он принимался мучительно перебирать в памяти, как камешки для го, события прошлого. И они представлялись чужими, мнимыми, пугающе незнакомыми, точно принадлежали постороннему человеку. Тогда он, словно в полусне, прикасался к тонкому шраму на лбу, и точно наяву ему чудились ласковые прикосновения и аромат персика в цвету.
Когда юноша спустя год возвратился к наставнику, тот печально посмотрел на него. Казалось, затворник был огорчен тем, что ученик не сгинул в горах.
Племянник тэнно нахмурился:
-Неласково ты встречаешь ученика, вернувшегося после тяжелого похода.
Отшельник отвернулся, глядя на горные кряжи с мягкими волнообразными очертаниями гребней и вершин, окаймлявшие границу на западе и опоясанные клубящимся предночным мраком, а огнистая закатная дымка похожего на тлевшую головешку солнца прорисовывала рубчатую прерывистую вязку каменного узора на их пологих склонах.
После продолжительного молчания старец, наконец, негромко ответил:
-Боюсь, недолгой будет наша встреча.
-Что ты имеешь в виду?
Монах повернул голову и пристально посмотрел в глаза ученика, не утратившие в испытании ясность.
-Ты ведь не отступишься от своего намерения? Тогда знай, что не настой заставит сердце принцессы вновь биться. Только дыхание Нефритового Дракона снимет чары, а трава, что ты добыл с таким трудом, имеет силу обратить смертного в эту бессмертную тварь.
-Почему ты не сказал мне сразу?- сдавленно произнес молодой мужчина. Его руку, сжимавшую мешочек, где лежало растение с редкими белесыми цветами и жгучими крапивными листьями, прошила дрожь.
-А если бы я и сказал - ты оставил бы этот замысел?
Племянник тэнно отрицательно покачал головой - из-за открывшейся устрашающей правды ему было сложно подбирать слова.
Аскет принял у ученика заветную траву и удалился в свою хижину, чтобы приготовить отвар. Юноша тем временем искупался в мелководной горной речушке, расчесал темные, как скорлупа мускатного ореха, волосы, и вернулся к наставнику. Тот стоял у изголовья дороги, сбегавшей вниз по склону и ведущей к жилым равнинам, заросшим домами, точно сорной травой. В руках он держал слегка дымящийся глиняный кувшин, глядя на него со странным выражением, будто хотел разбить о торчащие клыки камней.
Они попрощались без слов - в них не было нужды. Бережно прижав к груди жбан, племянник тэнно долго спускался по узкой, обсыпанной по обе стороны гравием тропе. Затем путь его лежал вдоль окутанных предутренней зернистой дымкой рисовых полей, на которых работали загорелые босоногие девушки в конусообразных соломенных шляпах, и что-то зазывно кричали ему. На небе занимался розовато-чертополоховый рассвет, и юноше представлялось, что это расцвели божественные персиковые сады и между кремовых просветов скользит подол надушенных одежд химэ.
Спустя неделю молодой мужчина дошел до величественных, ограненных самоцветами ворот, ведущих в царские чертоги, и стража долго не хотела пропускать худого бродягу к правителю. Лишь когда тот, вынырнувший из болезненного забытья, велел впустить человека, назвавшегося его родственником, юноша смог предстать перед дядей. И он был поражен тем, какие перемены произошли с императором лишь за год - точно кто-то промотал его жизнь на десяток лет вперед. Он напоминал старое поникшее дерево с отпиленными ветвями, чья сердцевина была поражена заразой.
-Зачем ты пришел?
-Я знаю способ спасти сестру,- горячо воскликнул юноша.
-Делай, что хочешь,- равнодушно бросил государь и отвернулся к стене. Белое, как речная пена, льняное покрывало натянулось и пошло трубчатыми выпуклыми полосами.
Молодой мужчина растерянно смотрел на спину дяди, вдоль которой разметались двухцветные пряди. Точно ища поддержки, он обвел взглядом огромный пустой зал, где голоса звучали на несколько тонов выше, обнажая все скрытые в эмоциональные оттенки. Около окна в форме лепестков лотоса, безмолвно и безучастно наблюдая, стояло изваяние принцессы в накидке бледного света.
Юноша ощутил, как уверенность вновь вздыбилась в нем, точно выросшая из сумрака неуверенности взлобина. Он приблизился к статуе и, опустившись на одно колено, махом опорожнил вязкий настой. Мгновение спустя племянник тэнно упал ничком от нестерпимого чувства, что его тело разрывается на куски. Закусив рукав рубахи из мешковины, чтобы сдержать крик, он упал ничком, терпя мучительные видоизменения и ощущая, как ломались кости, преображая скелет, с треском лопалась кожа, покрываясь блестящей чешуей, что крепче стали, вытягивался позвоночник и раздваивался язык. Все несколько минут, которые заняло превращение, юноша корчился и трепыхался, точно выброшенная на берег рыба, а потом замер, когда боль отступила так же внезапно, как и пришла.
Он попытался опереться о гладкий пол руками и подняться на ноги, однако острые, как наконечники стрел, когти царапали мраморные плиты, оставляя на них продолговатые рубцы, а задние лапы оказались слишком слабыми, чтобы удержать все тело. Мягким, быстрым языком он ощупал ряд клинообразных зубов и в безотчетном ужасе попытался дотронуться до лица, но не смог - передние лапы, походившие на птичьи, были слишком коротки. Длинные упругие усы бесконтрольно и пружинисто, подобно двум живым змеям, вились в воздухе, улавливая малейшие звуки.
Охваченный удушающим гневом и жгучим отчаянием, новорожденный Нефритовый Дракон обернулся к тэнно, который с застывшим на лице смешанным выражением страха и удивления, смотрел на племянника. Его рот был полуоткрыт, точно он хотел сказать что-то, но от шока не находил слов. Бывший мужчина почувствовал нестерпимое, по-звериному дикое желание наброситься на императора, разорвать полукругом загнутыми когтями облаченное в шелк лавандового оттенка тело, еще по-юношески статное, и умыть вытянутую морду в его крови. Кажется, эта мысль проступила бешеной животной яростью в его больших глазах, похожих на стеклянные шары, заполненные зеленоватым дымом с алеющей точкой в центре, ведь государь медленно поднял руки в безнадежном порыве оградиться от его злобы. Этот жест отрезвил Дракона. Он отвел глаза и посмотрел на статую сестры, глядевшей на него с застывшей заботливой тревогой на лице. В груди Нефритового Дракона вновь полыхнуло то чувство, что гнало вверх, на заиндевевший пик, и заставило без сожаления выпить настой, лишивший его людского облика.
Он приблизился к нефритовой принцессе и осторожно, совсем как в детстве, когда он дышал на ее озябшие пальцы, подул на сестру. Ее фигуру вновь окутала полупрозрачная волнообразная дымка, только на этот раз цвета мятных листьев. И Дракон, сохранивший человеческое сердце, забыл, чем он пожертвовал ради этого мига, увидев, как белеет кожа, темнеют до аспидной синевы волосы, и пробивается жизнь в светлых глазах.
Химэ, облик которой не постарел ни на час, удивленно озиралась по сторонам и вскрикнула, увидев перед собой Нефритового Дракона. С изменившимся лицом она испуганно попятилась, пока, наконец, не заметила отца в окружении белых пригорков подушек, топорщащихся простыней и одеял. Забыв про страх, принцесса кинулась к нему, не осознавая, какую смуту привносит в душу родителя.
-Отец, вам нужно уходить! Чудовище совсем рядом.
Нефритовый Дракон вздрогнул и печально посмотрел на свои тонкие трехпалые лапы. Серый мрамор с пепельными прожилками мутновато отразил его ужасную наружность, и этого было достаточно, чтобы почувствовать горечь из-за своей проклятой судьбы.
А правитель, справившись с ошеломлением, крепко прижал к себе ничего не понимающую дочь и заплакал от великой радости.
Дракон, в последний раз посмотрев на сестру, словно желая навеки запомнить ее лицо, как можно беззвучнее проскользнул через окно и взмыл в небо, петляя в облачном пространстве, точно пущенный по ветру тростниковый стебель. И счастье полета скрадывало боль от разлуки с возлюбленной сестрой.
Химэ подняла голову с плеча отца и посмотрела туда, где ранее стоял Нефритовый Дракон.
-Зверь улетел…но почему?
Правитель проследил за направлением взгляда дочери, а затем с тяжелым вздохом прикрыл глаза. Он рассказал принцессе обо всем, что утаил ранее и то, что она злыми чарами была обращена в статую.
-И сегодня, спустя год, твой брат пришел, сказав, что знает способ вернуть тебе, дочь моя, прежний облик. А потом он превратился в это ужасное создание и неведомым мне волшебством вдохнул в тебя жизнь.
Химэ, прижав руки к лицу, со слезами слушала рассказ отца.
-Брат расколдовал меня такой страшной ценой, а я назвала его чудовищем, - дрожащим голосом проговорила она, утирая влагу с глаз широкими рукавами.
-Тогда ты не ведала о том,- возразил отец, гладя ее по теплым, как перья птицы, волосам.
Принцесса подняла голову, с тоской поглядев на расписной черепок неба, видневшийся в низком окне. Возвращенная жизнь стала для нее подобно тяжкому ярму, ведь в сердце уже водворилась любовь к брату, ради нее обрекшему себя на одинокое, горестное существование.
-Я должна найти его, - твердо произнесла она и, не внимая просьбам отца, на следующий же день покинула дворец. В дорогу она взяла связку монет, одноместную дамскую повозку, запряженную лошадью с символом царского дома на бархатной попоне - даже разбойники побоятся ограбить хозяйку такой упряжи - и клетку с семью почтовыми голубями, которых химэ обязалась отправлять с посланиями о своем самочувствии и местонахождении каждый месяц.
Долгий путь пришлось пройти принцессе, прежде чем она вновь увидела брата: от пашенных щедрых на урожай равнин пшеницы, риса, соевых бобов, редьки, верениц медовых пасек, изобилующих плодоносных садов и полноводных рек, богатых рыбой, до более бедных засушливых районов, где выращивали в основном просо, кунжут и ячмень. Химэ приходилось долгие часы брести под палящим зноем, прежде чем впереди начинали виднеться соломенные крыши крестьянских домов, в которых можно было дождаться вечернего послабления жары. Она преодолевала гористые районы с постоянными чередованиями высот и опасностью попасться на глаза обитавшим там вечно голодным волкам.
С каждым преодоленном ри воздух холодел, и казалось, что это колючий северный ветер задувает жар солнца. Принцесса сильнее куталась в свои многослойные одежды и с каждым пройденным днем, каждым упавшим градусом теряла надежду когда-нибудь отыскать брата. Ей начинало чудиться, что ее затея изначально была обречена на провал, что правильнее было вернуться и попытаться возобновить прежнее покойное течение жизни. И химэ замирала в нерешительности, кусая губы, оборачиваясь назад, смотрела на обмерзлую колею, где на покрытой белесым налетом грязи не отпечатались ее легкие шаги, и терзалась мучительными сомнениями. Все в том краю напоминало о брате: протяжные в серой дымке яйлы с проступающими на круче черными поясами сосенных лесов, тусклое пепельное небо с тонким прозрачным ломтем месяца. Холодная скупая земля, вечно скованная морозами, но красивая суровой, отстраненно-строгой красотой. И с новой силой принцесса вспоминала, кому обязана жизнью, и от стыда за свои неблагодарные мысли с удвоенной настойчивостью шла вперед.
Немало времени утекло, прежде чем она, наконец, достигла цели своего путешествия. Химэ тогда шла по поросшей жухлым пыреем дороге, вдоль невысоких плешивых горных хребтов с ложбинами промоин, выступающими балками, крутыми склонами и узкими полуразваленными ущельями. Погруженная в свои мысли, принцесса рассеяно оглядывала однообразный невыразительный пейзаж, пока не приметила гладкий овальный валун с отчего-то ослепительно блестевшей обточенной поверхностью. Заинтересованная принцесса, сложенной козырьком ладонью прикрыв глаза от слепящего сияния, пристально посмотрела на необычный камень, чувствуя, как участилось биение сердце - это был ее брат.
Химэ вскрикнула и стремглав бросилась к нему, с трудом сдерживая рыдания. Все эмоции, так старательно сдерживаемые, прорвались наружу, точно вата из порванной игрушки: это было и счастье от долгожданной встречи, и кинжальная боль разлуки, и жалость к утратившему людской облик брату, и благодарность Богам, за то, что смилостивились, позволив воссоединению свершиться.
Видимо, крики девушки разбудили Нефритового Дракона. Он встрепенулся всем телом и вытянул гибкую длинную шею с узкой головой, выискивая источник посторонних звуков.
Химэ показалось, что на миг под личиной Дракона мелькнуло любимое, так часто вызываемое в памяти лицо.
Увидев, кто бежит к нему, зверь резко выпрямился, и, поднимая песочные вихри, взвинтился в воздух, как тугая оттянутая пружина. Поняв намерения брата, химэ закричала, как не кричала никогда. Это были не мольба остаться, а вопль отчаяния, бессвязный выброс звуков, которые нельзя выразить словами и которые идут из самого бессознательного.
Нефритовый Дракон замер в воздухе, а затем, поджав лапы, снизился в неглубокую воронку, приминая вздыбленную пыль. А в следующую секунду, растягивая мгновение первого прикосновения до границы неопределенности, принцесса обхватила шею Дракона с сухой шероховатой кожей, на которой сквозь зазоры в плетении чешуи пробивался жестковатый мох.
Весь оставшийся день и целую, на удивление безветренную, ночь они просидели на том же месте. Химэ долго и сбивчиво, точно исповедуясь, рассказывала брату обо всем, что произошло с ней в пути и, поначалу робко, а потом, осмелев, ласково гладила Дракона по морде, очерчивая пальцем контуры плотно пригнанных друг к другу чешуек. Когда она замолкала, не в силах больше говорить, то прижималась лбом к его прохладному боку, страдальчески отыскивая в памяти еще не высказанные истории, чтобы можно было хоть ненадолго прогнать до стиснутых зубов откровенную тишину, угодливо напоминавшую, кем стал брат.
Когда на востоке показалась дугообразная кромка солнца, четко обозначившая кривые расколы землисто-серых облаков и выхватившая рассеянным свечным заревом клочки скудной земли с низко стелящимся слепым туманом, Нефритовый Дракон искрой взмыл в небо, зигзагообразно, точно по ступеням, набирая высоту, чтобы дремлющая на спине принцесса не сорвалась вниз.
Они условились встречаться раз в семь лет - более дня Нефритовому Дракону недозволенно проводить в человеческом мире - там же, где впервые за десять лет увиделись. И с того мига, когда химэ простилась с братом под хрипло шуршащими высохшими кронами, ей казалось, что чем больше утончался в ее обзоре линейный силуэт Дракона, тем вернее она проваливалась в кучнистую насыпь опавшей листвы, с хрустом рассыпавшуюся под ногами.
Последующие недели, месяцы и года протекали для химэ серыми каплями дождя на рисовой бумаге сёдзе - малозаметно, нечувствительно, дробясь на семилетки существования и день жизни.
Всем обитателям дворца, до последнего слуги она напоминала призрака во плоти - вроде дышит, только с долгими интервалами, точно по обязанности. Лишь отец, да самая старая и преданная нянька навещали ее в тернистых глубинах сада, где она проводила весь день вплоть до часа Крысы, сидя на полуразваленной каменной скамье, увитой утренним сиянием с синими колоколообразными цветками.
Император, потеряв надежду вывести принцессу из затворничества, уступил просьбам советников, и взял вторую жену, которая вскоре родила девочку. Это событие стало для него светлым утешением и отвлекло от мыслей о трагической любви химэ.
Семь раз по семь лет прошло, когда химэ почувствовала скорое приближение смерти - глубоко въевшаяся печаль, крепче тени приставшая к женщине, подточила ее здоровье. Впрочем, принцесса, и в старости сохранившая полуночную черноту волос, сожалела лишь о том, что едва ли выйдет к возлюбленному брату ранним утром их восьмой встречи, не переживет проклятое число.
Однако Небожители, тронутые их стоической любовью, позволили брату и сестре встретиться до срока, вернув им на день прежний облик. Это случилось зимой, когда в дворцовый сад с первыми лучами зари впорхнула со стайкой красноклювых амадин весна, и химэ, и племянник тэнно - оба осиянные красотой молодости, точно освобожденные от груза горестных лет, что провели в разлуке, воссоединились под цветочным шатром персиковых деревьев, где воздух пах так сладко, что кружилась голова.
Боги поняли, что жестоко будет вновь разлучать влюбленных и потому с уходом ночи, в час, когда те привычно вынуждены были прощаться, обратили еще сплетенных в объятиях юношу и девушку в нефритовые статуи. Чтобы отныне ни время, ни колдовство не могло развести их. Так и случилось. Говорят, по сей день где-то стоит изваяние молодого воина и принцессы, но только искренне любящие друг друга люди могут увидеть их.
Последние слова Ханаби произнесла едва слышно, так, что собственный вздох показался Хинате неестественно громким. Девочка слегка раскраснелась, точно утомленная долгим рассказом, и теребила накрученный на палец кончик ореховых прядей, словно это занятие успокаивало ее. Наконец, Ханаби вздохнула и отняла руки волос:
-Глупая сказка.
-Неправда, - с неожиданным для себя жаром возразила Хината. Ханаби, приподняв брови, посмотрела на сестру, кажется, благодарно. - Уверена, что брат Неджи тоже так считает,- подбодренная ее молчаливым одобрением, куноичи обернулась к джоунину, моля про себя, чтобы тот, хотя бы в угоду Ханаби разделил ее мнение.
Неджи по-прежнему держал вагаса раскрытым, хотя его бумажный гармончатый край уже давно не служил наследнице укрытием от непредсказуемого осеннего дождя. Лицо его выражало крайнюю степень задумчивости, и когда Хината окликнула брата, и он поднял на нее светлые глаза, то девушке показалось, что она видела в них неуверенность и замешательство. Впрочем, это длилось не дольше секунды.
-Вы правы, госпожа Хината,- он слегка поклонился, как обычно безукоризненно соблюдая грань между притворством и угодливостью. - Я слушал с большим интересом.
Ханаби недоверчиво хмыкнула, но, кажется, осталась довольной.
-Как думаете, нам можно уже вернуться? Впрочем, я в любом случае собираюсь уходить, а вы еще погуляйте, - с этими словами девочка бодро зашагала по направлению к поместью.
Хината, сбитая с толку загадочным поведением сестры, растерянно посмотрела на брата, точно спрашивая совета. Тот пожал плечами, отчего-то сдержанно усмехаясь.
-Почему ты решила уйти? Праздник ведь еще в самом разгаре, - недоумевая, спросила Хината и неуверенно добавила, - я не понимаю.
Ханаби остановилась и спокойно указала на обволоченное бугристыми темными облаками небо, запеленавшими непроглядной стальной серостью солнце; в воздухе витала влага.
-Скоро начнется дождь,- пояснила она. - А у Неджи только один зонт. Не мокнуть же мне? - и, не дожидаясь возможного ответа, ускорила шаг.
По мере того, как увеличивающееся расстояние делало фигуру Ханаби все более слаборазличимой, точно резонируя, росло ощущаемое Хинатой чувство неловкости. Вне тренировочного полигона она старалась не оставаться с братом наедине - ее гнал от него какой-то суеверный, не поддающийся объяснению страх, нечто сродни естественной боязни огня и мертвых.
Хината признавала, что Неджи, как и Наруто был для нее примером для подражания, объектом уважения, восхищения и, хоть совершенно разной по природе, но все-таки любви. С тем только отличием, что при взгляде на Узумаки Хината явственно ощущала прилив смелости, веру в собственные силы, стойкую убежденность, что и она чего-то стоила - Наруто был все равно, что маяком - сильным, ослепительным, самоотверженно сминающим всякий мрак, но неизменно далеким, недоступным. Слишком ярко полыхало в нем животворное пламя, чтобы светить лишь для одного человека. А Хината, вопреки своей робкой, светлой натуре, потаенно желала, чтобы он берег свой бодрящий, согревающий до кончиков ногтей жар лишь для нее, единственной. И чем крепче она любила Наруто, тем острее, отчетливее понимала, что они не подходят друг другу, и их семейная жизнь будет неослабно отдавать горечью непонимания, что медленно, но неизбежно, точно дикий сорняк, вытравит теплые чувства, и окончательно погребет их в тени растущего отчуждения.
Неджи был другим. Скрытный, замкнутый как для друзей, так и соклановцев, он представлялся Хинате похожим на шелковую тенету, притаившуюся в самом далеком затененном угле, точно стараясь стать недоступным, невидимым для других. Однако девушку, еще в детстве признавшую темноту и уединение своими верными союзниками, не отталкивала подобная нелюдимость. Они оба долго блуждали в лабиринте клановых обязательств и запретов, постоянно натыкаясь на непреодолимые стены и заходя в тупик, и как никто более понимали, какие мрачные фантомы роились друг у друга в голове, и что незримо, но больно калечило душу.
Окунувшаяся в размышления Хината не уловила момента, когда начал накрапывать мелкий колючий дождик. Впрочем, отчасти в этом был виноват Неджи, вовремя распростерший над сестрой вагаса.
-Брат Неджи, встань, пожалуйста, тоже под зонт,- устало попросила Хината. Отчего-то в эту минуту бремя наследницы тяготило ее особенно сильно. Она была уверенна, что Неджи откажется, ведь он никогда не упускал возможности подчеркнуть разницу в их статусах, словно это доставляло джоунину какое-то особое, изощренное удовольствие.
Хината была сбита с толку, когда Неджи, не сказав ни слова, почти вплотную приблизился к ней, так что куноичи почувствовала горьковато-пряный аромат чайного дерева, исходящий от его мокрых волос. От мгновенно нахлынувшего волнения Хината затаила дыхание, испуганно приковав взгляд широко раскрытых глаз к подолу юкаты; где-то, словно бы в отдалении шуршали прямые струи дождя, ручейками скользя в курганах талой листвы и щекоча кожу холодным сырым паром, поднимавшимся с земли.
Те несколько минут, что шли осадки, Хината ощущала, как напряглись все ее нервные окончания, делая болезненно чувствительной - даже прежде малоприметный ветер одним прикосновением вызывал дрожь. Повлажневшие ладони она поспешно свела за спиной, сцепив замком.
Лилейно-белые одежды, терпко-насыщенный запах духов, тяжелые волосы, чьи кончики от впитавшейся в них воды стали почти черными, дымчатые глаза, в которые Хината всегда боялась смотреть, и чей прямой взгляд она сейчас осязала на лице совершенно отчетливо, точно прикосновение длинного, тонкого пальца - от всего этого кругом шла голова и слабели ноги.
Когда дождь, наконец, утих, а небо просветлело, точно выплакавшись, Хината перестала дышать через раз и сделала шаг назад. Она покинула пределы очерченного вагаса круга, впервые радуясь отступлению.
Хината подумала, что она попала под власть гендзюцу, когда Неджи удержал ее, мягко, но настойчиво обхватив за локоть и привлекая к себе.
-Еще рано,- тихо отрезал он, и наследница едва ли не впервые явственно уловила в голосе брата смятение.
Неджи прижал наследницу еще ближе, протянув руку вдоль спины так, что она едва успела просунуть в сузившееся расстояние между ними сжатые в кулачки руки, не смея шевельнуться то ли от страха, то ли от потаенного удовольствия.
В конце концов, Хината, несмотря на свое имя, всегда любила мрак, а в душе брата, несмотря на отречение от прежних принципов, все еще жила темнота. Темнота летних сумерек - уже не ночь, но еще не день, когда воздух по ночному холодный и свежий, точно очищенный лунным светом; нижние пласты неба уже опалены слабым свечением разгорающейся зари, а верхние все еще полны плотными, как вакса, равномерными сгустками черноты и покрыты рассыпчатой пудрой меркнущих звезд.
Хината прекрасно знала, что закрытый ото всех, Неджи может быть откровенным лишь с одним человеком, и ей хотелось стать тем человеком, получить безотзывное право когда угодно смотреть на эти сумерки. Быть птицей, которую он всегда пропускал и оттого единственной, в ком гордый и отчаянный брат действительно мог бы нуждаться. Не слабостью, а привязанностью, не страстью, но необходимостью.
Но самое главное, что Хината была почему-то уверена, что у нее это получится. Получается уже в эти мгновения.
-Моя Нефритовая Принцесса,- шепнул Неджи, отбрасывая раскрытый зонт на мощеные камни и обхватывая сестру обеими руками, точно опасаясь, что она захочет убежать.
И Хината узнала тот голос, что был с ней, когда она падала.
Вихрастая дымка, что беззвучно курилась впереди, где ряд деревьев конусообразно сужался, медленно рассеялась, являя то, что прежде прятала - нефритовую статую юноши и девушки, соединенных неразрывным объятьями.
***
Божественный герой Сусаноо убил Дракона, напоив вином.
Автор: Ёкай
Бета: **Анна Каренина**
Жанр: Romance, angst, hurt|comfort
Персонажи: Хината, Ханаби, Неджи
Пейринг: Хината|Неджи
Рейтинг: PG
Размер: мини
Саммари: Ханаби рассказывает сказку
Статус: закончен
От автора: Сказка, за исключением одного эпизода, полностью выдумана, и любые повторения являются не более чем совпадением.
Дисклеймер: Отказываюсь от прав на оригинальных персонажей и сюжет
Размещение: Только с уведомлением и ссылкой на ресурс
читать дальше
Миниатюрные деревянные башмачки негромко стучали по каменной дорожке, испещренной узкими трещинами, когда Хината покинула дом. Маленькими шажками девушка приближалась к высоким задним воротам поместья, запорошенным у каменного основания неровными волнами рдяных листьев, походивших на многоконечные выгоревшие звезды. Скорбные изваяния кленов с поредевшими от предзимних хлестких ветров кронами, большая часть листвы которых устлала погребальной дорожкой землю вблизи, высились над гладкой стеной подобно немым всевидящим стражам.
По мере приближения к массивным арочным створкам из кедра, на внутренней стороне которых был выточен знак Конохи, Хината торопливо осмотрела свой наряд: льняная юката цвета сосновой хвои с мотивом серебряных кольцеобразных волн на подоле и рукавах, гладкий широкий пояс в тон вышивке и наброшенное на плечи для тепла хаори из темного полотна. Затем девушка пробежалась тонкими пальчиками по контуру деревянной шпильки, выложенной белой яшмой и украшенной подвеской в виде декоративной гирлянды хризантем, которая скрепляла собранные в пучок волосы – Хината проверяла прочность зажима, чтобы в пути ни одной пряди из прически ненароком не выбилось.
Несмотря на то, что одежда и волосы пребывали в порядке, Хината не чувствовала ни малейшего ослабления легкой нервозности, которая охватила ее сразу после того, как ноги пересекли порог родового поместья. Щеки грел слабый румянец, и все труднее было не опускать глаза перед теми, кто поджидал ее за намеренно приоткрытыми створками ворот.
Это было странно и неестественно, однако в обществе близких родственников - брата и сестры - Хинату неизменно одолевала робость, болезненно-обостренное чувство вины, углубленное временем ощущение собственной неполноценности, отсталости по сравнению с ними обоими, уже в детстве добившимися признания Хиаши и уважения всего клана. Поэтому, случайно оказавшись рядом, Хината стремилась быстрее исчезнуть из их поля зрения, спрятаться под занавес самой дальней тени, точно боясь замарать более одаренную родню своей никчемностью.
Хината любила Неджи и Ханаби тихой, безропотной, незаметной любовью. Она никогда не позволяла себе объятий, целомудренных поцелуев и беззаботной болтовни ни о чем. Хината выражала свои теплые чувства в беззвучных пожеланиях удачи на миссии, горячей грелке в зимние холодно-протяжные ночи, подоткнутом одеяле, вычищенной от крови и грязи, подлатанной одежде и холодном чае - ей фруктовый с двумя ложками солодового сахара, ему - зеленый и несладкий - после изнурительной двухчасовой тренировки. Эти жесты были под стать характеру девушки: боязливые и робкие, полные безответной заботы.
Теперь же Хинате предстояло провести с братом и сестрой несколько часов, каждая минута которых будет наполнена воспоминаниями об их пренебрежительном отношении и собственными неуклюжими попытками завязать и поддерживать диалог.
Чувствуя, как в горле застрял удушающий горький ком из невыплаканных слез, Хината сделала глубокий успокаивающий вздох и растянула дрожащие губы в приветливой улыбке.
-Извините, я немного задержалась,- девушка будто со стороны слышала свой голос - слабый, испуганный.
-Ничего,- бросила Ханаби; вспыхнувший в ее глазах интерес спустя мгновение уступил место привычному отрешенному холодку. Девочка не пожелала сменить привычного тренировочного облачения, а отросшие до пояса волосы цвета корицы свободно падали вдоль спины - Ханаби не любила украшений. - Хотя ждать было довольно скучно. Неджи ведь не особо разговорчивый,- девочка покосилась на брата. Тот никак не отреагировал на претензию младшей сестры, с безразличным видом держа в руках бумажный вагаса карминного цвета.
Хината не знала, как реагировать на слова Ханаби и растерянно смотрела на обоих, лихорадочно теребя похожий на змею серебристый шнурок, стягивавший пояс.
Куноичи никогда не задумывалась о том, какие отношения связывали Ханаби и Неджи, однако не трудно было догадаться, что особой близости между ними не было. Как ни странно, но основанием этому была даже не разница в возрасте, уровне таланта или статусе, а схожесть их натур, большей частью в том, что касалось привычек и интересов. А точнее, отсутствие подобного во всех сферах жизни, не затрагивавших непосредственно долга, обязанностей шиноби и собственных амбиций в плане боевого роста. Единственное серьезное отличие состояло в том, что Ханаби была более дерзкой, несдержанной, а Неджи эти качества покинули давно, вместе с ребяческим фатализмом и пессимистическим взглядом на жизнь. Поэтому, несмотря на кровное родство, они были и оставались чужими друг другу, а если та пропасть мрачных обстоятельств, пролегавшая между Хинатой и Неджи, потаенными стараниями обоих сторон истаяла, то веские причины налаживать дружеские отношения с младшей сестрой у джоунина отсутствовали. Если когда-нибудь возникла бы такая необходимость, то Неджи, не колеблясь и не раздумывая, умер за Ханаби, с той только разницей, что за этим поступком стояла бы воля печати, а не сердца.
-Идемте? - нерешительно предложила Хината, разгоняя напряжение, повисшее невидимым призраком.
Ханаби отвернулась и первая зашагала по мощеной дорожке, держась на расстоянии в несколько метров. Следом неторопливо ступала Хината, с вынужденным увлечением разглядывая лиственный настил, отражавший всю палитру красного цвета, начиная от пылающими медно-рыжим, точно бездымные костерки, осиновыми, до насыщенно бордового с почерневшей проеденной насекомыми и влагой сердцевиной кленовых - те листья походили на оброненные шелковые перчатки, еще сохранившие былую роскошь. Замыкал ход Неджи, придерживавший над головой наследницы маленький зонтик. Хьюга вдумчиво оглядывал кружевной купол широких расцвеченных крон могучих деревьев, окаймлявших тропу подобно живым колоннам и образовывавшим живописные прохладные галереи, полные тематический пейзажей: побледневший холст небосвода с тонкими ребристыми облаками, напоминавшими пуховые перья, оброненные гигантской птицей. Высокое солнце, в близости зимы потерявшее жар, шафранной окружностью обозначилось в небе, подсвечивая его изнутри холодными, как песок пустыни по ночам, прощальными яркими лучами. Статуя Будды из серого камня, установленная меж черных стволов, благословляла путников, подняв правую руку. По подолу его монашеской робы дорожкой бежал зеленоватый мох, а тело божества, покрытое серебристой паутиной росы, казалось, излучало тускловатое сияние. Дугообразно изогнутый перекидной мостик, увитый никлой пожелтевшей хедерой, похожей на сухие старческие жилы, высился над каналом со стоячей водой, на дне которой клубился чернопесочный мутный туман. Толщу пронизывали нитчатые водоросли, покачивавшиеся в едином медленном темпе. А чашеобразные нимфеи в паре с опавшими листьями принимались кружить по стеклянной глади от легчайшего колебания ветерка. Впереди, где ряд деревьев конусообразно сужался, бездвижно висело кудлатое марево, точно с намерением скрыть то молчаливое, что притаилось в глубине леса.
Ханаби поднялась на мостик, оперлась на низкие решетчатые перила с грубо обтесанными фонарями, установленными на обоих концах, и устремила взгляд на низко стелящиеся приземистые ивы с раскидистыми лиственными покровами, точно застывшие в почтительном поклоне. Подошедшие вскоре Хината и Неджи встали рядом. Юноша по-прежнему держал над сестрой зонт - наследница так и не нашла в себе смелости попросить убрать его.
На праздник Момидзи, когда пламенели шарлаховым огнем клены, обе ветви клана Хьюга на день забывали о вражде и устраивали совместную трапезу, преподнося друг другу вино и саке с лепестками хризантемы в пожелании здоровья и долголетия. Потому было решено устроить младшим отпрыскам семьи совместную прогулку, чтобы те не мешали взрослым.
Хината тихо вздохнула и печально посмотрела на свое отражение на поверхности воды. Отчего-то было так страшно нарушить священную тишину леса, словно любое произнесенное слово могло навлечь гнев местных богов, однако всякая минута молчания была еще более мучительна, будто своей нерешительностью девушка рисковала безвозвратно утерять нечто очень важное. А именно - шанс придать своим отношениям с братом и особенно сестрой дружественный окрас, истлевающий с каждым мгновением промедления, словно брошенная в теплину бумажная вертушка.
Хината сжала в ладони висевшую на шее бирюзовую подвеску в форме лисицы, и почувствовала, как уверенность возвращается к ней с каждым вздохом. Она открыла рот, чтобы произнести заготовленную фразу.
-Хотите, я расскажу сказку о Нефритовой принцессе?
Хината вздрогнула и перевела недоумевающий взгляд на Ханаби, точно не веря, что она произнесла это. Девочка стояла, выпрямившись, держа скрещенные руки за спиной. Глаза ее неотрывно смотрели вдаль, где стройным рядом летели птицы, и их силуэты походили на тонкие мазки охагуро. Неджи с легким оттенком интереса посмотрел на младшую сестру.
-Ну, так как? - повторила девочка, закладывая за ухо прядь волос, и по-прежнему не глядя на стоящих рядом родственников.
-Да, расскажи. Нам с братом не терпится послушать, - улыбаясь, ответила Хината. Неджи промолчал, не сводя, однако, глаз с профиля Ханаби, чьи черты еще не лишились детских мягких очертаний.
Ханаби прикрыла глаза, голос ее был непривычно тихим, неторопливым, точно та история давно обратилась полузабытым воспоминанием, подобно ракушке, долго пролежавшей в иле и утратившей перламутровый блеск.
-Это случилось много лет назад, так много, что нельзя сказать наверняка, правдивы ли те события или же вымышлены. Говорят, на заре эпохи, когда мир имел иной облик, нежели сейчас, и ничего привычного ныне живущим не существовало, царствовал один правитель. Власть и могущество его были огромны, государство - красиво и богато. Кажется, сами Боги нарекли тот край благословенным. Но главной жемчужиной в венце государя были не священные многоугольные пагоды с пронзающими небеса шпилями, не величественные ожерелья гор, заволоченные белой, точно рис, длиннобородой дымкой, не прозрачные, подобно росе на лепестках сливы, озера - такие, что видно, как под зеркальной, отражающей небосвод гладью плещутся золотые рыбы, и устилавшую дно серебряную гальку. Не сундуки с драгоценными каменьями, не тончайшие, будто предрассветный мираж, надушенные шелка, не полупрозрачная слоновая кость, не красные, черные и серебристо-перламутровые, как лунный свет, кораллы, не ручная керамика с рунами на диковинных языках и не древние, точно убеленные сединами старцы, фолианты, содержащие знания бессмертия и вечной молодости. Всех прекраснее была дочка императора, и тот дорожил ей превыше собственной жизни, чести и гордости. Росла она на радость давно овдовевшему отцу, с младых лет восхищая наставников и сановников своей добродетельностью, скромностью и живым, любознательным умом. Правитель старался оградить химэ от всех напастей, так что к семнадцати годам принцесса ни разу не бывала за пределами высоких дворцовых стен. Чтобы юная девушка не печалилась и не мечтала о жизни вне чертогов, был выращен великолепнейший сад, подобно которому не существовало на земле. Во время прогулок принцессу неизменно сопровождали няньки, готовые исполнить любую прихоть любимой воспитанницы, и дворцовая стража, давшая клятву отдать за госпожу жизнь в случае опасности.
Однако, как не старался император спрятать от всего мира главную ценность и слабость своего сердца, молва о таинственной дворцовой красавице, чья прелесть была так велика, что ни одному смертному не дозволенно ее лицезреть, просочилась далеко за пределы монарших покоев и не только повлекла за собой людские толки, но и привлекла интерес божества, известного под именем Нефритовый Дракон. То существо было знаменито тем, что каждые семь лет избирало себе в невесту самую хорошенькую земную девушку, а после пышной церемонии бракосочетания пожирало юную новобрачную, чтобы дать жизнь новому дракону. И люди, зная о страшном обычае, молили Богов о том, чтобы они не посылали им слишком милых детей, дабы не испытать в будущем великого горя.
Разумеется, государь был прекрасно осведомлен о такой традиции, так же как и о том, что близился конец срока, и Нефритовый Дракон, отправившись на поиски невесты, не отыщет девушки, очаровательнее и ласковее его дочери. Горечь появлялась на душе отца при взгляде на химэ, которая, подобно медленно восходящему в зенит солнцу, становилась все краше - только теперь ее красота, подобная радужным переливам света на снегу, вызывала боль в глазах.
В последний год до роковой даты правитель лишился сна, потерял интерес к государственным делам и напоминал ожившую алебастровую статую. Тонкие, едва приметные морщины, бороздившие его лоб, углубились и походили на трещины в израненной засухой земле; впервые в его темных, как листва в тени, волосах мелькнула седина - тягостные думы состарили его раньше срока.
За день до того, как постовые на границах страны сообщили о том, что видели Нефритового Дракона, мелькнувшего в небе, подобно тугой извивающейся зеленой ленте, привязанной к стреле, император с тяжелым сердцем принял решение, которое в иных обстоятельствах счел бы неприемлемым. Однако это был единственный способ отвратить скорое несчастье.
Правитель велел снарядить гонцов за племянником, проходившим обучение у почтенного отшельника в горах. Тот юноша приходился сыном погибшему в междоусобных распрях за престол брату государя, но политического веса не имел, так как являлся незаконнорожденным. Однако, чтобы не провоцировать нового переворота, еще в отрочестве мальчик был отослан из дворца и отдан на воспитание горному затворнику, славившемуся своей мудростью, но не имевшему наследников и оттого охотно согласившемуся передать царскому отроку свои умения и знания.
Ночью, когда на небе властвовал Цукуёми, дворцовая стража, молчаливо поклонившись, отворила главные ворота некоему человеку, ведшему усталого, загнанного коня. Это был кровный родственник императора и брат молодой принцессы, который, получив тревожное письмо от дяди, поспешил в путь и без продыху проскакал весь день.
Тэнно был приятно удивлен, когда в покои зашел прекрасно сложенный, красивый юноша и представился его племянником. После недолгой беседы, из которой правитель понял, что сын брата был не только хорош собой, но и держался учтиво, вежливо, и, несмотря на то, как несправедливо с ним обошлись, выказывал крайнюю обеспокоенность содержанием послания, хоть пока неясным для него. После этого правитель твердо решил отдать судьбу своей дочери на милость родственника и поведал о безотрадном положении, в котором оказалась юная принцесса, пока не ведающая о нем, потому как отец не смог сообщить о ее печальной участи.
-Я знал сестру лишь мальчишкой, а после мы были разлучены на десять долгих лет, но я готов сделать все, что от меня требуется, - спокойно ответил юноша, кладя ладонь на рукоять меча.
Император проследил за его движением и покачал головой:
-Испытание, что я приготовил для тебя, не требует владения мечом. Наоборот, это самый лучший дар, которым бы я, могущественнейший и богатейший человек этой страны, мог тебя одарить. Я желаю, чтобы завтра ты взял мою дочь в жены, ибо Нефритовому Дракону нужна невинная девушка. Таким образом, она будет спасена; ты же станешь моим преемником, и не будет на этой земле мужчины счастливее тебя.
-Я отказываюсь, - коротко ответил молодой мужчина.
Правитель с изумлением и гневом посмотрел на него:
-Разве не ты обещал выполнить мое поручение? Или ты находишь мою дочь и мой трон недостойной платой за свою помощь? Отвечай, братов ублюдок, ученик нищего бродяги!
И он ответил все тем же сдержанным голосом, сохраняя на лице невозмутимое, равнодушное выражение, подобно безбурному горному потоку, что с немым напором обтачивает вековые камни:
-Видят Боги, причиной моего отказа послужило не высокомерие или бессердечие, но желание заслужить сестру и престол своим клинком. Лучше я сам убью Нефритового Дракона, избавив таким образом людей от его жестокой воли и получив столь высокие привилегии честным путем, а не обманом.
Император помолчал, обдумывая неожиданный ответ:
-Я ошибался, считая, что не существует воина, достойного взять мою дочь в жены. Я рад, что именно ты станешь ее супругом, сын мой.
-Исход сражения еще неизвестен,- возразил юноша. - Но мой наставник рассказывал, как одолеть этих тварей, потому впусти в свое сердце надежду, владыка.
Они проговорили еще немного, обсуждая, как совладать с Нефритовым Драконом, а затем император повелел приготовить племяннику лучшие покои, чтобы тот мог набраться сил перед предстоящим нелегким боем, а сам всю ночь провел в молитвах, прося Богов смилостивиться и даровать благополучный исход.
На следующее утро в час Зайца люди проснулись от страшного громоподобного рыка, расколовшего предрассветную тишину, что войлочным платком накрывала каменную громаду спящего города. Небо с прослойкой низких бугристых облаков, покрытых бледными отсветами разлитой на линии горизонта стеной светло-желтого цвета, на миг заволокло тенью, и земля погрузилась во мрак. То был Нефритовый Дракон, возжелавший увидеть принцессу, о красоте которой был так наслышан.
Племянник императора тоже услышал тот властный рев, упругим эхом прошивший дворец от основания до шпиля сужающейся кверху четырехугольной крыши. Зная, что трудно будет побороть такого противника, он не почувствовал страха и, одевшись, вышел во внутренний двор, где и остался поджидать зверя. Вскоре к нему присоединился император в сопровождении слуг, принесших бочки с самым ценным вином, что нашлось во дворце. От бессонной ночи правитель был бледен, однако, казалось, помолодел, вновь расцвел величавой красотой.
А принцесса, вопреки воле отца месяц назад узнавшая об ожидающей ее участи (взволнованная ухудшающимся самочувствием императора, подслушала его разговор с советниками), вслед за виноделами незаметно пробралась в сад и спряталась за раскидистым персиковым деревом. Однако молодой племянник тэнно увидел, как девушка в акомэ цвета весенней листвы и небрежно собранными волосами без признаков масла притаилась за деревцем, и, незаметно приблизившись к ней, положил руку на плечо. Химэ сильно вздрогнула, однако не вскрикнула, резко обернулась и испуганно посмотрела на брата.
-Вам нельзя здесь находиться - это небезопасно,- мягко произнес юноша, любуясь легким румянцем сестры, похожим на приставшие лепестки цветов шиповника.
Принцесса покачала головой:
-Мне известно про Нефритового Дракона и его намерения, но я спокойней чувствую себя здесь, вблизи отца, чем томясь от неизвестности в своих покоях. Прошу, не выдавайте меня.
Молодой мужчина чуть нахмурился: как же поступить? Находясь здесь, принцесса подвергалась опасности, однако при мысли об отказе сестре в ее первой за десять лет просьбе становилось неприятно.
-Что ж, придется нам обмануть тэнно, - невесело улыбнулся он.
Химэ низко опустила голову и, сорвав оранжево-золотистый персик с боком, ярко-красным, точно помада придворных дам, подала его брату.
-Благодарю Вас, любезная сестра,- низко поклонился он и, покинув изумленную принцессу, вернулся к императору, нетерпеливо расхаживавшему вдоль берега озерца, окольцованного свистящим тростником.
Неожиданно правитель замер, взгляд его был устремлен в небо, где меж громадин облаков, точно ручеек в скале, извивался Нефритовый Дракон, его глянцевая чешуя отливала на солнце ярче, чем самые драгоценные камни, а малахитовая грива вдоль спины походила на всполохи колдовского огня. Вскоре существо снизилось и с шипением приземлилось на светло-серый песок с прочерченными волнами, оттого напоминавший окаменевшую реку. Личная стража тэнно с трепетом и страхом взирала на Дракона, гибкого, как ветвь ивы, и стремительного, будто вспышка молнии. Лишь безграничная любовь к государю не позволила им с криками броситься прочь.
-Здравствуй, Земной царь, - сказал Нефритовый Дракон, и от его мощного гулкого голоса затрепетали колючие верхушки у кряжистых сосен.
-И ты здравствуй, небожитель, - не дрогнув, ответил правитель. - Позволь узнать, чем вызвано твое явление в мой дворец?
-Неразумно спрашивать то, что и так известно, или молва не дошла до тебя? - в словах Нефритового Дракона послышалась усмешка.
-Доверять слухам еще более неразумно,- возразил тэнно. - К тому же нам, смертным, не дано знать намерения Богов.
-Это верно,- согласился зверь. - Что ж, вот мой замысел: я желаю взять твою дочь в супруги, так как нет на свете прекраснее ее.
-Кто говорит о том?
-Аматерасу, от сияния которой каждый день просыпаются люди.
Император долго молчал, словно раздумывая над словами Нефритового Дракона. Наконец он хлопнул в ладоши, велев виноделам поставить перед Божеством бочки с прозрачным рисовым вином.
-Твое сватовство - это честь для меня и моей дочери. Позволь мне отблагодарить тебя, предложив испить это прекрасное саке, - государь низко поклонился.
-Недурная идея, но прежде я хотел бы увидеть невесту.
Племянник тэнно внимательно посмотрел на Нефритового Дракона, незаметно кладя ладонь на оплетенную шелковым шнурком рукоять катаны.
-Разумеется, вот только химэ ничего не знает о твоем предложении, потому едва ли покажется перед будущим супругом в повседневном наряде.
Дракон, как показалось юноше, был недоволен этими словами, но возражать не стал.
-Тогда вели слугам поскорее одеть принцессу в подобающее платье. Бракосочетание должно случиться до восхода луны - иначе придется ждать еще семь лет. Но в таком случае я, разумеется, убью твою дочь и тебя, правитель.
На лице тэнно не отразилось и тени страха, однако руки, сведенные за спиной, судорожно сцепились, точно шишковатые ветви больного каштана. Он обратился к стоящему рядом юноше.
-Делай, как пожелало Божество.
Племянник императора, провожаемый пристальным взором Нефритового Дракона, шагнул под черепичный навес крыши, подпираемый гладкими зелеными колоннами, зашел за резную дверь с каменными изваяниями щерящихся львов по обе стороны и притаился за ней, прислушиваясь к звукам, доносящимся из сада, в ожидании знака от тэнно.
А Нефритовый Дракон тем временем бочка за бочкой поглощал вино, по приказу императора услужливо подносимое слугами*. Наконец, когда седьмая порожняя бочка покатилась по земле, Дракон велел, чтобы химэ спустилась к нему.
Молодой мужчина услышал три негромких хлопка и вышел из своего укрытия:
-Много зла и горя ты принес людям, но погубить сестру я не позволю, - с этими словами он обнажил клинок и шагнул к Нефритовому Дракону.
Яростный рев зверя прозвучал громче раскатов грома в сезон дождей. Дракон попытался взвинтиться в небо, чтобы свиться в клубок и обрушиться на дерзкого юнца, словно каменный обвал, а затем напустить на город грозовой вихрь, что сметет его, точно былинку. Однако легкое тело, отяжелевшее после крепкого вина, будто утратило способность к полету; также Дракон почувствовал, что от хмеля веки смежались, а могучая сила таяла, точно пена. От бессильной злобы он набросился на юношу, как змея, намереваясь тесно обвить кольцами и сломать позвоночник в одном мощном рывке. Однако племянник тэнно, словно предугадав намерения Нефритового Дракона, выставил катану перед собой и вспорол брюхо зверя, незащищенное костяными пластинами. Чудовище взревело от боли и, взмахнув гибким хвостом, хлестнуло молодого мужчину по лицу. Тот отшатнулся и припал на одно колено, пытаясь очистить глаза от заливавшей их крови. Неожиданно он ощутил, что его словно накрыло ароматом засахаренных персиков, и чьи-то прохладные и невесомые, как утренний воздух в горах, пальцы осторожными движениями мягкого платка стирали кровь с рассеченного лба.
К юноше возвращалось зрение, и он увидел перед собой лицо сестры с дрожащими искусанными губами и ободряюще улыбнулся.
-Не тревожитесь, химэ. Эта рана - самое малое, чем я мог заплатить за победу в поединке. Прошу, ступайте к отцу.
Принцесса медленно, не отрывая взгляда от лица брата, выпрямилась, не замечая нависшего над ней Нефритового Дракона с оскаленной пастью, извергающей клочковатые ярко-зеленые испарения. Впервые за утро племянник тэнно почувствовал испуг, вспрыснувшийся в кровь, точно яд плодов жимолости; он резко дернул сестру за широкий рукав, привлекая к себе, однако было уже поздно. Словно рой насекомых, искрящийся травянистый туман обволок химэ, и когда он развеялся, молодой воин увидел, что на его руках покоится нефритовая статуя принцессы с лицом, похожим на лик бодхисатвы. Юноша закричал и вонзил меч все еще разверзнутый зев зверя, пронзая нёбо.
Тело Нефритового Дракона прошила предсмертная судорога. Несколько минут он, извиваясь, елозил по земле, вспарывая глину, словно дождевой червяк, и прочерчивая полосы трехпалыми когтистыми лапами, а после затих, уронив морду в цветущие заросли хаги.
Юноша обессилено упал ничком, опустив голову на каменные колени принцессы. Ощущая щекой холод ее бездыханного тела, он чувствовал, как отчаяние и тоска стремительно накрывают его чернотой, столь беспросветной, что только смерть смогла бы послужить избавлением. Племянник тэнно нащупал катану и, с усилием приподнявшись, прижал ее острием к животу, намереваясь его вспороть. Но подбежавший император с белым, как журавлиные перья, лицом выбил из трясущихся рук юноши меч.
Когда началось сражение, он поспешил в покои дочери, чтобы, наконец, рассказать правду, но, не обнаружив ее там, похолодел от страшных предчувствий и бросился обратно в сад, где увидел издохшего Дракона, а подле нефритового изваяния - сошедшего с ума племянника.
-Глупец! Что ты творишь? - он осекся, к своему ужасу узнавая в неподвижной фигуре, распростертой на земле, химэ.
Прикрыв глаза, государь, подобно подбитой из пращи птице, издал протяжный стон и упал без чувств.
Голос Ханаби умолк, растворяя последние свои отзвуки в воздухе, едва уловимо отдающем липой. Пришедшая на смену тишина, казалось, делала впечатление от истории еще более глубоким, сакральным. Хината впервые за весь рассказ поняла, как сильно колотилось сердце, как широко распахнулись глаза, и как жадно слух внимал произносимым словам. Она чувствовала себя так, точно не сдвигаясь с места, была подброшенная неведомой силой, и потому смогла воспарить в такие потаенные дали, которые недоступны ни для чьих глаз. А затем, достигнув, казалось, того, что и вовсе не могло и не должно существовать, долго падала - тепло и мягко, раскинув руки, - в спиральную многоцветную глубину, напоминавшую узор на складном веере. И знакомый голос, вызывавший в памяти шорох страниц любимых книг и шум посеребренного луной дождя шептал то, что она всегда желала услышать, а яркие видения, пахнущие поздними медовыми яблоками, калейдоскопом проносившиеся перед взором, являли собой самые неприкосновенные и сокровенные мечты.
-Неужели это конец? - наследница точно издалека услышала негромкий вопрос Неджи и, затаив дыхание, ждала ответа Ханаби.
-Нет, иначе в истории было много нераскрытых моментов,- объяснила девочка. - Я продолжаю? - она вопросительно посмотрела на Хинату. Та кивнула.
-Узнав о случившемся, безутешный правитель слег и часами не спускал глаз с изваяния дочери, точно боясь пропустить мгновение, когда химэ оживет по воле милосердных Богов. Тэнно велел установить скульптуру возле окна, ведущего в преждевременно отцветший сад. Когда солнце озаряло зал потоками света, превращая холодный мраморный пол в устье растопленного янтаря, ярче водной глади мерцала фигура принцессы, напоминающая в те минуты речного духа - прозрачного и хрупкого с узорчато переливающимися одеждами и глазами, на которые больно смотреть.
Дворец увядал медленно и необратимо, как увядают картины, чьи краски утратили яркость и приставшие к холсту тени не разгоняет даже солнечный свет. И воздух точно отяжелел от витавшего в нем смрада уныния, похожего на запах засохших цветов. Будто погребенный Дракон продолжал источать губительные испарения, из-за которых люди разучились улыбаться.
Что же касается молодого племянника императора, то он удалился в горы, чтобы узнать у мудрого наставника, существует ли способ вернуть сестре прежний облик. Старец долго не давал ответа, но тронутый искренним горем ученика, поведал о том, как излечить химэ.
-Если ты действительно хочешь этого, то должен быть готов преодолеть тяжелейшее испытание. Единственное, что может спасти твою возлюбленную принцессу - это отвар из особых трав, которые растут лишь на самой неприступной и крутой вершине этих гор. Но она так высока, что, согласно легенде, взобравшийся на нее сможет увидеть жилища Богов. Человеку этот путь не преодолеть.
-Простому человеку возможно, но такому проклятому, как мне, удастся.
-Что значит "проклятому"?
-То, что не будет мне прощения, если сестра навсегда останется статуей из нефрита.
Отшельник покачал головой, но видя, как серьезно настроен воспитанник, препятствовать его решению не стал. Однако впервые за то время, что молодой мужчина пробыл у него в учениках, на душе было неспокойно.
Ровно полгода понадобилось юноше, чтобы вскарабкаться на заснеженный пик, который раньше представлялся неприступной далью. В пути он питался земляными кореньями, отыскивать которые его научил аскет, дикими ягодами и мхом, а пил из ручьев, что узкой, как уж, прозрачной струей петляли среди черных острых камней.
Иногда, лежа на грубой земле, обветренной и уродливой, точно всю жизнь проработавший крестьянин, и подставляя исхудавшее тело с выпирающими ключицами бесцветному, скупому на тепло солнцу, походившему на грязный комок несвежей ткани, он принимался мучительно перебирать в памяти, как камешки для го, события прошлого. И они представлялись чужими, мнимыми, пугающе незнакомыми, точно принадлежали постороннему человеку. Тогда он, словно в полусне, прикасался к тонкому шраму на лбу, и точно наяву ему чудились ласковые прикосновения и аромат персика в цвету.
Когда юноша спустя год возвратился к наставнику, тот печально посмотрел на него. Казалось, затворник был огорчен тем, что ученик не сгинул в горах.
Племянник тэнно нахмурился:
-Неласково ты встречаешь ученика, вернувшегося после тяжелого похода.
Отшельник отвернулся, глядя на горные кряжи с мягкими волнообразными очертаниями гребней и вершин, окаймлявшие границу на западе и опоясанные клубящимся предночным мраком, а огнистая закатная дымка похожего на тлевшую головешку солнца прорисовывала рубчатую прерывистую вязку каменного узора на их пологих склонах.
После продолжительного молчания старец, наконец, негромко ответил:
-Боюсь, недолгой будет наша встреча.
-Что ты имеешь в виду?
Монах повернул голову и пристально посмотрел в глаза ученика, не утратившие в испытании ясность.
-Ты ведь не отступишься от своего намерения? Тогда знай, что не настой заставит сердце принцессы вновь биться. Только дыхание Нефритового Дракона снимет чары, а трава, что ты добыл с таким трудом, имеет силу обратить смертного в эту бессмертную тварь.
-Почему ты не сказал мне сразу?- сдавленно произнес молодой мужчина. Его руку, сжимавшую мешочек, где лежало растение с редкими белесыми цветами и жгучими крапивными листьями, прошила дрожь.
-А если бы я и сказал - ты оставил бы этот замысел?
Племянник тэнно отрицательно покачал головой - из-за открывшейся устрашающей правды ему было сложно подбирать слова.
Аскет принял у ученика заветную траву и удалился в свою хижину, чтобы приготовить отвар. Юноша тем временем искупался в мелководной горной речушке, расчесал темные, как скорлупа мускатного ореха, волосы, и вернулся к наставнику. Тот стоял у изголовья дороги, сбегавшей вниз по склону и ведущей к жилым равнинам, заросшим домами, точно сорной травой. В руках он держал слегка дымящийся глиняный кувшин, глядя на него со странным выражением, будто хотел разбить о торчащие клыки камней.
Они попрощались без слов - в них не было нужды. Бережно прижав к груди жбан, племянник тэнно долго спускался по узкой, обсыпанной по обе стороны гравием тропе. Затем путь его лежал вдоль окутанных предутренней зернистой дымкой рисовых полей, на которых работали загорелые босоногие девушки в конусообразных соломенных шляпах, и что-то зазывно кричали ему. На небе занимался розовато-чертополоховый рассвет, и юноше представлялось, что это расцвели божественные персиковые сады и между кремовых просветов скользит подол надушенных одежд химэ.
Спустя неделю молодой мужчина дошел до величественных, ограненных самоцветами ворот, ведущих в царские чертоги, и стража долго не хотела пропускать худого бродягу к правителю. Лишь когда тот, вынырнувший из болезненного забытья, велел впустить человека, назвавшегося его родственником, юноша смог предстать перед дядей. И он был поражен тем, какие перемены произошли с императором лишь за год - точно кто-то промотал его жизнь на десяток лет вперед. Он напоминал старое поникшее дерево с отпиленными ветвями, чья сердцевина была поражена заразой.
-Зачем ты пришел?
-Я знаю способ спасти сестру,- горячо воскликнул юноша.
-Делай, что хочешь,- равнодушно бросил государь и отвернулся к стене. Белое, как речная пена, льняное покрывало натянулось и пошло трубчатыми выпуклыми полосами.
Молодой мужчина растерянно смотрел на спину дяди, вдоль которой разметались двухцветные пряди. Точно ища поддержки, он обвел взглядом огромный пустой зал, где голоса звучали на несколько тонов выше, обнажая все скрытые в эмоциональные оттенки. Около окна в форме лепестков лотоса, безмолвно и безучастно наблюдая, стояло изваяние принцессы в накидке бледного света.
Юноша ощутил, как уверенность вновь вздыбилась в нем, точно выросшая из сумрака неуверенности взлобина. Он приблизился к статуе и, опустившись на одно колено, махом опорожнил вязкий настой. Мгновение спустя племянник тэнно упал ничком от нестерпимого чувства, что его тело разрывается на куски. Закусив рукав рубахи из мешковины, чтобы сдержать крик, он упал ничком, терпя мучительные видоизменения и ощущая, как ломались кости, преображая скелет, с треском лопалась кожа, покрываясь блестящей чешуей, что крепче стали, вытягивался позвоночник и раздваивался язык. Все несколько минут, которые заняло превращение, юноша корчился и трепыхался, точно выброшенная на берег рыба, а потом замер, когда боль отступила так же внезапно, как и пришла.
Он попытался опереться о гладкий пол руками и подняться на ноги, однако острые, как наконечники стрел, когти царапали мраморные плиты, оставляя на них продолговатые рубцы, а задние лапы оказались слишком слабыми, чтобы удержать все тело. Мягким, быстрым языком он ощупал ряд клинообразных зубов и в безотчетном ужасе попытался дотронуться до лица, но не смог - передние лапы, походившие на птичьи, были слишком коротки. Длинные упругие усы бесконтрольно и пружинисто, подобно двум живым змеям, вились в воздухе, улавливая малейшие звуки.
Охваченный удушающим гневом и жгучим отчаянием, новорожденный Нефритовый Дракон обернулся к тэнно, который с застывшим на лице смешанным выражением страха и удивления, смотрел на племянника. Его рот был полуоткрыт, точно он хотел сказать что-то, но от шока не находил слов. Бывший мужчина почувствовал нестерпимое, по-звериному дикое желание наброситься на императора, разорвать полукругом загнутыми когтями облаченное в шелк лавандового оттенка тело, еще по-юношески статное, и умыть вытянутую морду в его крови. Кажется, эта мысль проступила бешеной животной яростью в его больших глазах, похожих на стеклянные шары, заполненные зеленоватым дымом с алеющей точкой в центре, ведь государь медленно поднял руки в безнадежном порыве оградиться от его злобы. Этот жест отрезвил Дракона. Он отвел глаза и посмотрел на статую сестры, глядевшей на него с застывшей заботливой тревогой на лице. В груди Нефритового Дракона вновь полыхнуло то чувство, что гнало вверх, на заиндевевший пик, и заставило без сожаления выпить настой, лишивший его людского облика.
Он приблизился к нефритовой принцессе и осторожно, совсем как в детстве, когда он дышал на ее озябшие пальцы, подул на сестру. Ее фигуру вновь окутала полупрозрачная волнообразная дымка, только на этот раз цвета мятных листьев. И Дракон, сохранивший человеческое сердце, забыл, чем он пожертвовал ради этого мига, увидев, как белеет кожа, темнеют до аспидной синевы волосы, и пробивается жизнь в светлых глазах.
Химэ, облик которой не постарел ни на час, удивленно озиралась по сторонам и вскрикнула, увидев перед собой Нефритового Дракона. С изменившимся лицом она испуганно попятилась, пока, наконец, не заметила отца в окружении белых пригорков подушек, топорщащихся простыней и одеял. Забыв про страх, принцесса кинулась к нему, не осознавая, какую смуту привносит в душу родителя.
-Отец, вам нужно уходить! Чудовище совсем рядом.
Нефритовый Дракон вздрогнул и печально посмотрел на свои тонкие трехпалые лапы. Серый мрамор с пепельными прожилками мутновато отразил его ужасную наружность, и этого было достаточно, чтобы почувствовать горечь из-за своей проклятой судьбы.
А правитель, справившись с ошеломлением, крепко прижал к себе ничего не понимающую дочь и заплакал от великой радости.
Дракон, в последний раз посмотрев на сестру, словно желая навеки запомнить ее лицо, как можно беззвучнее проскользнул через окно и взмыл в небо, петляя в облачном пространстве, точно пущенный по ветру тростниковый стебель. И счастье полета скрадывало боль от разлуки с возлюбленной сестрой.
Химэ подняла голову с плеча отца и посмотрела туда, где ранее стоял Нефритовый Дракон.
-Зверь улетел…но почему?
Правитель проследил за направлением взгляда дочери, а затем с тяжелым вздохом прикрыл глаза. Он рассказал принцессе обо всем, что утаил ранее и то, что она злыми чарами была обращена в статую.
-И сегодня, спустя год, твой брат пришел, сказав, что знает способ вернуть тебе, дочь моя, прежний облик. А потом он превратился в это ужасное создание и неведомым мне волшебством вдохнул в тебя жизнь.
Химэ, прижав руки к лицу, со слезами слушала рассказ отца.
-Брат расколдовал меня такой страшной ценой, а я назвала его чудовищем, - дрожащим голосом проговорила она, утирая влагу с глаз широкими рукавами.
-Тогда ты не ведала о том,- возразил отец, гладя ее по теплым, как перья птицы, волосам.
Принцесса подняла голову, с тоской поглядев на расписной черепок неба, видневшийся в низком окне. Возвращенная жизнь стала для нее подобно тяжкому ярму, ведь в сердце уже водворилась любовь к брату, ради нее обрекшему себя на одинокое, горестное существование.
-Я должна найти его, - твердо произнесла она и, не внимая просьбам отца, на следующий же день покинула дворец. В дорогу она взяла связку монет, одноместную дамскую повозку, запряженную лошадью с символом царского дома на бархатной попоне - даже разбойники побоятся ограбить хозяйку такой упряжи - и клетку с семью почтовыми голубями, которых химэ обязалась отправлять с посланиями о своем самочувствии и местонахождении каждый месяц.
Долгий путь пришлось пройти принцессе, прежде чем она вновь увидела брата: от пашенных щедрых на урожай равнин пшеницы, риса, соевых бобов, редьки, верениц медовых пасек, изобилующих плодоносных садов и полноводных рек, богатых рыбой, до более бедных засушливых районов, где выращивали в основном просо, кунжут и ячмень. Химэ приходилось долгие часы брести под палящим зноем, прежде чем впереди начинали виднеться соломенные крыши крестьянских домов, в которых можно было дождаться вечернего послабления жары. Она преодолевала гористые районы с постоянными чередованиями высот и опасностью попасться на глаза обитавшим там вечно голодным волкам.
С каждым преодоленном ри воздух холодел, и казалось, что это колючий северный ветер задувает жар солнца. Принцесса сильнее куталась в свои многослойные одежды и с каждым пройденным днем, каждым упавшим градусом теряла надежду когда-нибудь отыскать брата. Ей начинало чудиться, что ее затея изначально была обречена на провал, что правильнее было вернуться и попытаться возобновить прежнее покойное течение жизни. И химэ замирала в нерешительности, кусая губы, оборачиваясь назад, смотрела на обмерзлую колею, где на покрытой белесым налетом грязи не отпечатались ее легкие шаги, и терзалась мучительными сомнениями. Все в том краю напоминало о брате: протяжные в серой дымке яйлы с проступающими на круче черными поясами сосенных лесов, тусклое пепельное небо с тонким прозрачным ломтем месяца. Холодная скупая земля, вечно скованная морозами, но красивая суровой, отстраненно-строгой красотой. И с новой силой принцесса вспоминала, кому обязана жизнью, и от стыда за свои неблагодарные мысли с удвоенной настойчивостью шла вперед.
Немало времени утекло, прежде чем она, наконец, достигла цели своего путешествия. Химэ тогда шла по поросшей жухлым пыреем дороге, вдоль невысоких плешивых горных хребтов с ложбинами промоин, выступающими балками, крутыми склонами и узкими полуразваленными ущельями. Погруженная в свои мысли, принцесса рассеяно оглядывала однообразный невыразительный пейзаж, пока не приметила гладкий овальный валун с отчего-то ослепительно блестевшей обточенной поверхностью. Заинтересованная принцесса, сложенной козырьком ладонью прикрыв глаза от слепящего сияния, пристально посмотрела на необычный камень, чувствуя, как участилось биение сердце - это был ее брат.
Химэ вскрикнула и стремглав бросилась к нему, с трудом сдерживая рыдания. Все эмоции, так старательно сдерживаемые, прорвались наружу, точно вата из порванной игрушки: это было и счастье от долгожданной встречи, и кинжальная боль разлуки, и жалость к утратившему людской облик брату, и благодарность Богам, за то, что смилостивились, позволив воссоединению свершиться.
Видимо, крики девушки разбудили Нефритового Дракона. Он встрепенулся всем телом и вытянул гибкую длинную шею с узкой головой, выискивая источник посторонних звуков.
Химэ показалось, что на миг под личиной Дракона мелькнуло любимое, так часто вызываемое в памяти лицо.
Увидев, кто бежит к нему, зверь резко выпрямился, и, поднимая песочные вихри, взвинтился в воздух, как тугая оттянутая пружина. Поняв намерения брата, химэ закричала, как не кричала никогда. Это были не мольба остаться, а вопль отчаяния, бессвязный выброс звуков, которые нельзя выразить словами и которые идут из самого бессознательного.
Нефритовый Дракон замер в воздухе, а затем, поджав лапы, снизился в неглубокую воронку, приминая вздыбленную пыль. А в следующую секунду, растягивая мгновение первого прикосновения до границы неопределенности, принцесса обхватила шею Дракона с сухой шероховатой кожей, на которой сквозь зазоры в плетении чешуи пробивался жестковатый мох.
Весь оставшийся день и целую, на удивление безветренную, ночь они просидели на том же месте. Химэ долго и сбивчиво, точно исповедуясь, рассказывала брату обо всем, что произошло с ней в пути и, поначалу робко, а потом, осмелев, ласково гладила Дракона по морде, очерчивая пальцем контуры плотно пригнанных друг к другу чешуек. Когда она замолкала, не в силах больше говорить, то прижималась лбом к его прохладному боку, страдальчески отыскивая в памяти еще не высказанные истории, чтобы можно было хоть ненадолго прогнать до стиснутых зубов откровенную тишину, угодливо напоминавшую, кем стал брат.
Когда на востоке показалась дугообразная кромка солнца, четко обозначившая кривые расколы землисто-серых облаков и выхватившая рассеянным свечным заревом клочки скудной земли с низко стелящимся слепым туманом, Нефритовый Дракон искрой взмыл в небо, зигзагообразно, точно по ступеням, набирая высоту, чтобы дремлющая на спине принцесса не сорвалась вниз.
Они условились встречаться раз в семь лет - более дня Нефритовому Дракону недозволенно проводить в человеческом мире - там же, где впервые за десять лет увиделись. И с того мига, когда химэ простилась с братом под хрипло шуршащими высохшими кронами, ей казалось, что чем больше утончался в ее обзоре линейный силуэт Дракона, тем вернее она проваливалась в кучнистую насыпь опавшей листвы, с хрустом рассыпавшуюся под ногами.
Последующие недели, месяцы и года протекали для химэ серыми каплями дождя на рисовой бумаге сёдзе - малозаметно, нечувствительно, дробясь на семилетки существования и день жизни.
Всем обитателям дворца, до последнего слуги она напоминала призрака во плоти - вроде дышит, только с долгими интервалами, точно по обязанности. Лишь отец, да самая старая и преданная нянька навещали ее в тернистых глубинах сада, где она проводила весь день вплоть до часа Крысы, сидя на полуразваленной каменной скамье, увитой утренним сиянием с синими колоколообразными цветками.
Император, потеряв надежду вывести принцессу из затворничества, уступил просьбам советников, и взял вторую жену, которая вскоре родила девочку. Это событие стало для него светлым утешением и отвлекло от мыслей о трагической любви химэ.
Семь раз по семь лет прошло, когда химэ почувствовала скорое приближение смерти - глубоко въевшаяся печаль, крепче тени приставшая к женщине, подточила ее здоровье. Впрочем, принцесса, и в старости сохранившая полуночную черноту волос, сожалела лишь о том, что едва ли выйдет к возлюбленному брату ранним утром их восьмой встречи, не переживет проклятое число.
Однако Небожители, тронутые их стоической любовью, позволили брату и сестре встретиться до срока, вернув им на день прежний облик. Это случилось зимой, когда в дворцовый сад с первыми лучами зари впорхнула со стайкой красноклювых амадин весна, и химэ, и племянник тэнно - оба осиянные красотой молодости, точно освобожденные от груза горестных лет, что провели в разлуке, воссоединились под цветочным шатром персиковых деревьев, где воздух пах так сладко, что кружилась голова.
Боги поняли, что жестоко будет вновь разлучать влюбленных и потому с уходом ночи, в час, когда те привычно вынуждены были прощаться, обратили еще сплетенных в объятиях юношу и девушку в нефритовые статуи. Чтобы отныне ни время, ни колдовство не могло развести их. Так и случилось. Говорят, по сей день где-то стоит изваяние молодого воина и принцессы, но только искренне любящие друг друга люди могут увидеть их.
Последние слова Ханаби произнесла едва слышно, так, что собственный вздох показался Хинате неестественно громким. Девочка слегка раскраснелась, точно утомленная долгим рассказом, и теребила накрученный на палец кончик ореховых прядей, словно это занятие успокаивало ее. Наконец, Ханаби вздохнула и отняла руки волос:
-Глупая сказка.
-Неправда, - с неожиданным для себя жаром возразила Хината. Ханаби, приподняв брови, посмотрела на сестру, кажется, благодарно. - Уверена, что брат Неджи тоже так считает,- подбодренная ее молчаливым одобрением, куноичи обернулась к джоунину, моля про себя, чтобы тот, хотя бы в угоду Ханаби разделил ее мнение.
Неджи по-прежнему держал вагаса раскрытым, хотя его бумажный гармончатый край уже давно не служил наследнице укрытием от непредсказуемого осеннего дождя. Лицо его выражало крайнюю степень задумчивости, и когда Хината окликнула брата, и он поднял на нее светлые глаза, то девушке показалось, что она видела в них неуверенность и замешательство. Впрочем, это длилось не дольше секунды.
-Вы правы, госпожа Хината,- он слегка поклонился, как обычно безукоризненно соблюдая грань между притворством и угодливостью. - Я слушал с большим интересом.
Ханаби недоверчиво хмыкнула, но, кажется, осталась довольной.
-Как думаете, нам можно уже вернуться? Впрочем, я в любом случае собираюсь уходить, а вы еще погуляйте, - с этими словами девочка бодро зашагала по направлению к поместью.
Хината, сбитая с толку загадочным поведением сестры, растерянно посмотрела на брата, точно спрашивая совета. Тот пожал плечами, отчего-то сдержанно усмехаясь.
-Почему ты решила уйти? Праздник ведь еще в самом разгаре, - недоумевая, спросила Хината и неуверенно добавила, - я не понимаю.
Ханаби остановилась и спокойно указала на обволоченное бугристыми темными облаками небо, запеленавшими непроглядной стальной серостью солнце; в воздухе витала влага.
-Скоро начнется дождь,- пояснила она. - А у Неджи только один зонт. Не мокнуть же мне? - и, не дожидаясь возможного ответа, ускорила шаг.
По мере того, как увеличивающееся расстояние делало фигуру Ханаби все более слаборазличимой, точно резонируя, росло ощущаемое Хинатой чувство неловкости. Вне тренировочного полигона она старалась не оставаться с братом наедине - ее гнал от него какой-то суеверный, не поддающийся объяснению страх, нечто сродни естественной боязни огня и мертвых.
Хината признавала, что Неджи, как и Наруто был для нее примером для подражания, объектом уважения, восхищения и, хоть совершенно разной по природе, но все-таки любви. С тем только отличием, что при взгляде на Узумаки Хината явственно ощущала прилив смелости, веру в собственные силы, стойкую убежденность, что и она чего-то стоила - Наруто был все равно, что маяком - сильным, ослепительным, самоотверженно сминающим всякий мрак, но неизменно далеким, недоступным. Слишком ярко полыхало в нем животворное пламя, чтобы светить лишь для одного человека. А Хината, вопреки своей робкой, светлой натуре, потаенно желала, чтобы он берег свой бодрящий, согревающий до кончиков ногтей жар лишь для нее, единственной. И чем крепче она любила Наруто, тем острее, отчетливее понимала, что они не подходят друг другу, и их семейная жизнь будет неослабно отдавать горечью непонимания, что медленно, но неизбежно, точно дикий сорняк, вытравит теплые чувства, и окончательно погребет их в тени растущего отчуждения.
Неджи был другим. Скрытный, замкнутый как для друзей, так и соклановцев, он представлялся Хинате похожим на шелковую тенету, притаившуюся в самом далеком затененном угле, точно стараясь стать недоступным, невидимым для других. Однако девушку, еще в детстве признавшую темноту и уединение своими верными союзниками, не отталкивала подобная нелюдимость. Они оба долго блуждали в лабиринте клановых обязательств и запретов, постоянно натыкаясь на непреодолимые стены и заходя в тупик, и как никто более понимали, какие мрачные фантомы роились друг у друга в голове, и что незримо, но больно калечило душу.
Окунувшаяся в размышления Хината не уловила момента, когда начал накрапывать мелкий колючий дождик. Впрочем, отчасти в этом был виноват Неджи, вовремя распростерший над сестрой вагаса.
-Брат Неджи, встань, пожалуйста, тоже под зонт,- устало попросила Хината. Отчего-то в эту минуту бремя наследницы тяготило ее особенно сильно. Она была уверенна, что Неджи откажется, ведь он никогда не упускал возможности подчеркнуть разницу в их статусах, словно это доставляло джоунину какое-то особое, изощренное удовольствие.
Хината была сбита с толку, когда Неджи, не сказав ни слова, почти вплотную приблизился к ней, так что куноичи почувствовала горьковато-пряный аромат чайного дерева, исходящий от его мокрых волос. От мгновенно нахлынувшего волнения Хината затаила дыхание, испуганно приковав взгляд широко раскрытых глаз к подолу юкаты; где-то, словно бы в отдалении шуршали прямые струи дождя, ручейками скользя в курганах талой листвы и щекоча кожу холодным сырым паром, поднимавшимся с земли.
Те несколько минут, что шли осадки, Хината ощущала, как напряглись все ее нервные окончания, делая болезненно чувствительной - даже прежде малоприметный ветер одним прикосновением вызывал дрожь. Повлажневшие ладони она поспешно свела за спиной, сцепив замком.
Лилейно-белые одежды, терпко-насыщенный запах духов, тяжелые волосы, чьи кончики от впитавшейся в них воды стали почти черными, дымчатые глаза, в которые Хината всегда боялась смотреть, и чей прямой взгляд она сейчас осязала на лице совершенно отчетливо, точно прикосновение длинного, тонкого пальца - от всего этого кругом шла голова и слабели ноги.
Когда дождь, наконец, утих, а небо просветлело, точно выплакавшись, Хината перестала дышать через раз и сделала шаг назад. Она покинула пределы очерченного вагаса круга, впервые радуясь отступлению.
Хината подумала, что она попала под власть гендзюцу, когда Неджи удержал ее, мягко, но настойчиво обхватив за локоть и привлекая к себе.
-Еще рано,- тихо отрезал он, и наследница едва ли не впервые явственно уловила в голосе брата смятение.
Неджи прижал наследницу еще ближе, протянув руку вдоль спины так, что она едва успела просунуть в сузившееся расстояние между ними сжатые в кулачки руки, не смея шевельнуться то ли от страха, то ли от потаенного удовольствия.
В конце концов, Хината, несмотря на свое имя, всегда любила мрак, а в душе брата, несмотря на отречение от прежних принципов, все еще жила темнота. Темнота летних сумерек - уже не ночь, но еще не день, когда воздух по ночному холодный и свежий, точно очищенный лунным светом; нижние пласты неба уже опалены слабым свечением разгорающейся зари, а верхние все еще полны плотными, как вакса, равномерными сгустками черноты и покрыты рассыпчатой пудрой меркнущих звезд.
Хината прекрасно знала, что закрытый ото всех, Неджи может быть откровенным лишь с одним человеком, и ей хотелось стать тем человеком, получить безотзывное право когда угодно смотреть на эти сумерки. Быть птицей, которую он всегда пропускал и оттого единственной, в ком гордый и отчаянный брат действительно мог бы нуждаться. Не слабостью, а привязанностью, не страстью, но необходимостью.
Но самое главное, что Хината была почему-то уверена, что у нее это получится. Получается уже в эти мгновения.
-Моя Нефритовая Принцесса,- шепнул Неджи, отбрасывая раскрытый зонт на мощеные камни и обхватывая сестру обеими руками, точно опасаясь, что она захочет убежать.
И Хината узнала тот голос, что был с ней, когда она падала.
Вихрастая дымка, что беззвучно курилась впереди, где ряд деревьев конусообразно сужался, медленно рассеялась, являя то, что прежде прятала - нефритовую статую юноши и девушки, соединенных неразрывным объятьями.
***
Божественный герой Сусаноо убил Дракона, напоив вином.
@темы: Хината, Гет, Неджи, Фанфикшн, Ханаби, Мини, Неджи/Хината
-
-
17.05.2010 в 21:18-
-
18.05.2010 в 10:43-
-
18.05.2010 в 14:41No comments, лишь аплодисменты, вечные.
просьба
-
-
18.05.2010 в 18:41Я ее сама придумала, честно)) Или ты про Сусаноо? Так это на википедии, вводишь "японские драконы".
Просто не верится, как можно так красиво написать??...
-
-
18.05.2010 в 19:00Нет, ты правда это сама придумала? Офигеть.... все, словарный запас иссяк)
Можно узнать, а сколько времени ты его писала?
-
-
18.05.2010 в 19:41Ммм...недели 2. Я вообще долго пишу.
-
-
18.05.2010 в 19:57-
-
20.05.2010 в 14:37-
-
20.05.2010 в 19:15Благодарю ^^
-
-
25.05.2010 в 18:01-
-
25.05.2010 в 18:50-
-
29.01.2011 в 19:15-
-
30.01.2011 в 20:44Спасибо за ваш отзыв. Безумно приятно))
-
-
08.02.2011 в 16:20В общем, по стилю написания, фанфик мне понравился. А вот по содержанию, увы, не особо.
-
-
09.02.2011 в 20:08Спасибо)