Томатный сок.

[Laora]

Название: Томатный сок
Иллюстраторы:  Дейдара Роджерс,  Laora
Автор:  Laora
Фандом: Наруто
Пейринг/Персонажи: Итачи/Хината
Категория: гет
Жанр: мистика
Размер: ~10300 слов
Рейтинг: PG-13
Саммари: Бывает так, что единственный способ спасти умирающего брата — это заключить договор с демоном. Что ж, один из демонов сопровождает Хинату с детства. И он сам нуждается в спасении.
Примечание: «Моя кровь — клюквенный мусс; мне не холодно, я не боюсь». (с) Оля и Монстр.
Предупреждения: модерн-AU с демонами, ООС, вольная трактовка некоторых религиозных и культурных представлений
Скачать: .doc, с иллюстрацией

Авторский трейлер к фику.
Музыка Unheilig - Für Immer, видео The Last - Naruto The Movie, Naruto: Shippuuden.

ПЕРЕВОД

Навечно

Für Immer

Ничто не бывает навечно И навсегда. Ты мечтаешь рискнуть всем? Мечтаешь? Я мечтаю вместе с тобой. Ты тоже чувствуешь, как уходит наше время? Чувствуешь? Я чувствую вместе с тобой. Ты тоже плачешь, когда твой мир рушится? Плачешь? Я плачу вместе с тобой. Нужен ли я тебе, когда ты стоишь на краю пропасти? Прыгнешь? Я удержу тебя. Ничто не бывает навечно И навсегда. Я удержу тебя. Ничто не вечно, Лишь один момент имеет ценность. Ты веришь, что мы еще встретимся? Веришь? Я верю вместе с тобой. Ты продолжаешь бороться, когда лежишь на земле? Продолжаешь? Я борюсь вместе с тобой. Тебе страшно потерять все? Ты ненавидишь? Я ненавижу вместе с тобой. Нужен ли я тебе, когда ты смотришь вниз? Прыгнешь? Я прыгну вместе с тобой. Ничто не бывает навечно И навсегда. Я прыгну вместе с тобой. Ничто не вечно, Лишь один момент имеет ценность.

Nichts ist für Immer Und für die Ewigkeit. Träumst du davon, alles zu riskieren? Träumst du? Ich träume mit! Fühlst du auch, wie unsre Zeit verrint? Fühlst du? Ich fühle mit! Weinst du auch, wenn deine Welt zerbricht? Weinst du? Ich weine mit! Brauchst du mich, wenn du am Abgrund stehst? Springst du? Ich halte dich! Nichts ist für immer, Und für die Ewigkeit. (Ich halte dich) Nichts ist für immer, nur der Moment zählt ganz allein. Glaubst du daran, dass wir uns wiedersehen? Glaubst du? Ich glaube mit! Kämpfst du noch, wenn du am Boden liegst? Kämpfst du? Ich kämpfe mit! Hast du Angst, alles zu verlieren? Hasst du? Ich hasse mit! Brauchst du mich, wenn du nach unten siehst? Springst du? Ich springe mit! Nichts ist für immer, Und für die Ewigkeit. (Ich springe mit) Nichts ist für immer, nur der Moment zählt ganz allein.

Скачать (83,5 Мб)

Часть первая. Донор

И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни.

Мк. 5:2-5

«Ты слаба, — так она думает о себе, лежа головой на его коленях. — Так и не смогла стать сильнее. Смириться с повседневной жизнью — не смогла тоже. Впрочем, теперь в этом нет нужды».
Ее голова на его коленях — вот с чего все начинается.
Впрочем, есть еще жар. Бьющий по сознанию. Заставляющий взглянуть на мир под другим углом и увидеть то, чего не замечала раньше.
Например, его.
Она единственная, кто когда-либо его видел — из них, жертв, потенциальных, а потом и настоящих.
— Ты не убивал, — говорит Хината, поднимая воспаленные глаза. Она видит его щеку и беспорядочно свисающие темные волосы. Кто бы мог подумать, что демоны тоже иногда не моют голову.
Вымытые или нет, его волосы растрепались бы точно так же.
— Конечно, не убивал, — его улыбки она не видит, но и то, что он сейчас улыбается, знает. За сравнительно недолгое время она успела привыкнуть к нему до того, что порой начала путать, где он, где — она.
У него странная улыбка. Всегда кажется, будто он делает над собой усилие, чтобы улыбнуться, и при этом получается очень искренне. Возможно, более искренне, чем вышло бы у нее.
В Хинате нет его тьмы. Она и сильна, и слаба своим светом.
— Тебя никогда не удивляло, почему столько людей слепнет? Почему для многих наступает вечер посреди бела дня, а для других все плывет и растворяется на расстоянии двух шагов?
Хината молчит. Она может рассказать ему, например, о том, сколько людей нуждается в пожертвовании крови; в университете она регулярно сдавала кровь (не чаще четырех раз в год, с перерывами не меньше шестидесяти дней). Жертвовала.
Последнее пришедшее на ум слово напоминает ей о собственном двусмысленном положении, а кровь похожа на сок. Не манговый — на томатный.
— Убивать того, кто тебе выпал по жребию, не обязательно, — объясняет он. — Так полагают самые молодые из нас, вроде моего брата. Ты говорила с ним в кафе.
Слово «брат» заставляет Хинату вспомнить: больничную палату — отдельную, по договоренности с врачом, другом семьи; синяки на сгибах локтей; улыбку на высохших губах. Как пустыня.
Синяки на сгибах локтей — она жертвует кровь. Неважно, что потом мутит, а тот, кто, как она думала — ее любовь, раз и навсегда, — подставляет плечо.
«Хината?! Ты как, Хината?!»
Сдавать кровь всегда больно. До слез. Не всякий мужчина выдержит. А она — выдерживает, она считает: для того, чтобы губы не напоминали пустыню, нужен томатный сок.
— Можно просто отбирать, — его голос изменяется — как металлом по стеклу. Хината морщится. Единственное, к чему она до сих пор не смогла привыкнуть — это к нечеловечески богатым модуляциям его голоса. — Незаметно. Понемногу.
— Скоро ты заставишь меня поверить, что все человеческие болезни вызываете вы, — предполагает Хината, силясь улыбнуться в ответ.
Он опускает руку ей на лоб — упоительно прохладная рука, как давно, в детстве. Хината едва ли не стонет от наслаждения, а через секунду спохватывается:
— Прости. Я не это хотела сказать, — и нет ее обычного смущения — не с ним. Руки тянутся обнять, удержать… бессильно опадают. Слишком тяжелы.
Но он не уйдет вот так — Хината знает.

***

Мир отодвинул ее на второй план.
— Соберешь сегодня пожертвования, Хината.
Или это она отодвинула мир? Оградилась от него тонкой серой пленкой, будто зрение разом ухудшилось. Помнится, на последнем медосмотре в университете оказалось, что она видит лучше всех в группе — неудивительно, что ее глаза захотели демоны.
Странно даже думать так, о демонах, когда поешь в католическом хоре, пусть не каждый день, всего лишь подработка, убеждала себя Хината, выводя «Kyrie Eleison» и улыбаясь на встречах католической молодежи. Она не могла назвать себя католичкой, не могла назвать себя верующей; она повисла в невесомости.
Пожертвования ей давали охотнее, чем кому-либо, потому что она была милой и скромной, и на нее было приятно посмотреть.
Она врала на исповедях. Молчала, хотя давно следовало рассказать: о безглазых демонах, которые могут видеть только чужими глазами. О людях, чьи глаза подходят для этого. О том, что имена таких особенных людей заносятся в специальные книги, а потом демоны бросают жребий, кому какая жертва достанется. О том, что вырванные глаза особенных людей не служат долго, поэтому через некоторое время демоны снова выходят на охоту.
О том, что у безглазых демонов есть власть над жизнью и смертью.
Расскажи она — ее бы направили на экзорцизм. Хината уже была на таких раньше, слышала, как люди кричат нечеловеческими голосами, воют и смеются, кашляют и говорят на неизвестных языках. Проклинают.
Над ней самой экзорцизм не проводили, но, будь она и вправду одержима — почувствовала бы. В конце концов, одно присутствие на экзорцизме для одержимого мучительно, даже если не над ним проводят ритуал изгнания.
До последнего курса университета и своей карьеры в католическом хоре Хината едва ли бы поверила в одержимость. Она бы и в демонов не поверила — несмотря на то, что один из них сопровождал ее с детства.
Она должна была умереть по крайней мере дважды — лет в пять, от болезни, и в средней школе, когда, поскользнувшись, чуть не упала с высоченной лестницы с бетонными ступенями.
Оба раза рядом будто бы из ниоткуда появлялся человек с бледной кожей и красными глазами. Тогда она не знала, что он — демон, а она — жертва, выпавшая ему по жребию.
Он не воспользовался своим правом, не вырвал ей глаза и не оставил умирать. Он спас ее — два раза, а третьего не произошло, потому что она пошла ему навстречу — сама.
В кафе неподалеку от своего университета Хината встретила человека, отдаленно похожего на того, кого видела, только находясь на волосок от смерти. Он рассказал ей обо всем и, конечно, Хината не поверила.
Проверить она бы не решилась. Только не она.
Люди вокруг были сильны: сформировавшимися взглядами, словами, тем, что теряли и обретали, тем, что делали.
Хината была слаба. Она только наблюдала. Слушала, смотрела, впитывала их в себя, вбирала с жадностью энергетического вампира — их горести и радости, их мнения и точки зрения.
Если ее просили, она редко когда могла отказать. Терзалась собственной нерешительностью, шла навстречу силе и радостно выбирала — то, что за нее решал кто-то другой.
Отец решил, что она будет учиться в университете, выбрал факультет, — и Хината уехала в чужой для нее город, и поступила.
Наруто решил, что она будет его девушкой, улыбнулся ей, — и Хината тут же влюбилась, до безумия, до новых дырок в ремне и постоянной идиотской улыбки.
А потом выверенная система «услышала — подчиняюсь» начала давать сбои.
Недзи, брат Хинаты, ранее учившийся в том же университете, что и она, а теперь медленно угасающий в самой престижной больнице города, лучшей в стране, — Недзи решил, что Хината даст ему умереть.
Человек, которого она видела дважды и который не был человеком, решил, что Хината не будет его жертвой.
Их обоих ждало разочарование, а вместе с ними — и отца, и Наруто, потому что Хината была не такой, как казалось на первый взгляд, не такой даже, какой казалась себе самой.
Когда приходило время действовать, она сочетала упорство Недзи с несгибаемостью их младшей сестренки, Ханаби, — и внутренним светом Наруто, а его веру в лучшее — с тайным знанием, которое было у того, о ком она молчала.
Нет, она не была наблюдателем. Все это время она лепила себя, как фигурку из глины, и закаляла, будто традиционный японский меч — как минимум в течение пяти лет.
Хината читала, что некоторые такие мечи закалялись десятилетиями. Они становились невероятно прочными и острыми, даже могли разрубать сталь.
Достаточно было услышать диагноз Недзи, чтобы решить самой: хватит.
Ранним утром она поднялась на самый большой мост в городе с твердым намерением спрыгнуть.
Она мало что знала о демонах и не собиралась экспериментировать с их призывом и именами. Далекая от религии и, тем более, демонологии, Хината понимала: не стоит мутить спокойную воду. Неизвестно, кто или что может выскочить из потревоженного омута.
Уж лучше нырнуть в омут самой.

***

На краю сознания ее удерживает только сила воли. Все вокруг будто рассыпается: может, он и отбирает ее зрение понемногу, как сказал, зато в его присутствии остальные чувства обостряются до боли. А может, она просто воспринимает мир как он? Так же слышит малейший звук и чувствует все запахи — невыносимую вонь от людей на улицах города, хуже, чем в конюшне, запах озона в воздухе, запах пережаренных кофейных зерен.
Хината не пьет кофе — только томатный сок.
Кто-то говорил ей, что красное вино похоже на кровь. Хината не согласна — не та консистенция. Томатный сок, в отличие от вина, непрозрачный, как кровь. Только гуще.
Вкус причастия остался у нее на губах, будто след от поцелуя, и она чувствует бесчисленные поцелуи на своем лице — мать и отец целовали ее в детстве, до трех лет. Потом стала слишком взрослой.
Память об этих поцелуях давно должна была стереться и бесследно исчезнуть, но сейчас он рядом, все чувства обостряются.
Хината закрывает глаза, всего на миг, и видит сон.
Дома у себя она держит два трупа. Трупы эти — не мертвые, но и не живые, воскресшие мертвецы, гниющие, разлагающиеся. Большую часть времени они не опасны. Ворочаются в своих гробах, тесно им, твердо, жалуются, но слишком хочется спать. Хината боится их; она не должна этого показывать. Она подходит к гробам, проводит рукой по неструганым доскам, запоминая ощущения, и желает спокойной ночи. Только тогда ее трупы засыпают.
Хината боится, что трупы подкараулят ее, когда она сама заснет, и запустят свои зубы ей в горло, разорвут на части. Они сожрут ее в ее же доме, вот так. Она хотела бы сбежать, но не может, не имеет права. Это ее дом, она привязана к нему.
На день Святого Валентина она дарит своим трупам открытки и шоколад, и они соревнуются, у кого сердечко, а у кого нечто, похожее на знак пиковой масти, — кого из них Хината любит больше.
— Твой брат — универсальный донор, — говорит он, когда Хината открывает глаза. — Такие, как я, — универсальные реципиенты. Если упростить.
Хината готова рассмеяться. Универсальные реципиенты, четвертая группа крови — такая была у Иисуса Христа, если верить анализам образцов с Туринской Плащаницы. А ведь эта группа, судя по исследованиям захоронений, появилась не больше тысячи лет назад. Среди людей. Интересно, сколько живут безглазые демоны.
— Его глаза тоже вам подходят? Как и мои, — уточняет Хината.
Он задумчиво кивает. Хината скользит взглядом по его лицу: четко выраженные мимические морщины, пустые черно-красные провалы на месте глаз.
— Ты — моя жертва. Тебя никто больше не тронет. А вот твоего брата — вполне. Его глаза должны достаться кому-то из нас, жребий уже выпал. Поэтому он умирает.
Она все-таки смеется, сухо, отчаянно, вымученно. И это после стольких попыток, после кошмаров наяву и того, как ей раз за разом приходилось доводить себя до полуобморока, лишь бы увидеть его — он был видим только на грани бреда или смерти.
Она рассталась с Наруто, потому что он пытался лечить ее от несуществующей наркотической зависимости, а по ночам сам просыпался с криками, и Хината знала, что ему снится: мельчайшие кристаллы, протыкающие тело, кораллы, вскрывающие изнутри податливую плоть, распахивающие ее, как алые морские звезды. Наруто снилось, как сам он, начиная с фаланг пальцев, превращается в кристалл, потому что Хината не была одержима, но по пятам за ней следовал демон, и только в соборе его влияние слабело.
Только в соборе его постоянное присутствие не затрагивало жизнь других людей.
Прохладная рука треплет ее волосы, влажные от пота, — почти отцовский жест.
— Я долго не мог понять.
Он и вправду не понимал, в чем дело. Ее он мог исцелить без труда, даже от самых страшных ран. Он мог отмотать время назад, если бы вдруг не успел вовремя прийти ей на помощь. Мог собрать ее разрубленное тело, срастить его заново и вернуть отлетевшую душу.
Но она была его жертвой. Ни над одним человеком у него больше не было такой власти, несмотря на то, что он, как и все безглазые демоны, мог управлять жизнью и смертью.
— На твоем брате нет клейма жертвы. Тот, кому он достался, стер клеймо. Не хотел, чтобы другие знали. Я найду его.
— Это опасно, — у Хинаты нет сил, чтобы тревожиться за него. — Твои глаза...
Он рассказывал, что, по их обычаям, ни один безглазый демон не имеет права на новую жертву, пока жива предыдущая.
Хината отдала бы ему свои глаза, но он не хотел их брать с самого начала.
Там, на мосту, она предложила ему другое.
И он согласился.

***

Работая в католическом хоре, Хината узнала об одержимости больше, чем могла себе представить.
Наруто относился к ее «подработке» с пониманием: думал, что она молится за умирающего брата. Она же после служб посещала мероприятия, на которых выступали католики-харизматы. Бывало, они исцеляли верующих: к ним выстраивались очереди, в которые становились все подряд, в том числе здоровые. Стоило харизмату-целителю наложить руки на какого-либо человека, как он падал, на миг потеряв сознание, выпав из реальности. Ассистенты, стоявшие позади верующего, ловили его на руки — хотя случалось, что не успевали удержать. Исцеленные таким образом рассказывали, как потом сильно ломит тело, но после проходят боли.
Хината не видела, чтобы так исцеляли серьезные болезни, и была уверена: вера «больного» тут играет первую скрипку. В Недзи веры бы ни на грош ни набралось бы, он был убежденным атеистом.
Поэтому она не собиралась приводить к нему целителей, испытать силу которых на себе так и не решилась. У Хинаты был другой вариант — и она верила в него с рвением не вполне религиозным, но оттого не менее цельным.
Некоторые харизматы также обладали глоссолалией, или даром языков. Во время службы они могли молиться на непонятном, «ангельском» языке, или на существовавшем, но давно мертвом, или просто на иностранном языке, которого до этого не знали.
Звуки или слова, потерявшие смысл, — они встречались Хинате не только в религии, но и в заговорах, припевах к народным песням, в детских песнях и даже художественной литературе: в поэзии футуристов, в джазе, где использовался прием скэт, импровизационное пение без осмысленного текста.
Хината не была уверена в глоссолалии самой по себе — раньше бы она не поверила, будто люди могут терять сознание после наложения рук, но в том, чтобы говорить бессмысленные на первый взгляд слова, было что-то шаманское, традиционное, помогающее сконцентрироваться — и только. Она бы тоже смогла так.
А ведь, по официальной версии, и глоссолалия, и дар чудес были одними из девяти даров Святого Духа, которые получали харизматы. Дар чудес, предполагавший исцеление, вместе с тем включал в себя способность к изгнанию демонов. Любой человек не мог овладеть им: так утверждали харизматы, избравшие экзорцизмы своим «оружием в духовной войне». Харизматы ссылались на Евангелие от Марка, в котором и дар глоссалалии, и способность изгонять демонов указывались как отличительные признаки новых христиан, которыми еще и не все смогут стать. Католики же и вовсе готовили экзорцистов в специальном университете Athenaeum Pontificium Regina Apostolorum.
Библия утверждала иное: первым экзорцистом был Иисус Христос, который излечил одержимого, живущего в гробах. Имея дар от Бога, апостолы, святые и даже обычные люди могли изгонять нечисть.
Впрочем, Хинате как раз не нужно было изгонять. Ее больше интересовала одержимость сама по себе, как явление.
В университете Хината учила немецкий язык, даже подрабатывала репетитором, поэтому смогла прочитать в оригинале про Анну-Элизабет Михель, девушку из баварского городка, больше известную как Аннелизу Михель. Аннелиза прожила всего двадцать четыре года, из них семь лет была мучима демонами. О ее одержимости также говорили как об «эпилептическом психозе». Неудивительно, ведь и современные экзорцисты использовали методы психотерапии, ассоциируя злых духов с неисцеленными участками души, в которых запечатлелись пережитые страдания.
Аннелиза, согласно информации в Интернете, была серьезно больна. Она разрывала одежду на теле, ела пауков и уголь, откусила голову мертвой птице, слизывала собственную мочу с пола, расцарапывала стены, вцеплялась себе в волосы и выдирала их, всячески травмировала себя.
Ненависть к себе и душевная травма или одержимость? Хината не знала. Религия, неважно, какая, не утверждала ничего однозначного. Могло быть так, могло быть и иначе.
Хината читала: одержимые могут то, на что обычные люди не способны. Могут бегать по стенам, взбираться на вертикальные поверхности и повисать там, будто мухи. Могут двигать руками и ногами так, что кости, по идее, давно должны были сломаться или связаться в узел, выворачивать суставы под немыслимыми углами, чтобы потом вернуть их на место неповрежденными. Многие одержимые свидетельствовали о том, что на них нападали невидимые демоны, давили, душили, не позволяли вздохнуть или велели приносить в жертву животных.
А еще они говорили. Хината, содрогаясь, прослушала несколько записей в Интернете — это было даже страшнее, чем то, что она слышала на экзорцизмах. Там можно было поверить — экзорцисты справляются со своим делом, значит, и она сможет.
Здесь все было хуже. В конце концов, Аннелизу не удалось спасти.
Язык, на котором говорили одержимые, был до ужаса похож на слова одаренных глоссалалией харизматов во время службы. Тоже — шаманский ритуал, бесконечное повторение непонятных слов, но с другой целью. Темной. Как слово «абракадабра», звучавшее будто проклятие.
Искать информацию можно было бесконечно. Можно было вообще присоединиться к харизматам и ждать, пока все девять даров Святого Духа не проявятся.
Хината не могла ждать так долго. У Недзи было слишком мало времени.
Оставалось только надеяться, что, после того, как она найдет своего демона, он согласится на предложенную ею сделку.
А потом она сумеет его изгнать.
Так же, как это делают все: «ξελθε τὸ πνεῦμα τὸ ἀκάθαρτον ἐκ τοῦ ἀνθρώπου», или «Выйди, дух нечистый, из этого человека».
Выйди из меня.

***

Теперь-то она понимает, почему одержимые могли передвигаться так невероятно быстро, почему оставались невредимыми после того, как их тела выгибались невозможным для человека образом, почему могли взбираться по отвесным стенам.
Такие одержимые наверняка были жертвами демонов. Как вот она — его жертва, и у него над ее телом — неограниченная власть. Он рассказывал: его собратья не всегда вырывали глаза своих жертв, бывало, они тянули силу понемногу, а до этого пробовали человеческие тела в качестве сосудов для своих невидимых сущностей. Так их могли видеть, но, не привыкшие к чужим телам, они редко говорили внятно, не могли подчинить себе голосовой аппарат своего вместилища. Отсюда — страшные крики, изменение голоса, бессвязные обрывки слов или бессмысленные выкрики, исходящие не от самих демонов — из подсознания их жертв. Демонам редко удавалось говорить чужими губами и правильно распоряжаться телами, поэтому их быстро обнаруживали. Вот почему они не могли менять человеческие тела и меняли только глаза, без которых не видели бы мира людей. Только мир демонов.
Судя по его намекам, мир демонов был не самым приятным местом.
— Тогда почему ты не взял мои глаза? — как-то, расхрабрившись, спросила Хината.
— Пока ты жива, связь с миром людей надежна, — отозвался он. — Глаза для этого не нужны.

Вариант арта

Связь между демонами и их жертвами была чрезвычайно сильной. Хината хотела бы узнать, как именно устанавливается эта связь, но случай спросить все не подворачивался.
Да и какая ей, в конце концов, разница.
Он не рассказывал, но она со временем поняла: те одержимые, которые не были жертвами демонов, все равно так или иначе подвергались их воздействию. Например, принимали эманацию от преследующего жертву демона, мысленный посыл. Вот почему Наруто начали сниться кошмары. Не исключено, именно такому воздействию подверглась Аннелиза — хотя, возможно, она просто была больна. Душевные расстройства вредят людям похлеще демонов.
Он не хотел вредить.
На мосту Хината была готова спрыгнуть, поэтому он появился перед ней, чтобы спасти. Она увидела его и смогла заговорить, она предложила сделку: он отвернет смерть от Недзи, исцелит его.
— Ты уже делал это для меня. Сделай это и для моего брата.
Взамен она примет его, безглазого демона, в свое тело — добровольно.
Она не знала, насколько интересным покажется демону такое предложение. Все, что она могла, насмотревшись на экзорцизмы и начитавшись про них, — надеяться на правильность своих догадок. Доверять интуиции. Ведь не зря же столько говорят о сделках с дьяволом. Духи любят заключать сделки, это есть в любой религии и мифологии. С духами можно договориться. Дать им то, что они больше всего хотят, то, чего не могут почувствовать, — тело из мира людей, как красивейший костюм на человеке-невидимке, который все будут видеть, даже если сам человек-невидимка остается прозрачным.
Не душу — зачем демонам души? Они не умеют ими распоряжаться и никак не связаны с процессом круговорота душ в ноосфере. Хината верила в реинкарнации, что ее частично христианскому мировоззрению тоже никак не противоречило: учение о перерождении душ было в раннем христианстве, его убрали из канона веры из-за политической невыгодности.
Нет, в сделках с демонами им всегда предоставлялось в первую очередь человеческое тело. Только вот, если это не было тело их жертвы, они не могли им должным образом распорядиться, как Хината узнала позже. Он не говорил прямо: там обрывок фразы, здесь фрагмент, и постепенно она собрала общую картину по кусочкам, как мозаику.
Проблема была не в чрезмерной заметности или невнятности речи, как в случае с насильственным вторжением в тело жертвы. Просто тела людей, не связанных с демонами узами жертвы, были слишком слабыми. Демоны не могли восстанавливать их с такой легкостью, да и сами тела не выдерживали их в себе, изнашивались куда быстрее, чем вырванные глаза жертв в демонических глазницах.
В случае с теми, кто мог призывать демонов и был заинтересован в сделках, было добровольное согласие.
В случае с жертвами — выносливость тела и способность восстанавливать его практически после любых полученных повреждений.
Для того, чтобы получить подчиняющееся идеально и практически вечное человеческое видимое тело со зрячими глазами, требовалось всего-то ничего — заключить сделку с жертвой. Чтобы она добровольно впустила демона в свое тело.
Он говорил, будто раньше такого не случалось. Скорее всего, просто не знал. А возможно, он просто был особенным. Остальные демоны, такие, как его брат, которого Хината увидела в кафе, потому что он всерьез намеревался убить ее и только чудом передумал, не собирались разговаривать с овцами. Жертва на то и жертва, чтобы убивать ее. Быстро — выдернуть глаза, а потом перерезать глотку. Или медленно — как убивал Недзи проклятый связанный с ним демон, выпивая жизненную силу по капле.
Хината со своим собственным демоном заключила договор — и верила, что он выполнит условия сделки.
Он спасет ее брата, а потом заберет ее тело. Тогда-то и придет время для настоящего сражения.
Она с самого начала ходила в собор с чисто наживной целью. Сначала — чтобы быть ближе к экзорцистам и узнать от них все, что можно. Теперь — чтобы развеять в святом месте остаточные эманации демона.
Ему самому святые места были не помеха — не тот уровень. Четвертая группа крови — сама по себе признак святости, да еще и призрачность, фактическое существование в другом мире. Но вот его эманации, разрушительные для человеческой психики, стены собора поглощали. Слишком много позитивной энергии, чтобы дуновение из другого мира смогло причинить вред.
И вот теперь он говорит ей:
— Без глаз я скорее сильнее своих собратьев, чем слабее. Я могу уничтожить весь наш род, — и Хината цепенеет.
Никаких экзорцизмов, думает она. Больше никаких настоящих экзорцизмов, если он не врет, вот как все могло бы быть. Никакой специальной науки для экзорцистов-харизматов или для католиков. Достаточно психотерапии и правильного лечения душевных травм. Никакой сверхъестественной мути, никаких больше жертв... ничего. Сколько жизней можно было бы спасти!
Если бы она знала раньше, попросила бы, как прежде, о спасении одного Недзи? Ведь уничтожение всех демонов предполагало бы его спасение автоматически, как выяснилось сейчас. Ее безглазый демон расправился бы со своими собратьями, со всеми, а потом бы получил ее тело и использовал бы его целую вечность, ходя среди людей, в привлекательном для всех демонов человеческом мире. И всем было бы хорошо. Может быть...
— Изменять условия сделки уже поздно, — он не читает ее мысли, Хината знает совершенно точно, но по коже бегут мурашки. — Тем более, мне, возможно, все равно придется это сделать.
Почему-то Хинате представляется осиное гнездо с кучей рассерженных обитателей, а потом он встает, переложив ее голову со своих коленей на диванную подушку.
— В соборе, где ты поешь, есть фреска. О низвержении грешников в ад, — уголки его губ чуть кривятся. — Среди демонов, к которым сбрасывают грешников, ты найдешь одного трудно различимого, с красными глазами. Если эта часть фрески отпадет, считай себя свободной от сделки.
Хината не сразу понимает, что это значит.
— Но как же...
— Стирать клейма с жертв мало кто умеет. Среди тех, кто на это способен, — глава нашего рода. Основатель. Сразиться с ним — все равно что со всем родом. Сил у меня на них достанет, с избытком. К тому же, мне надоело, как основатель обводит моего брата вокруг пальца, — по-прежнему ровный голос со слишком богатыми, непривычными модуляциями.
— Своего брата ты тоже убьешь? — Она пытается молчать, но не может.
— Нет. Я, как и ты, привязан к своему брату. Да и толику силы сэкономить не помешает. Может, исчезну чуть позже и успею что-то вбить в его голову.
— Исче... Исчезнешь?!
— Не могу гарантировать, что после этого Саске тебя не тронет, — продолжает демон Хинаты, — он может все равно попытаться. На этот случай я уже оставил защиту. Тебе достаточно будет посмотреть на него и велеть держаться подальше. Он послушается — такова сила моего воздействия. А твой брат, согласно условиям нашей сделки, останется жить. И вскоре пойдет на поправку. После чего вы заживете долгой мирной жизнью.
— Меня это не устраивает, — Хината сама не понимает, почему говорит это. Ей бы радоваться, что все так замечательно сложилось. Если останется всего один демон, и ей не придется становиться для него сосудом, если она и Недзи смогут жить дальше, в полнейшей безопасности, и ей не нужно будет больше бояться ничего сверхъестественного...
Почему тогда она не может с этим смириться?
— Ты... исчезнешь?
— Это происходит, когда мы тратим слишком много сил. Вот почему основатель не одобряет, когда мы сражаемся друг с другом. Вот почему существует само понятие жертв.
— Причем тут жертвы?
— Отвлекаясь на них и на созерцание человеческого мира, мы не рвем на части друг друга. Но так не могло продолжаться вечно. Мы — тупиковая ветвь развития. Рано или поздно появился бы кто-то такой, как ты.
Хината не понимает, о чем он говорит.
— Ты не просто донор для нас, как остальные. Ты готова пожертвовать всей собой. Дать демону человеческое тело и обличье, подарить ему человеческую душу. Ты благословенна, Хината, — это первый раз, когда он назвал ее по имени. — Следи за фреской.
— Человеческая... душа? — Она едва успевает за развитием событий. — Значит, у тебя... имя! Ты назвал имя своего брата. Назови и свое.
— Чтобы было кого поминать в молитвах? — усталая ирония. — Ты ведь нечасто молишься, Хината.
— Ты знаешь, как меня зовут. Я — нет. Это нечестно, — откуда и смелость берется, чтобы так с ним говорить.
Легкий вздох.
— Итачи. Хотя вряд ли тебе доведется звать меня по имени.
Хината все еще в бреду, поэтому не замечает, когда он уходит.
Хината видит: изогнутый лук луны и одновременно — луна, видимая ночью, бог смерти; солнечная богиня, скрывшаяся в гроте, чтобы позже выйти на свет.
Замызганный горчицей свитер, и люди с ангельскими утонченными лицами поют в хоре, она видела таких раньше, не в своем хоре, мирском, среди монахов или монахинь. Такие лица... отрешенные, и вместе с тем озаренные светом, будто видят больше, чем остальные, и улыбки. Они все время улыбаются, как невероятно эмоциональные глухонемые, общающиеся при помощи жестов, — вот почему их можно принять за ангелов.
Хината видит: красноглазые демоны, человеческие на первый взгляд фигуры, но все в черном, и среди них — Недзи, ее брат.
Хината видит: томатный сок переливается через край стакана и течет, течет, но на белоснежной поверхности стола нет ни пятнышка, будто сам стакан впитывает этот сок.
«От твоих слез распускаются цветы, — говорит ей демон — Итачи. — Ты благословенна».
Но она не хочет плакать, совсем не хочет.
«Сатанизм нередко и ошибочно называют идеологией, потворствующей жестокости и безответственному поведению, однако подобные утверждения расходятся с основами сатанинской этики, — серьезно утверждает младшая сестра Недзи и Хинаты, Ханаби. Неудивительно, что она пришла — самая цельная и уверенная среди них всех, Ханаби еще во время детских игр умела расставить все по своим местам и помирить Недзи с Хинатой, если те вдруг успели поссориться. В подростковом возрасте Недзи регулярно дулся на Хинату, а она не могла понять, почему. Но сатанизм?! Это-то тут причем? — О какой безответственности может идти речь, если, отвергнув само понятие дьявола, человек принимает всю полноту ответственности за свои поступки на себя? Я не верю в дьявола. Это всего лишь способ оправдать собственные многочисленные слабости — свалить все на Сатану!»
— Как же ты можешь быть сатанисткой, если даже не веришь в Сатану, — бормочет Хината.
«А Сатана здесь ни при чем. Бог никогда бы его не создал. Люцифер, Мефистофель, как там его еще называют... сказки. Сатану создали люди. Те, кто поклоняются ему и приносят жертвы, — больные на всю голову маньяки. С тем же успехом можно поклоняться изваянию какого-нибудь языческого божка. И напихивать в его полый живот вражеские внутренности. Настоящий сатанизм, основанный Лавеем, не имеет с этими сектами убийц ничего общего. Сам Лавей не верил в Сатану, он считал его всего лишь темной стороной человеческой натуры. И был совершенно прав».
— Значит, безглазых демонов... тоже не существует?
«Они не кара Господня, сестренка, и не Его бывшие сторонники. Ты уже поняла и сама — к Богу твои лучшие друзья отношения не имеют. Они как... инопланетяне. Существа с иного пласта бытия. Промежуточный вид, до сих пор не вымерший только по случайности. А над сатанизмом ты все-таки подумай. Разве это не здорово — самой нести ответственность за собственную жизнь? Большинство сатанистов, о которых я говорю, — атеисты и агностики, именно потому, что, вслед за Ницше, придерживаются идеи индивидуализма и личной ответственности».
— Если полагаться только на себя, то зачем вообще нужна какая-то религия?
«Не знаю, — Ханаби пожимает плечами. — Это же, в конце концов, твое подсознание шалит, не мое. Тебе и разбираться. Я вот считаю, что счастливому человеку религия не нужна. Он и без того ведет себя самым что ни на есть правильным образом, исполняет свое предназначение. Если это искреннее счастье, конечно. Даже в исповеди такой человек не нуждается. Она нужна только тому, кто чувствует боль, кто измучен, страдает или стоит на распутье и не может сам принять решение. Все религии, по сути, в этом повторяют друг друга, сестренка. Они — это бегство от жизни. Сатанизм — тоже не исключение. Его здравые идеи и правила почти дословно повторяют библейские заповеди».
— А что сатанизм говорит... про демонов?
«Ничего. Но я и без сатанизма могу рассказать тебе о демонах кое-что интересное. Ты же знаешь о происхождении этого слова? Само по себе оно обозначает сверхъестественных существ рангом ниже, чем боги. Сократ и его последователи отождествляли с демоном внутренний голос человека, совесть. В римской мифологии такому понятию соответствует гений, а в христианстве... угадай с трех раз, сестренка!.. Ангел-хранитель».
— А... нгел?
«Другими словами...» — начинает Ханаби, которой на самом деле тут нет, но закончить ей не суждено — Хинату будит знакомый звук. Трекер сна, установленный в фитнес-браслете, сработал.
Она больше не в бреду. Она спала какое-то время и теперь чувствует себя гораздо лучше.
А в ушах у нее до сих пор звучит голос Ханаби:
«Другими словами, демоны могут быть воплощением как чистейшего зла, так и первозданного добра».

Продолжение в комментариях.

@темы: Хината, Хината/Наруто, Гет, Неджи, Клип, Арт, Фанфикшн, Ханаби, Laora, Миди, Хината/Итачи

Comments

[Laora]

Часть вторая. Экзорцист

И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много. И много просили Его, чтобы не высылал их вон из страны той. Паслось же там при горе большое стадо свиней. И просили Его все бесы, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море.

Мк. 5:9-13

— «Bloody Mary»? — спрашивает парень за барной стойкой. Он смотрит на Хинату странно: видно, сюда редко заходят девушки, одетые в длинные платья, с полнейшим отсутствием косметики на лице.
— Какие-то проблемы? — интересуется Хината. Последние две недели она дерганая и неспокойная, даже больше, чем раньше. Она раз за разом доводила себя до предела — нервное истощение, отсутствие сна и пищи, жар. Неудивительно, что Наруто посчитал ее наркоманкой; неудивительно, что в конце концов это изменило ее, оставило следы, не могло не оставить.
Демон по имени Итачи изменил ее. Итачи сказал — если часть фрески с красноглазым демоном отпадет, можешь считать себя свободной.
Две недели прошло, а фреска цела и сейчас, и от Итачи — никаких вестей.
Не обязательно принимать наркотики, чтобы увидеть то, чего не видят остальные. Существует множество разновидностей транса — даже сон, и тот. Одна девушка в соборе рассказывала, что однажды ей приснилась страшная старуха. Эта старуха наносила ей на плечи продольные порезы, которые наливались кровью; а проснувшись, знакомая Хинаты и вправду увидела раны на своих плечах. Может, она нанесла их себе сама, кто знает.
А может, дело было в остаточных эманациях демона, сквозняке, просочившемся из мира безглазых демонов, когда рядом появился один из них, — не Итачи, кто-то другой, потому что, когда та девушка видела сон, она еще не была знакома с Хинатой.
Сейчас Хината не уверена, что сама с собой знакома. Прежде она не смогла бы говорить с людьми как Ханаби, ничего не боящаяся, ни перед кем не склонявшая голову, не верившая ни во что, кроме себя — и сатанизм ни при чем.
— Коктейль «Virgin Mary» вам больше подойдет, — бармен неожиданно улыбается. — Он безалкогольный, но тоже с томатным соком. Любите томатный сок?
«Он течет по моим жилам вместо крови, потому что я — жертва. Ты разве не видишь? Мне больше нечего терять, мне ничто не принадлежит.
И едва ли меня можно назвать непорочной Марией — я скорее кровавая Мэри. Если три раза произнести «Кровавая Мэри» перед зеркалом в темной комнате, она непременно появится... Кровавые Кости, Адская Мэри, Мэри Уорт, Мэри Уортингтон, Мэри Уолес, Мэри Лью, Мэри Джейн, Салли, Кэтти, Агнес, Черная Агнес, Мадам Сварт... Аннелиза Михель. Марена. Или Кагуя Кроличья богиня — почему бы и нет? Так ее называют — у нее много имен, и она показывает суженого на Хэллоуин, если в темном доме подняться спиной вперед по лестнице и провести перед зеркалом свечой. Только вот после этого вместо суженого в отражении можно увидеть череп — это значит, что умрешь до свадьбы...
Непорочная или кровавая — разница незначительна, как между проклятой и благословенной, между демоном и ангелом, да и существует ли она вообще? Проклята — только если отказываешься бороться за близких».
— «Bloody Mary», — настаивает Хината. Что-то не так. С ним что-то не так, с Итачи, от него нет вестей, никаких, а Недзи с каждым днем становится все хуже. Она не может изводить себя, как прежде, ей понадобятся силы. Раньше она не решалась использовать не то что наркотики, о которых думал Наруто, — даже алкоголь. Она и кофе-то не пила, только томатный сок.
Если смешать томатный сок с водкой, а потом повторить, и еще раз, и еще, — может, она узнает, в чем дело. Итачи говорил — особая связь, между демоном и его жертвой, и Хината верила. Даже сейчас.
— Парень бросил? — В обязанности бармена не входит болтать с посетителями, но днем в баре нет практически никого. Ему, наверное, скучно. И говорит он с искренним сочувствием — тем, чего так давно никто не проявлял, никто, кроме Итачи, с которым ей всегда было плохо, безумно, невыносимо. Ни она, ни он не были созданы для миров друг друга.
— Он спас мне жизнь, — Хината отвечает не сразу — только когда получает, наконец, свой коктейль и отпивает первый глоток. Следовало бы молчать, но она просто не может, не чувствует в себе сил остановиться. Она так долго носила в себе знание о демонах — как одержимость, а вместе с этим знанием, которое никому не сумеет открыть, — чувства. О них, в отличие от знания, она может рассказать. — Дважды.
— За это вы его и полюбили? — Парня за барной стойкой определенно можно назвать идеальным собеседником. Наверняка он разбивает немало женских сердец... А может, нет. Может, он говорит вот так только изредка, как Хината, с человеком, которого больше никогда не увидит.
— Любовь, — Хината задумчиво склоняет голову, — кто знает. Я жила с другим парнем. Мы собирались пожениться... скромная студенческая свадьба. А потом оказалось, что мой брат болен. Неизлечимо. Только он мог ему помочь, поэтому я... изменилась. Выбрала не ту профессию, которую хотел отец, после университета, рассорилась с ним... и с братом — тоже. Он не хотел, чтобы я ему помогала. Для него это... унизительно. Рассталась с парнем, потому что... Он бы со мной не смог. А потом... он подарил мне надежду.
— Тот, кто спас вам жизнь?
— Он пообещал, что поможет моему брату.
— И пропал, — прозорливо предполагает бармен. У него ногти длиннее, чем полагается: загнутые когти зверя, видит Хината, готовые разорвать, но через мгновение наваждение спадает. Она думает: этот парень наверняка любит собак, и нелогичная мысль дополняет такую же тяжеловесную, неправильную сейчас картину бытия. — Он разрушил вашу жизнь.
Хината моргает.
— Что?
— Он отбил вас у всех, кто на вас претендовал. У отца, у брата, у жениха... У смерти. А теперь — и у себя самого. Он превратил вашу жизнь в ад. Как маньяк, а вы — жертва. После всего этого вы его любите?
— Я...
Хината запинается.
«Загляни в себя».
Он прав, парень за барной стойкой. Итачи действительно «отбил» ее у всех, отрезал от целого мира. Она стала его жертвой, но покушался он не на ее глаза и не на тело, которое она, согласно сделке, пообещала ему отдать.
На то, что вне ее тела. На близких ей людей, на ее отношения с ними. Вольно или невольно — он разрушал все, к чему прикасался, но это было проклятием прежде всего для него самого.
Может, потому он и хотел исчезнуть. Демон, не желавший соблазнять свою жертву, не покушавшийся на ее душу, но все равно уничтожавший ее...
Нет.
Хината была не из тех, кто считает, будто невозможно довести человека до самоубийства или до того, чтобы он стал алкоголиком. Все возможно, у каждого свой запас прочности. Бывает так, что люди приобретают над другими людьми неограниченную власть: кораблики, захваченные штормом чужой стихии, которые швыряют туда-сюда по собственной злой прихоти неконтролируемые волны. Избавляться от этой власти тяжело, иногда непосильно, и нельзя винить кого-то в том, что он оказался слишком слабым.
Но Хината знала: Итачи не использовал власть над ней ей во вред. Да, она была его жертвой — в том смысле, который вкладывают в это слово безглазые демоны. Он мог убить ее — или не позволить ей умереть, восстановить ее тело, даже если оно будет разорвано на части, и он правда спасал ей жизнь.
При этом — не Итачи заставил ее петь в католическом хоре. Не Итачи сказал за нее: она может решать сама. Не Итачи настоял на том, чтобы она спасала брата методами, которые адекватному человеку показались бы попросту бредовыми. Не Итачи попросил Наруто расстаться с ней.
Не Итачи был инициатором сделки на мосту.
Это все был выбор Хинаты.
Итачи всегда предоставлял ей возможность выбирать — в отличие от отца, Недзи, Наруто. Итачи видел ее, а не свое представление об идеальной женщине, и даже не свое представление о ней, Хинате.
Итачи позволял ей быть собой, становиться собой — шаг за шагом, и она ни в чем его не винила.
Любила ли она его? И что такое, в конечном счете, любовь? Может, ее узнаешь, только когда теряешь?
Хината не хочет верить в то, что это правда.
Она допивает первую порцию коктейля, когда айфон в ее сумочке начинает вибрировать.
— Алло, — говорит Хината, не глядя проведя пальцами по сенсорному экрану.
Голос Наруто становится для нее неожиданностью:
— Хината? Приезжай в больницу. Недзи...
Он умолкает на полуслове, и айфон вдруг кажется ей невыносимо, невероятно тяжелым, чуть не выпадает из онемевшей руки. Запустить бы им в стену, думает Хината с внезапной злостью.
— Вызвать вам такси? — сочувственно интересуется бармен.
Хината молча тянется за деньгами.

[Laora]

***

Несколько дней назад ее попросили позировать для иконы — Дева Мария, кто бы мог подумать. Пресвятая Хината, признающая веру, но не религию, поющая в хоре, чтобы узнать больше о демонах и экзорцизмах. Демоны существовали, это она знала с детства, ей не нужно было верить в них. С остальным было сложнее.
Потому что ее личный демон оказался ангелом-хранителем, а сама она — распятой между двумя крайностями, и в конечном итоге это ни к чему не привело.
Она не смогла. Несмотря на все усилия, на обещание Итачи помочь; может, его на самом деле никогда не существовало? Она выдумала его себе, выдумала безглазых демонов, чтобы оставить место безумной надежде: Недзи будет жить. Во что бы то ни стало.
Но с выпавшим из спины куском мяса не живут. Слишком много крови, слишком слабый иммунитет: он с самого начала был уверен, что не выживет, и оказался прав. Только она верила в чудеса, как последняя идиотка, верила — мир не может быть к ней так жесток, и молилась в беседке у статуи Девы Марии, той самой, которую с нее решили написать...
— Хината, — Наруто молча привлек ее к себе, но Хината высвободилась. Она понимала, что должна быть благодарна ему. Он приехал к Недзи, хотя больше не жил с Хинатой, был ей — никто. Он позвонил ей и сейчас пытался утешить, потому что, должно быть, чувствовал за нее ответственность.
Возможно, он думал: когда Недзи умрет, она утратит опору. О ней некому будет позаботиться, и в пылу очередного «срыва», как он называл ее попытки увидеться с Итачи, она последует за братом.
А может, Наруто полагал — после смерти Недзи им с Хинатой никто не помешает.
Может, сам Недзи сказал: позаботься о ней.
От этой мысли Хинату передернуло.
Она должна была что-то сделать — сама, без чьей-либо помощи. Должна была увидеться с Итачи и узнать, в чем дело. Должна была предпринять хоть что-то, чтобы не сойти с ума — это было так больно, внутри, как кусок пустоты, воткнутый в сердце.
Она...
Коснулась еще теплой руки Недзи — он уходил от нее, оставляя ей только тело, как змея оставляет сброшенную кожу, как пылкий любовник сбрасывает на пол одежду. Он уходил, и его было не вернуть, никак, даже если он и был чьей-то жертвой, его демон не походил на Итачи и не собирался спасать его от смерти.
Уйдет и не вернется, никогда, никогда, слабеющий пульс, врач, который велел молиться, медсестры, равнодушные, но которым хватило такта выйти — каждый имеет право умереть так, в реанимации, в окружении родственников, пусть Наруто и не стал мужем Хинаты, Недзи признавал его, они нашли общий язык...
Потому что оба решали за нее ее судьбу.
И, при всей любви к ним, она не могла так, не могла, она бы охотнее смирилась с одиночеством, чем позволила бы кому-то навязывать ей свою волю или стала бы навязывать сама.
Но разве не навязывала она свою волю Недзи, когда сказала: живи? Когда сказала: борись, я вытащу тебя во что бы то ни стало? Он с самого начала был готов умереть.
Разве не навязывала она свою волю Наруто, когда сказала: оставь меня? Но его переубедить было далеко не так просто, он не ушел даже после насланных близостью Итачи кошмаров.
Два трупа были у нее, Хинаты, два трупа соревновались, кого она больше любит, и один был братом ей, связанным через казенный дом, а второй — возлюбленным, вот только не его она любила.
Истина заключалась в том, что любимого человека она бы не смогла защищать, она попыталась бы — убить, и, не встретив сопротивления, признала бы: мое.
Истина заключалась в том, что это она, Хината, была демоном, проклятием, монстром, а Итачи был для нее единственной достойной жертвой.
Единственным, кто мог бы остаться в живых; кто оставался — до сих пор, потому что заветная фреска была цела, потому что его жизнь была ей важнее всего, и она ненавидела себя за это.
Хината, с которой писали Деву Марию, которая ходила на встречи католической молодежи и общалась с экзорцистами.
Хината, которая, в отличие от пожилой женщины, торговавшей у церкви, всегда могла войти в собор. Как-то раз она видела эту женщину, стоявшую у входа и рукой чертившую странные знаки: наверное, она была ведьмой, потому что в собор на памяти Хинаты не ходила никогда. Может, ее тоже задели эманации демонов...
А Хинате эти эманации были навредить не в силах, она сама вредила. Это она разрушала все, чего касалась, потому что была она — клинок. Не та, кем ее все считали.
Только Итачи знал ее настоящую — он, слепой, видел больше, чем зрячие.
Он ушел от нее и сказал, что не вернется, а сейчас уходил — Недзи, которого Итачи пообещал спасти, и это была ее вина.
Хината закрыла глаза. Алкоголь все еще кипел в крови, но это бы и не понадобилось: нервное перенапряжение давало о себе знать, ее подташнивало, тело казалось тяжелым и неповоротливым. Еще немного... совсем чуть-чуть. Только бы Наруто не поспешил приводить ее в чувство! У нее должно быть достаточно времени, чтобы успеть... чтобы вернуть.
Чтобы не дать Недзи уйти слишком далеко.

[Laora]

***

Хината не была уверена, что у нее получится: в мире полубреда, в который было не так-то легко попасть, она могла видеть Итачи — безглазый демон, повелевающий жизнью и смертью, он изначально был энергетической, а не физической формой жизни. Тем самым нечистым духом, о которых сказано в Библии: имя нам легион.
Но никого, кроме Итачи, она не встречала. Она могла поверить в призраков и то, что человеческую душу видно, когда та отделяется от тела, — рядом с безглазыми демонами случались вещи и похуже, материальный мир отторгал их, выворачивался наизнанку, будто самим своим существованием демоны попирали его законы, ломали установленную раз и навсегда систему.
Поверить и убедиться — это разные вещи, потому, увидев рядом с собой полупрозрачного Недзи, Хината чуть не закричала в голос. Нет, на такое она определенно не рассчитывала. Она хотела просто найти Итачи, спросить у него, где он ходит все это время, что вообще произошло, он ведь был жив, должен был быть, так куда пропал? Вариант, будто он ее обманул, Хината даже не рассматривала.
Да, она хотела вернуть Недзи, хотела увидеть его здесь и заставить вернуться, но и подумать не могла, что у нее действительно получится.
Неудивительно, что Недзи опомнился быстрее нее.
— Где мы? — Он деловито осмотрелся по сторонам. Хината молча последовала его примеру: рядом с Недзи всегда было проще молчать, чем говорить. Он заставлял ее собраться, неважно, дулся ли на нее или лежал в больнице. — Это сон.
Последняя фраза прозвучала скорее утверждением, чем вопросом, и Хината подумала: он, наверное, и не помнит, что умирал.
Она огляделась сама: высокие своды каменного зала, виднеющийся неподалеку пустой каменный трон, стены и пол, исписанные незнакомыми ей знаками.
Что-то было не так. Раньше, находясь на краю сознания, она оставалась там же, где погружалась в транс, только рядом был Итачи. Держал ее голову на коленях, гладил по волосам, опускал упоительно прохладную руку на лоб, потому что ей было плохо, очень плохо, и только он мог ей помочь — в такие моменты он нес ее на руках, как в притче про человека, ангела и две цепочки следов.
Может, она смогла бы увидеть его, и не доводя себя до края. Может, и смогла бы, если бы лучше разобралась в трансах и в том, как в них погружаться, а не в экзорцизмах, но для этого Хината была слишком слаба. Делая жертвами других, она сама становилась жертвой; думала о войне, не о мире, и не могла измениться.
Или думала, что не могла.
— Это мир безглазых демонов.
Хината не сразу узнала собственный голос. Здесь он звучал иначе, расщеплялся на составляющие, но при этом оставался прежним.
— Мы попали сюда, потому что связь между демоном и его жертвой работает в обе стороны.
— Демоны, — пробормотал Недзи. — Только их мне для полного счастья не хватало. И так всякая чушь снится — то меня кольями какими-то протыкают, то дерево какое-то из единственного плода на глазах вырастает... Прямо Джек и бобовое зернышко. А это что такое?
Хината посмотрела, куда он указывал — и обомлела.
На стенах, освещенных исходящим от потолка приглушенным красным сиянием, были не только знаки.
Еще там была она. Множество на удивление ярких, отчетливых изображений — Хината в черном платье с открытыми руками и подобием чалмы на голове, молитвенно сложившая руки; Хината, сидящая на троне, с черепом в руках и отрубленными головами на подлокотниках; Хината в длинных развевающихся одеждах и струящимися за ней по полу волосами.
Не Дева Мария, не Небесная Царица; в соборе с нее решили написать икону, а здесь она несла смерть и покровительствовала пустеющему миру.
«Это две стороны одной монеты. Мы все... живем где-то посредине. На ребре».
— Гамлет. Или Матильда из «Красного и черного» Стендаля... королева Маргарита, которой Матильда подражала. А может, Саломея — или Юдифь, — Недзи был атеистом, но хорошо разбирался в мировой литературе и культуре — в его кругах не знать некоторых вещей считалось просто странным. — Отрубленная голова или череп в руках — часто опасный звоночек. Гамлет убивает практически все свое окружение, Маргарита, Саломея и Юдифь тоже несут смерть.
— И Кровавая Мэри, — согласилась Хината. — Но они не обязательно... убивают. Иногда их женихи просто умирают до свадьбы, и они оплакивают их...
— Для того, кто нарисовал это, ты стала Мадонной, — Недзи глянул на нее через плечо. — В его собственном понимании. Странный сон.
Хината не могла сказать ему, что это не сон — она сама была не уверена. Сны оставались для нее загадочным явлением с тех пор, как в ее жизни появились безглазые демоны.
Когда ей приснился сон про ребенка, которого она родила, с пугающим взглядом красных глаз, Хината сказала Наруто: пора расстаться. Она больше не хотела обманывать — ни его, ни себя.
— Темная Мадонна, — пробормотала Хината. — Если это нарисовал Итачи, он должен быть где-то здесь.
— Итачи? — Недзи вопросительно приподнял брови. — Даже для сна это уже слишком. Преследователь, который рисует мою сестру на стенах в заброшенных зданиях... хорошо еще, не приснилось, что он держит тебя в клетке с игрушками. Идем, поищем его. Хочу с ним поговорить, — он закатал рукава, ухмыляясь так, как всегда, когда поддевал Хинату, еще с подросткового возраста — Ханаби приходилось их мирить.
Давно она не видела его таким.
— Он не преследователь, — Хината заметалась, не зная, куда идти. — Он... мой ангел-хранитель.
— Мрачноват что-то для ангела, — Недзи кивнул на фрески, которые рисовал Итачи — никто, кроме него, не мог этого сделать, Хината была уверена. — Скорее на сталкера с художественным образованием похож. Интересно, почему ты его так защищаешь. Я-то думал, тебе нравится Наруто.
— Я с ним рассталась.
— Потому что не хотела быть ему обузой, грузить его своими проблемами. Не навались на тебя столько — ты бы никогда его не бросила. Я верю в это так же, как и он, — Недзи неожиданно улыбнулся. — Когда все закончится, вы сойдетесь снова. Наруто не умеет отступать.
— В жизни — быть может, — Хината остановилась, прислушиваясь к собственным чувствам. Связь между безглазым демоном и его жертвой помогла ей перенестись сюда; связь и должна была подсказать, где находится Итачи. — Я понимаю его. Я сама не умею отступать, даже если терплю поражение за поражением, и горжусь ими чуть ли не больше, чем своими победами. Поражения большему меня учат, поражения придают мне сил. Это как аквариум с черными и белыми шариками — чем больше черных вытащишь, тем больше останется белых. А черные шарики со временем перестанут казаться такими неприятными — потому что будешь знать, как с ними справиться. Но это до тех пор, пока речь не заходит о других... людях. Я не властна над ними, над тем, что они предпримут и решат, — только над собой. И они не властны надо мной. Отношения можно строить, только если оба это понимают. Странно, что именно с Итачи у меня установились такие отношения, ведь у нас все, казалось, было расписано заранее. Я — его жертва; он должен был убить меня, или забрать мои глаза, или сначала забрать глаза, а потом убить. Но он не сделал этого, поломал иерархию отношений, и я поломала вслед за ним — когда предложила ему забрать мое тело.

[Laora]

— Я набью ему морду, — проникновенно пообещал Недзи. Сейчас он, обычно циничный и спокойный, до странного напоминал Ханаби — возможно, потому, что для него все происходило во сне. — Если он согласился.
— Согласился. Но не в том смысле, в котором ты думаешь. Я предложила ему вселиться в мое тело и жить в нем.
— Он же мужчина, — Недзи вытаращился на Хинату так, будто ничего нелепее в жизни не слышал. — Как ты себе это представляешь?
— Это только догадка, — протянула Хината задумчиво. Она по-прежнему не знала, куда идти. Связь между ней и Итачи не давала о себе знать — оставалось только довериться интуиции. — Пойдем направо?
— Давай.
— Я думаю, безглазым демонам легче вселяться в тела женщин. Вроде Аннелизы Михель. Не знаю, с чем это связано, — Хината отдавала себе отчет в том, что Недзи мало понимает в ее словах, но ей нужно было выговориться — как сегодня, чуть раньше, за порцией «Кровавой Мэри». Только более полно. — Но большинство одержимых обычно — женщины. Об этом свидетельствует церковная статистика. Если говорить о психосоматике, возможно, женщины больше подвержены нервным стрессам и заболеваниям... особенно в наше время, когда им приходится не только заниматься домашними делами, но и работать наравне с мужчинами.
— Мужчины тоже берут на себя домашние дела, — возразил Недзи. — Наруто...
— Не все такие, как Наруто. Дело в том, что женщины обычно и не возражают против подобного положения вещей. Некоторые не возражают даже против того, чтобы их мужья не работали. Они строят свою жизнь сами — зарабатывают, возятся по хозяйству, терпят придирки обуз-мужей. Зачем им это? Все дело в нашей культуре. Даже в Библии сказано — «да убоится жена мужа своего». Апостол Павел, бывший римлянин Савл, которому приписываются эти слова, относился к женщинам уничижительно — этого требовала от него римская патриархальная культура. Современное христианство во многом осталось на том же уровне развития, как тогда. Прихожане в основном — женщины, и им внушают: слушайтесь мужей. Подчиняйтесь мужьям. Эти женщины делают для храмов больше, чем многие мужчины, но их редко канонизируют как святых. Большинство святых — мужчины. Женщинам же говорят: без мужчин рядом вы неполноценны. Вы не сможете ничего добиться. И это несмотря на то, что за каждым великим мужчиной истории стояла великая женщина — без женщин мужчинам бы уж точно пришлось бы туго. Но наша культура до сих пор хранит нелепые пережитки прошлого, и незамужние одинокие женщины изводят себя, а не одинокие зачастую терпят оскорбления и даже побои от своей пары, свято веря: вместе с таким лучше, чем одной. Неудивительно, что демоны избирают их, чтобы вселиться в их тела, а если не демоны — то психические расстройства. Наше общество поддерживает женщин в разы меньше. Единицы прорываются на самый верх собственным трудом, не усилиями какого-то мужчины, и не позволяют себе сдаться.
— И ты думаешь, этому... Итачи будет легче вселиться в тебя, потому что ты девушка? — Недзи посмотрел на нее скептически.
— Он не человек. Условности пола для него мало что значат. Может, я вижу его мужчиной, потому что захотела видеть таким. Или потому что таким он захотел мне показаться. Он не презирает меня за то, что я женщина, и не считает зазорным поселиться в моем теле. Тебя ведь это волнует? — Хината глянула на брата. Недзи пробурчал что-то себе под нос. — Его устраивает мое тело в большей мере, чем любое другое, еще и потому, что я предназначена ему в жертву. Он может излечить меня от любой болезни, даже смертельной. Может уберечь от несчастного случая... да от чего угодно. Он уже это делал, и я в долгу перед ним.
— Настолько, что решила себя угробить? — Недзи рассматривал стены, но Хинате казалось, будто она чувствует на себе его обвиняющий взгляд. — Или это он попросил? Устроил тебе какое-нибудь Благовещение, не зря вон Мадонной рисует... с черным вороном вместо белого голубя.
— У тебя ужасное чувство юмора, — подумав, отозвалась Хината. — Нет. Он ни о чем не просил. Я пришла к нему сама, и мы заключили сделку. Не совсем честную, впрочем — я собиралась изгнать его из себя. Харизматы научили меня некоторым экзорцизмам, сами того не зная. Я смотрела на них и училась... Хотя никогда не применяла то, что услышала, на практике. Наверное, и к лучшему — мне вряд ли удалось бы. Но я должна была рискнуть.
— И он согласился на сделку?
— Он собирался сделать то, о чем я его попросила... и умереть. Он не хотел брать мое тело.
— Понятно, почему, — хмыкнул Недзи. — Судя по этим фрескам... по тому, что он не убил тебя, как должен был. Одного я не понимаю: почему не Наруто? Ты сама признала, что он лучше большинства мужчин.
— Я не люблю его, — просто сказала Хината. — Не знаю, любит ли он меня, но в любом случае... вряд ли — по-настоящему. Настоящая любовь всегда взаимна. Невинная влюбленность, перетягивание каната и дележ интересов — это все не то. Наруто хороший человек, очень светлый, но... между нами нет связи. Я ее не чувствую.
— Связи жертвы и демона между вами точно нет, — Недзи продолжал осматриваться: зал, по которому они шли, казалось, тянулся бесконечно.
— Ты прав, — Хината на мгновение замедлила шаг. — Между нами будто... эмпатия. Мы как продолжение друг друга — знаем все намерения. Доверяем. Может, поэтому я на самом деле так хотела его увидеть. Ради себя. Может, поэтому я сейчас здесь — с ним ведь что-то случилось. А я не могу его потерять.
Недзи тяжело вздохнул.

[Laora]

***

Они шли не так долго, когда Хината заметила впереди что-то на полу. Вернее, кого-то — сердце пропустило удар.
Хотя вряд ли здесь у нее могло быть сердце.
Она не была особенно хороша в спорте и едва ли быстро бегала, но здесь все было немного по-другому, не так, как в материальном мире. Может, как раз сила мысли или желания помогала тут передвигаться; может, поэтому Хината и опередила Недзи, раньше него подбежав к лежавшему на каменном полу нечеловеку.
А может, ее брат отстал нарочно. Резкий и даже грубый, порой он проявлял удивительное чувство такта.
— Итачи, — Хината наклонилась над ним. Это и правда был Итачи — неподвижный, пришпиленный к полу длинным мечом, как бабочка, нанизанная на иголку.
Он был жив — вздрогнул, когда Хината подбежала к нему. И сказал:
— Тебе не следовало приходить. Сделка разорвана.
Его голос звучал очень спокойно, с легкой ноткой надменности — не понять, что чувствует, о чем думает.
— Твой брат — не моя жертва, поэтому я не могу исцелить его. Он был жертвой для моего брата. Но мой брат тоже не исцелит его — он мертв.
Хината присела рядом с Итачи на корточки, неосознанно провела рукой по его губам, пытаясь стереть запекшуюся в уголках рта кровь.
— Он умирает не потому, что назначен в жертву одному из нас. И клеймо жертвы было стерто не из-за воли основателя. Его больше нет. Пока мы с тобой искали выход, один из нашего рода захватил его место и убил моего брата как преемника основателя. Поэтому клеймо жертвы не стоит на твоем брате — так случается, если кто-то из нас умирает, не успев заполучить жертву. Так что, когда твой брат умрет, можешь не винить себя в его смерти. Больше мне нечем тебя утешить.
Вслед за пальцами Хинаты потянулись, осыпаясь, засохшие фрагменты его кожи, и она не удержала крик.
— Они напали на меня все вместе. Не смог... отбиться, — сказал Итачи. Тут она заметила, что и его губы начинают крошиться. — Быстрее уходи. Ты не должна быть здесь.
— Я сама решу, где мне быть, а где нет.
В ее голосе зазвенела сталь, и Недзи, до этого слушавший с пораженным выражением лица, глянул на Хинату так, будто раньше не видел.
— Ты сказал, что без глаз даже сильнее — у тебя есть связь с живой жертвой. Со мной. Ты не «не смог» отбиться. Ты не захотел. Ты шел сюда не выполнять данное мне обещание, ты шел умирать. Так вот, — Хината сжала зубы, — я не позволю этого, слышишь?! Моя очередь быть для тебя ангелом-хранителем.
Итачи, кажется, собирался возразить, но не успел — раздались многочисленные шаги, которых Недзи и Хината раньше и близко не слышали, хотя достаточно давно шли по необъятному каменному залу.
— Жертвы, — зазвучал мужские голоса. — Жертвы. Жертвы. Убить их! Разорвать! Вырвем их глаза! Жертвы! Жертвы! Пир!
Она должна была почувствовать страх. Она, правда, должна была.
Год за годом она теряла то, чем дорожила раньше: хорошие отношения с отцом. Уверенность в том, что сложится семейная жизнь с Наруто. Престижную профессию. Наконец, брата — его она теряла долго, по кусочкам, пока ей не остался только его дух. И так же, по кусочкам, она должна была потерять Итачи — вместе с духом брата и собственной жизнью.
Только ее это уже не могло испугать.
Она не вспомнила то, чему училась у экзорцистов или читала в Сети. Ей было не до того.
— Имя вам — легион. Выйдите из этой страны!
Только это она и сказала, помня про первого одержимого из Библии, который был — не женщина, мужчина, потому что среди безглазых демонов, скорее всего, не осталось женщин.
Женщины стали их жертвами.
Так и было, поняла Хината вдруг, видя и не видя окружившую их толпу.
Жертвы были потомками основательницы демонического племени, их великой Матери, их Темной Мадонны. Она была женщиной. И после ее ухода они узрели пророчество: одна из жертв, тоже женщина, положит конец существованию безглазых демонов, которые управляют жизнью и смертью.
Две тысячи лет назад один из потомков той женщины, в ту пору скрывавшихся от людей, совершил первый экзорцизм.
Тысячу лет назад они перестали скрываться, потому что не хотели больше быть жертвами. Они пошли к людям, чтобы получить защиту: ведь никто не может справиться в одиночку.
Никто не может...
Добывать себе глаза стало сложнее. И тогда демоны, лишенные радости видеть мир людей, начали убивать друг друга.
Новым демонам неоткуда было взяться, а их души были смертны — в отличие от бессмертных человеческих, перерождающихся раз за разом. Медленно, но верно безглазые демоны шли к тому, чтобы уничтожить свой род; не хватало только того, кто поставит последнюю точку.
Потомка их Матери.
— Выйдите вон, — сказала Хината. Ее голос, приобретший нездешнее звучание, прозвучал чисто и сильно.
Демоны закричали — все, кроме Итачи. Они кричали и, как он, осыпались прахом, отшешуливающейся кожей, только намного быстрее, пока не исчезли совсем, а прах их не развеял налетевший ветер, которого здесь не могло, не должно было быть.
— Экзорцист, — постановил Итачи негромко. — Ты справилась. А теперь уходи. Мой род мертв, и я должен к ним присоединиться.
— Тебе же сказали — она против, — дал о себе знать Недзи. — Попробуй переубедить мою сестру, это еще никому не удавалось. Она милая и скромная... но всегда добивается того, чего хочет.
Хината молчала.
Харизматы верили, что от Святого Духа можно получить девять даров, среди которых числились глоссолалия и дар чудес. Вместе же все эти дары образовывали самый драгоценный, десятый: получивший этот дар обладал и всеми остальными.
Любовь.
Нет, Хината не была экзорцистом. Она просто...
— Вставай, — Хината сжала руку Итачи, будто передавая ему знак мира на службе в соборе. Одновременно с этим Недзи взялся за лезвие, пригвождавшее его к полу, потянул вверх.
Итачи закашлялся кровью, яркой, как томатный сок.
— Я не могу исцелить тебя, — сказал он Недзи. — А вы не можете исцелить меня.
— Черта с два! — заявила Хината. Теперь и в своем голосе она слышала знакомые нотки — так говорила Ханаби, ее лучшая в мире сестра, полагавшаяся только на себя, в полной мере несущая ответственность за свои поступки. — В моем мире ты можешь восстановить мое тело. Значит, в твоем я могу восстановить — твое! Такова связь между демоном и его жертвой.
— Принцип связи... — начал было Итачи, но Недзи его перебил:
— Я так понял, демон может забрать тело своей жертвы? С ее согласия. И восстановить это тело, оживить его, даже если оно уже умерло. Поскольку ты — последний демон, все жертвы автоматически могут принадлежать тебе. Например, я. Думаю, мое время там, в нашем мире, давно вышло. И не больно-то хочется продолжать его, если честно. Не знаю, что за гранью, рай или ад, небытие или перерождение, но я давно готов заглянуть туда. А ты — будь счастлива... с тем, кого любишь, Хината. Позаботься о ней, — Недзи сказал Итачи именно то, что, как Хината представляла, раньше говорил Наруто, и, прежде, чем она успела сообразить, сжал свободную руку Итачи — своей.
А потом мир вокруг них изогнулся дугой.

[Laora]

конец

***

Врач что-то кричал про чудо, когда Хината очнулась. Наруто бережно поддерживал ее за плечи, но она едва ли видела его.
Она смотрела на Недзи.
Он сидел в кровати, и страшная рана на его спине, там, где выпал кусок мяса, зарастала на глазах.
— Сила молитвы, — старшая медсестра перекрестилась, во все глаза глядя на Хинату. — Это же с тебя будут писать икону в нашем соборе? Я только теперь тебя узнала... ты благословенна, девочка.
Не я, хотела сказать Хината. Я тут ни при чем.
Но она не могла ничего сказать, не могла отвлечься от Недзи, который рассматривал кровь на своих дрожащих руках, будто боялась, что он исчезнет.
Потом он посмотрел на нее в ответ — человеческими глазами, и на его губах появилась знакомая странная улыбка.
Будто он делал над собой усилие, чтобы улыбнуться, но при этом был искреннее, чем большинство людей, которых Хината знала.
На вкус эта улыбка была как томатный сок.

***

Ханаби догадается, подумала Хината. Может, Наруто и нет, а Ханаби — так точно.
Но это было не так важно: горечь и радость смешались в сердце, потому что ничто не вечно в мире, ни страдание, ни счастье.
— Пойдем, — сказал Итачи, демон, получивший человеческую душу.